Элитное подземелье

Марина Туровская

Элитное подземелье

Глава 1

Семья моя

Умерла моя тетя. От передозировки. То есть к этому все и шло, слишком бомондскую, и одновременно богемную, жизнь она вела.

Тетя Катя в свои сорок лет выглядела на двадцать восемь. Невысокая, хрупкая, с большими сиреневыми глазами, с бровями и овалом лица киногероинь начала двадцатого века, модная художница, она почти всегда носила воздушные шелковые одеяния и тяжелые золотые браслеты на тонких руках.

Считалось, что она полностью там, в искусстве. При одном виде Катерины удачливые мужчины втягивали животы и доставали пухлые портмоне, желая облегчить жизнь этой нежной бабочке с мечтательным взглядом.

Пейзажи тети Кати шли в салонах и вернисажах «на ура». Тетя рассеянно брала деньги за свои прозрачные картины. Казалось, она даже не знает, сколько ей дали денег и за что. Вот все это было сплошным, досконально и творчески продуманным обманом.

Тетя Катя имела постоянного богатого любовника, идеальную по планировке и дизайну квартиру и счета в трех банках. Дачей ее был особняк, обставленный антиквариатом, а заработанные деньги она аккуратно пересчитывала, записывая получившуюся цифру в специальный реестр.

Я это знала. Я была ее любимой игрушкой. Меня она не стеснялась, говорила все как есть, хотя следовать ее путем никогда не советовала. У нас было абсолютное взаимопонимание.

Только с наркотиками оказалось сложнее. Когда ее «припирало» или точно было известно, что сейчас привезут дозу, тетя Катя выгоняла меня из своего дома. Еще учась в институте, я пару раз заставала ее под сильным кайфом, и она, от щедрот своих, очень желала меня угостить. Ей хотелось поделиться своей радостью именно со мной, по ее мнению, ущербной.

Приходя в себя, она просила прощения, умоляла не говорить о случившемся моему отцу и никогда не поддаваться ни на чьи уговоры попробовать наркотики. Это было совсем не трудно, я далеко не самый тусовочный человек, да и не так часто меня куда-либо приглашают или чем-то угощают.

Родственников у тети Кати было двое – мой отец, то есть ее старший брат, и я, любимая единственная племянница.

Мою маму Катя за личность не считала. Мама платила Кате тем же. «Принцесса в горохе» называла она ее, подразумевая и внешнее Катино эстетство, и твердость характера, а также звук и запах, получающиеся после употребления данного продукта. Но при известии о смерти Кати мама долго плакала, обзывая ее красивой идиоткой.

На отца было жалко смотреть. Я даже переехала к нему на два дня. Он бродил по квартире, натыкаясь на предметы, пытался организовать похороны и платил столько, сколько спросят, хотя необходимо было торговаться – денег, как всегда, было в обрез.

Нам помогали. Приехал Григорий, официальный любовник Кати, и человек пять мужчин художественного вида. Они или морщили лбы под бритыми черепами, или красивыми жестами откидывали длинные волосы. При этом были искренно расстроены и давали деньги.

Григорий во время похорон явно присматривал за гостями и нами – боялся за сохранность ценностей в квартире. Папа, в свою очередь, найдя ключ от сейфа, отдал его мне.

Мама суетилась с организацией застолья. Ей хотелось показать отцу, что она ему необходима. Отец смотрел пустыми глазами. Он пока не был готов вернуться к маме.

Я единственная дочь у своих родителей. Они настолько разные люди, что их неровные края особенностей характеров сошлись и срослись. Развод, произошедший семь лет назад, рвал по живому.

Отец, как и Катерина, очень красив. Моя мама увидела его в первый день занятий на первом курсе Инженерно-строительного института. И весь первый год ходила за ним с открытым ртом.

