Дети Атлантиды

Ферн не могла ясно и четко мыслить. Она оцепенела от всего случившегося: от появления Элаимонд, от уничтожения Пигуиллена, от того, что случилось с Рэггинбоуном и Лугэрри. Идол сидел на своем месте, безобразный, злобный и неумолимый. Его основание задрожало, когда Элаимонд стала закрывать трещину в стене, когда кирпич лег к кирпичу и штукатурка покрыла стену поверх шрама на том месте, где была трещина. Ферн действовала быстро. Она была в таком отчаянии, что уже ничего не боялась. Ее голос прозвучал на весь дом, как команда. Уилл вбежал за ней в гостиную. Элаимонд повернулась на каблуках.

— Эзмордис, — сказала Ферн. — Иди ко мне. Я вызываю тебя. Эзмордис!

Элаимонд крикнула:

— Нет! — и быстро заговорила на неизвестном языке, который звучал для Ферн, как отголоски множества разных языков. Это язык атлантов, подумала она. Но Элаймонд, выведенная из равновесия, стала неправильно произносить слова, и позади идола, за его пустыми глазами начало разгораться, становясь с каждой минутой сильнее, холодное голубое пламя. Глаза идола ожили, а губы шевельнулись, напрягаясь для речи.

— Фернанда, — сказал он, и почему-то в это мгновение она вспомнила о бесплодной пустоши под звездами. — Ты все хорошо сделала, Фернанда.

Он думал, что это ответ ему. Он не знал, что она вызвала его для себя.

— Элаймонд.

Элаймонд не отвечала. Ее глаза были крепко закрыты, все тело содрогалось от ужасного напряжения. Левая рука с ключом была прижата к груди так крепко, что кости прорвали кожу и торчали наружу, как кости скелета. Ферн ощущала энергию, пульсирующую в Лоудстоуне, она увеличивалась, и воздух вокруг ощутимо потяжелел. Уилл, незаметно спрятавшийся позади Элаймонд, отлетел в сторону, будто его кто-то толкнул.

— Ты не можешь этого сделать, — сказал идол. — С этой силой тебе не справиться. Неизвестно, поможет ли тебе ключ. Он не будет тебе подчиняться. Ты не добьешься власти без моей помощи.

Но Ферн сразу же поняла, что его слова не имеют смысла. Лоудстоун — это источник уникальной силы, и Элаймонд не нужна власть, ей нужно только открыть путь. Древний Дух, как поняла Ферн, совершил роковую ошибку. Он предполагал, что камень способен отвечать на реально существующие мысли и чувства. Но камень не думал. Он просто был! Ее поразило, что Эзмордис видел в нем противника, которого надо разгромить и покорить, а не сущность другой вселенной, попавшей благодаря какой-то случайности в иное измерение и спрятанной в камне, как и Дух спрятан в своем передатчике. Ему следовало бы поинтересоваться современной физикой, подумала Ферн, и обнаружив такой пробел в его мышлении, она почувствовала себя гораздо увереннее. Однако воздух, неожиданно ставший очень тяжелым, затруднял ее дыхание, затуманил рассудок и задушил ее последнюю надежду.

Но Элаймонд понимала сущность камня. Она была смертной, в ней жили гены атлантов, в которых были и сила и алчность. В ней родилось понимание. То, что она держала в руках, было не только ключом, но и осколком той наковальни, на которой выковывалась ее душа. В Элаймонд и вокруг нее зрела нарастающая сила. Волосы ее разметались в стороны, испуская в плотный воздух микроискры энергии, мышцы лица спрессовались, и кожа обтянула скулы и челюсти.

— Элаймонд, — сказал идол. — Ты во мне нуждаешься! — рычание его голоса, казалось, идет из глубины земли. Ферн даже почувствовала, как дрожит пол под ногами, но ведьму уже нельзя было остановить. Она спрятала ключ на груди, точно у сердца, с трудом подняла руки, будто тяжесть воздуха не давала ей легко сделать это движение, и затем с силой стремительно взмахнула рукой в сторону идола. В вязком воздухе, как по воде, пошли мелкие волны, каменный рот идола раскрылся и стал черной дырой, откуда вырвался крик, похожий на вой ветра в бурю, лаза его выпучились, как будто их выталкивали из орбит. Затем треснула голова, трещина быстро спустилась вниз к торсу, и раздался взрыв, от которого статуя раскололась на куски, разлетевшиеся по всей комнате. Каменные осколки вонзались в стены и в обивку мебели. Один из них порезал щеку Элаймонд, но на ней не появилось ни капельки крови, Ферн вжалась в стену. Ведьма непроизвольно дрожала, в испуге от энергии разрушения, которую она сама выпустила на волю. Но Эзмордис ушел. Передатчик был разрушен, и у Джейвьера не оставалось возможности для управления.

