Ахиллесова пята

– Надоело. Мне все уже надоело. А больше всего физиономии ваши милые созерцать.

– Ну а кто виноват? Язык бы не распускала. Лишний раз. В ненужном месте. Продолжала бы созерцать своих лягушатников. Ой, пардон, Адриен.

– Ничего, ничего, – махнул рукой Адриен.

– А так... сама себе приключений нашла, – продолжил Джефф, но, посмотрев на свою нахохлившуюся соседку, решил немного смягчить интонацию. – Но зато вон... на пароходике покаталась. Везде есть свои положительные стороны. С интересным молодым человеком познакомилась. – Он коснулся плеча погруженного в свое занятие водителя. – Юджин, в туннели не сворачивай, давай прямо до моста Вашингтона, а то еще, чего доброго, по пути с нашим любопытным русским другом повстречаемся. – Отдав свое распоряжение, штурман подмигнул сидящей с ним рядом пассажирке. – Он же сейчас не иначе первым делом в ООН, по долгу службы.

XX

Гелий Петрович Минаев и Михаил Альбертович Бутко сидели на широком и вместительном кожаном диване казенного черного цвета в просторном кабинете, окна которого выходили в уже запорошенный несколькими слоями ноябрьского снега редкий ясеневский лес. Сидели они в почти одинаковых позах, примостившись практически на самом кончике дивана и, периодически поднося к губам небольшие кофейные чашки, делали из них едва заметные, почти символические глоточки. Одеты оба персонажа были тоже в очень похожие однотонные темно-серые костюмы не сильно отличающегося друг от друга классического строгого покроя. Положение их фигур, их собранная сосредоточенность и даже исходящая от них какая-то особая энергетика создавали впечатление абсолютной готовности этих людей в ту же секунду исполнить любую внезапно поданную им извне команду, вне зависимости от ее содержания, будь то: «Встать, смирно!», «Тревога!», «В ружье!» или «Вспышка справа!».

Парижский резидент и его заместитель вместе прилетели в Москву вчера, вечерним рейсом «Аэрофлота», и, переночевав в своих московских квартирах, утром, ровно к девяти часам, почти одновременно прибыли в приемную Василия Ивановича Ахаяна. Там от секретарши шефа, Зои, они, естественно по секрету, узнали о том, что давно ожидаемое событие, наконец-то, свершилось – вчера Директор Службы подписал приказ о назначении Василия Ивановича начальником европейского управления. Это означало, что для окончательного вступления Ахаяна в новую должность оставалось осуществить только еще одну самую маленькую формальность – официально представить его личному составу управления. Зоя, минут десять поболтав с прибывшими и коротко введя их в курс дела относительно остальных самых последних новостей, связанных с жизнедеятельностью такого огромного и многосложного организма, как «Центр», провела их в хорошо знакомый им кабинет шефа и приготовила кофе.

Прошло уже более четверти часа, но сам шеф до сих пор так еще и не появился. Разговор между резидентом и его замом как-то не клеился. Говорить о текущих проблемах и временно оставленных ими в Париже резидентурских делах, чтобы просто поддержать разговор, никому из них особенно не хотелось. Так или иначе затрагивать ту самую главную тему, ради которой они и прибыли в Москву, тем более. Чего-то там гадать, перебирать всякие разные варианты, не имело ровно никакого смысла – кто его знает, что вообще привезет с собой из Нью-Йорка Иванов, ради обсуждения итогов вояжа которого они здесь, собственно, и собрались.

После очередной продолжительной паузы Гелий Петрович, поставив свою полупустую чашечку с уже давно остывшим кофе на стоящий перед диваном длинный журнальный столик, бросил взгляд в сторону занимающего весь противоположный угол кабинета широкого дубового письменного стола добротной старой конструкции, покрытого сукном ярко-изумрудной окраски, и вздохнул:

– Да... козырный стол. Ничего не скажешь. Советский ампир, имперский стиль. Перед таким, когда на ковре стоишь, сразу какой-то особый трепет в поджилках появляется. Ю. В.[84] за таким же, наверно, тоже сидел.

