Страница 9 из 9
Однако тут таятся большие минусы. Не одни мы такие умные, и билеты у распространителей моментально разбирают, особенно на мой любимый третий ярус. Поэтому мы вынуждены покупать их заранее, когда состав исполнителей можно найти только в Интернете, причем весьма приблизительный. А мы ведь не какие-нибудь маньяки, чтобы смотреть все подряд. Мы скромно ходим либо на новые вещи и новых исполнителей, либо на… ну, на тех, без кого не можем обойтись. А что в Мариинке таких необходимых много, кто же в этом виноват?
Если наших любимых артистов заменяют, приходится продавать с таким трудом добытые билеты. Причем себе в убыток, поскольку ни я, ни Маша не способны брать с покупателя наценку, а ведь с нас ее брали! Так что отсутствие замен – огромная (и довольно редкая) радость.
Вторая радость не заставила себя долго ждать. На следующий день в аэропорту я в компании коллег с чувством глубокого облегчения провожала неугомонных немцев.
Откровенно говоря, за последние дни Кнут меня окончательно доконал. Он постоянно жаловался на загадочные неприятности, произошедшие у него то ли с рукой, то ли с головой, то ли со шляпой – с чем именно, из-за языковых трудностей я понять не могла, да особо и не стремилась, осознала лишь, что Кнут по непонятным причинам склонен винить во всем меня. Чаще всего мне чудилось, что он горько упрекает меня за кражу шляпы, но, возможно, я ошибалась и у него просто болела рука.
Правда, я нашла замечательный способ утихомиривать настойчивого гостя. Я спокойно говорила: «Извини, но что я могу поделать?» – и на время он успокаивался. Действительно, шляпа его волновала или рука, но уж я-то тут была явно ни при чем!
– Ух, улетели… – облегченно проводил самолет глазами Юсупов. – А вы, Катя, меня поразили. Такого я не ожидал даже от вас.
– Какого? – заинтересовалась я.
– Ну, ваше поведение с Кнутом. А ведь у него отец – директор банка.
– Ну и что?
– Обеспечил бы вас до конца дней.
Я опешила:
– За прогулки, что ли? Ему деньги некуда девать?
– Нет, с вами невозможно!.. – вскипел шеф, но тут же был прерван воспитанным Игорем:
– А я Катю понимаю. Не тот у нее характер, чтобы уезжать из страны. Не ужиться ей с немцами. Лучше без денег, да у себя. Так зачем же зря мучить человека? Лучше, как Катя, честно все ему сказать.
– Сказать – что? – уточнила я.
– Ну, что ему отказываешь. Что ничего не можешь поделать. Кстати, не ожидал от немца подобной романтичности. Он ведь не просто звал замуж, а делал предложение руки по всей форме.
В моих глазах засветились большие знаки вопроса, и Игорь поспешил уточнить:
– А еще жаловался, что ты похитила у него сердце. Красиво, да?
– Так все эти шляпы были сердцами! – громом поразило меня. – А я-то не могла ничего понять…
– Не могла? А отвечала очень разумно.
Я засмеялась. Ладно, чего уж там. Надеюсь, я не нанесла Кнуту ненароком смертельной обиды, а остальное меня не волновало. Не уеду же я в самом деле из страны? Особенно сейчас, когда у меня на руках столько билетов в Мариинку…
Балетные спектакли прошли прекрасно. Диана выступает у нас так редко, что пропустить ее выход, особенно в коронной «Жизели», было бы для меня трагедией. Ульяну я, естественно, тоже не пропускаю – тем более в «Бриллиантах».
А вот с оперой дела обстояли хуже. Мы рискнули посетить премьеру «Жизни за царя» (для меня привычнее – «Иван Сусанин»). Про подготовку этого спектакля радио и телевидение прожужжали все уши, и мы с Машей, разумеется, решили побаловать себя зрелищем «шедевра современной режиссерской мысли, не скованной обветшалыми канонами».
Мы простодушно не приобрели программку, поскольку либретто знали практически наизусть. Однако первая же картина поставила нас в тупик, ясно давая понять, что обветшалых канонов мы не дождемся. Мы узрели… мм… нечто. Мне оно больше всего напомнило картины Босха. Много мелких, не связанных между собой и довольно неприятных фрагментов – какие-то верстаки, покореженные фонарные столбы, торчащие из земли палки. Взор радовали лишь две вещи – большой гипсовый лось и колодец с огромнейшим журавлем, перерезающим всю сцену.