Когда Ферн пришла в себя, она увидела, что Уилл скрючился у ее ног, а над ними возвышается Элаймонд.

— Мне безразлично, — сказала она им, — что с вами будет. Теперь вы для меня ничего не значите.

Она, как тисками, сжала руку Ферн, схватила Уилла, протащила их через холл, столкнула по лестнице в подвал и заперла за ними дверь. Уилл был слишком напуган, чтобы сопротивляться, а Ферн все еще не оправилась от дурноты и головокружения.

— Могло быть и хуже, — сказал Уилл, — она мог ла бы нас заколдовать. Мы с ней не справимся.

— Нет, но… — Ферн все еще сражалась с туманом в голове. — Я думаю… Я думаю, что она себя переоценила. Рэггинбоун был прав, она дойдет до крайности.

Ферн села на пол и пыталась собраться с мыслями.

Уничтожает Пигуиллена, превращает Рэггинбоуна в камень. Да еще вызывает адских собак для погони за Лугэрри. Все это — сверх необходимости. Пигуиллена вообще не нужно было умерщвлять, он ничего не мог ей сделать. Да и с другими можно было поступить по-другому. Она — мстительная и неуравновешенная, эти чувства ее погубят. Она не собиралась так поступать с идолом. А теперь, теперь у нее есть все, чтобы открыть Врата… Нам она не причинила зла просто потому, что не хочет тратить на это силы. Боится, что с ней случится то же, что и с Рэггинбоуном, страшится потерять свое могущество. Ее пугает то, что она может всего лишиться. Но прежде, чем она решится открыть Врата, она должна будет немного отдохнуть. Это дает нам немного времени.

— Время… для чего? — спросил Уилл.

— Убежать отсюда, — ответила Ферн.

— А потом?

— Не задавай трудных вопросов, — сказала Ферн, улыбнувшись. — Сначала нам надо выбраться.

Существовало три выхода из подвала. Дверь была неподвижна, они слышали, как Элайсон запирала задвижку. Под потолком были два маленьких окна, которые находились вровень с землей, но если бы даже Уилл вытянулся во весь рост, он бы до них не достал. И больше не было никакого отверстия наружу.

— В одном доме на юге, где мы отдыхали однажды летом, из подвала шел подземный ход. Им пользовались контрабандисты.

— Вряд ли здесь когда-либо были контрабандисты, — ответила Ферн. — Как бы то ни было, в нашем доме такого секретного хода нет, иначе ты бы его давно нашел. Нет. Надо подумать об окнах.

С трудом удалось придвинуть под окна стеллаж с винными бутылками, Ферн, правда, боялась, что бутылки, в которых плескалось вино, разобьются, но Уилл настаивал на том, чтобы бутылки остались в стеллаже, потому что они придавали ему устойчивость. Но даже с этой подставкой до окон было добраться нелегко. Несколько раз Уилл срывался, и Ферн, поддерживая его, не обращала внимания на словечки, которые он произносил в этот момент. И все это время они чувствовали, как их подхлестывает тревога. Они понимали, как важно сейчас выбраться из подвала. Им некогда было грустить о Пигуиллене и Рэггинбоуне, некогда было думать о Лугэрри. Они должны выбраться, что-то сделать, хотя что делать и как, они не знали. Если им не удастся остановить Элаймонд, это никому больше не удастся. Просто больше никого не оставалось. Наконец Уилл был у окна.

— Оно закрыто, — сказал он.

— Разбей его, — сказала Ферн.

Уилл, насмотревшийся по телевизору триллеров, снял майку, что в его положении было довольно сложно сделать, обвязал ею руку и ткнул в стекло. Но стекло, хоть и было старым, оказалось очень неподатливым. Уилл ударил несколько раз, но ничего не добился, а только поранил пальцы и разозлился.

— Я не могу как следует размахнуться, — сказал он сестре, — передай-ка мне бутылку.

Мысленно попросив прощения у отца, Ферн подала брату бутылку. Вслед за этим раздался удар, который не должна была услышать Элаймонд, звуки падающего стекла и ошеломительный запах разлитого вина.