Мама напрашивалась к однокурсникам на вечеринки и дни рождения, «случайно» натыкалась на него три раза в день в институтских коридорах. Ей нравилось все, что он делал – как сидел на лекциях, читал, ел, объяснял ей сопротивление материалов, собирал картошку в студенческом отряде, даже как ругался с нею.

Сама мама коренастая, плотная, нос картофелиной, пальцы короткие. Как она уговорила папу переспать с собой – не знаю. А уж когда они объявили родственникам и знакомым о близкой свадьбе, ответная реакция, особенно в институте, была настолько сильной, что мама опасалась есть в студенческой столовой. А вдруг отравят?

Мама родом из Твери. Она отхватила самого красивого в институте парня, умницу, москвича с большой квартирой. Тогда еще были живы мои бабушка с дедушкой по отцовской линии. К появлению мамы они отнеслись философски и с радостью переложили на нее домашние хлопоты, переехав жить на дачу.

Дача строилась на тот момент лет десять, и достроила ее только Катерина. Я еще застала бабушку с дедушкой, которые не считали, что их дети исключительно красивы. Самым красивым существом на свете они считали меня.

Катерина с самого начала не желала мириться с присутствием моей мамы. Она не разрешала ей дотрагиваться до своих полотенец, отдельно клала чашку, вилку, ложку, семь тарелок и губку для мытья посуды. Через полгода Катя разделила комнаты, коридор и кухню мелом на две части и запретила матери заходить за линию.

Мама терпела долго, но, родив меня, получила диплом, собрала вещи и уехала в Тверь. Отец рванул за мамой, которую, по-моему, любит до сих пор. Папины родители очень огорчились, узнав о Катином домашнем терроризме. Не найдя поддержки у родственников, Катя позвонила в Тверь и попросила прощения.

Катя не любила маму потому, что любила брата, потому, что ни одна женщина, по ее мнению, не была достойна его… Но таково мнение большинства матерей в отношении своих сыновей и любящих сестер в отношении своих братьев.

Мама вернулась через два месяца. Квартиру к тому времени разменяли. Трехкомнатная красавица с потолками под четыре метра разменялась на два недоразумения – одно– и двухкомнатную хрущевки. Папины родители махнули рукой на семейные раздоры своих детей и переехали на дачу окончательно, достроив к тому времени камин и половину второго этажа.

Бабушка с дедушкой не дожили полгода до моего пятилетия, умерли тихо и достойно, с разницей в два месяца.

На следующий день после моего пятого дня рождения я, пока мама мыла посуду, а папа отлеживался в спальне, встала на подоконник и, походив по нему, прорвала марлю от комаров и выпала в окно со второго этажа. Это был второй этаж панельного стандартного дома, и насмерть я не разбилась. Но левая нога сломалась в двух местах, в том числе и в колене.

У детей все заживает быстрее и качественнее. У меня срослось неправильно. Сделали две операции – не помогло.

В семь и девять лет сделали еще несколько операций. Стало немного лучше, но я осталась хромой, с почти негнущимся коленом. И мама, и папа винили во всем только себя, оправдывая друг друга. Мне нравилось, что они не ругаются, выясняя, кто виноват.

Денег не хватало постоянно, хотя жили мы «как все». Мама экономила на электроэнергии, на своей парфюмерии и моем мороженом. Папа все время чинил старый «жигуль», не надеясь заменить его на новый автомобиль.

В суетливо-криминальные годы перестройки мама начала делать карьеру в своем строительном управлении и… загуляла. Завела роман с высоким начальником из министерства. Начальник через полгода плюнул на маму со своего высокого поста и продолжал жить с толстой и крикливой женой, а мама осталась без мужа.

Отец не смог простить измены с неинтересным, непорядочным человеком. Катя пустила брата жить к себе и смеялась над ним в голос, не стесняясь меня.

Я оканчивала школу и очень хотела пойти работать в банк или в библиотеку, но Катя заставила меня поступить в Инженерно-строительный институт, по стопам родителей. Катя сразу оплатила первый курс, отрезая мне пути к отступлению.