Я не сразу обнаружила, что среди этого разнообразия таятся мелкие фигурки певцов. А обнаружив, поняла, что либретто мне не помешало бы. Очень хотелось знать, где и в какую эпоху люди носят такие наряды. Если бы постановщиком был иностранец, я бы решила, что вижу его представление о русском народном стиле, однако со стороны нашего соотечественника подобное заподозрить трудно.
Польский акт навел меня на мысль, что я просто-напросто смотрю пародию. В зале с колоннами происходило множество интереснейших вещей. Например, танцевали балерины в белых пачках и огромных кокошниках, юноши в аксельбантах и маленькие девочки со штыками в руках. Хор в это время гордо потрясал мобильными телефонами.
Все это было бы даже любопытно, если б не два минуса. Музыка Глинки и текст Розена. Они удивительно мешали. С текстом несколько легче – дикция певцов исключала возможность разобрать слова. Я, правда, довольно хорошо их помнила, однако изо всех сил старалась выбросить из головы.
С музыкой подобный номер не прошел – уж больно хороша. Оставался выбор – закрыть глаза или заткнуть уши. Совместить видео– и звукоряд было невозможно. Но я с непонятным упрямством продолжала пялиться, надеясь, что рано или поздно дозрею до гениальной концепции авторов спектакля.
Маша в последнем антракте жестко потребовала, чтобы я зрела не поздно, а рано. Действительно, было уже полдвенадцатого, а вход в метро заканчивается в двенадцать двадцать (и от театра до метро – четверть часа езды). Антракт же, по загадочному закону Мариинки, все тянулся и тянулся сверх положенного.
Я пожалела артистов хора. Я-то могу сбежать, а им, говорят, частенько приходится ночевать прямо на рабочем месте.
И все-таки упорство победило. Когда в финале хлыщевато одетые мужчины выстроились рядами и, заглядывая в папки и стараясь по мере сил лишить музыку торжественности, запели «Славься!», до меня наконец дошло. А дурак был этот Иван Сусанин! Показал бы полякам дорогу, получил денежки и зажил без забот. И Глинка с Розеном тоже умом не отличались. Нашли кем восхищаться – человеком, не понимающим собственной выгоды. Вот у режиссера с расстановкой приоритетов все в порядке, и в некотором смысле я его даже понимала. Дело в том, что материальный вопрос неожиданно встал передо мной с невиданной ранее остротой.
Мне коварно не выплатили аванс. Причина вроде бы уважительная – нас перевели на магнитные карты. Приходишь в кассу, а тебе вместо денег суют бланк. Ты его заполняешь и узнаешь, что через месяц тебе выдадут карточку, на которой якобы поджидает зарплата. Не будем говорить о том, что сам факт обладания магнитной картой – очередным достижением цивилизации – меня не радовал. Достижение меня невзлюбит и наверняка примется обижать. Сколько я приручала карточку для прохода в метро – уму непостижимо, и все равно иногда она взбрыкивает…
Но хуже было другое. После летнего отдыха я была в долгах, как в шелках, и буквально считала дни до получки. И вот теперь велят терпеть месяц. Утешало лишь то, что в данный момент я все-таки не работала, а училась. Я уже упоминала о том, что меня послали на ФПК – факультет повышения квалификации. Учиться, ничего за это не получая, не столь горестно, как в той же ситуации работать. Тем не менее скоро мне предстояло изведать оба удовольствия одновременно – ведь я в целях обогащения согласилась с середины октября замещать коллегу. Хотя нет. К тому моменту мы получим карточки, и проблема разрешится.
Впрочем, сейчас еще стоял сентябрь, и я, допечатав диссертацию, не без опасений отправилась на ФПК Опасения были вызваны моим двухнедельным опозданием, а опоздание тем, что я решила сперва доконать сизис и лишь потом приступить к учебе.
Я ехала в метро, размышляя о том, заругают ли меня строгие преподаватели, как вдруг услышала приятный голос:
– Извините, вы случайно едете не на ФПК университета?..
Конец ознакомительного фрагмента.