– Да не только Ю. В., Л. П.[85] тоже, наверное, я думаю, успел, – небрежно бросил сидящий с ним рядом зам.

– Ну, судя по конструкции, похоже что так, – согласился Минаев. Немного помолчав, он перевел взгляд на висящий на стене перекидной календарь. С длинного листа, кончающегося внизу белой полоской, на которой в четыре ряда разместились циферки с 1 по 30, на него смотрел погруженный в глубокое скорбное раздумье мужчина средних лет, в темно-синем сюртучке и серой куцей кепчонке, еле-еле держащейся на его вихрастых рыжих волосах. Правой рукой мужчина горестно подпирал щеку, оперевшись локтем о стол, покрытый ярко-красной тканью. И фигура мужчины, и стол, за которым он сидел, и ультрамариновый фон за его спиной были изображены прихотливо положенными длинными, изогнутыми мазками, в характерной, хорошо узнаваемой манере. Это была репродукция знаменитой картины Ван Гога «Портрет доктора Гаше», а весь календарь состоял из двенадцати подобных же репродукций одинакового размера, которые воспроизводили наиболее известные произведения французских постимпрессионистов из богатой коллекции музея Орсэ. Календарь этот Минаев еще в прошлом декабре, приехав в Центр для сдачи своего годового отчета, лично подарил хозяину кабинета, памятуя о его особом пристрастии к живописи всяких таких модернистских направлений и стилей, к чему, к слову сказать, сам парижский резидент никаких пристрастий не испытывал. Сейчас же, вглядываясь в черты лица изображенного на портрете человека, в которых рукой великого мастера запечатлелась такая проникновенная вселенская философская скорбь, Гелий Петрович невольно усмехнулся, правда, получилось у него это не очень весело, а скорее даже наоборот. – Очень актуальная картинка. И, смотри-ка ты, как будто специально как раз на ноябрь месяц выпала. Чтобы на нас приехавших посмотреть.

– В смысле? – проследив за направлением взгляда своего шефа, также устремил глаза на висящий на стене календарь Бутко.

– На нас мужичок похож. Не замечаешь? – кивнул на доктора Гаше Минаев. – Или скорее мы на него. Сидим сейчас, та й думку гадаем. Что день грядущий нам готовит. А может, даже и самый ближайший час. – Он хотел, было, еще что-то добавить, но не успел.

Дверь кабинета практически бесшумно открылась наружу, и на пороге появилась хорошо знакомая сидящей на диване паре высокая худощавая фигура мужчины лет пятидесяти пяти, с аккуратной щеточкой седоватых усов над верхней губой, одетого в строгий официальный костюм темно-синего цвета. Пара почти синхронно тут же приняла вертикальное положение и близкую к строевой стойку. Хозяин кабинета подошел к прибывшим по его вызову подчиненным и обменялся с каждым из них крепкими рукопожатиями.

– Заждались? – спросил он, обращаясь к Минаеву, и, не дожидаясь ответа, пояснил: – Петр Игнатьич с утра вызывал. Тоже... держит руку на пульсе.

– Понятно, – протянул Минаев и опустил глаза, но через секунду снова их поднял. – Разрешите поздравить, Василий Иваныч.

– С чем? – с немного наигранным удивлением поднял бровь Ахаян.

– Ну как... – стоящий перед ним парижский резидент переглянулся со своим заместителем. – С окончательным утверждением.

– Разведка доложила точно? Источник сообщил? – кивнул на дверь Василий Иванович.

– Почему источник. Слухами земля полнится, – поспешно попытался защитить выданную им секретаршу Минаев.

– Ну да. Работаем ведь в самом секретном ведомстве, – усмехнулся новоиспеченный начальник европейского управления. – Только вот поздравлять-то пока рано. Подумаешь, бумажку состряпали. Долго ли новую подписать. – Ахаян махнул рукой. – Ладно, чего выстроились, как истуканы с острова Пасхи. Садитесь, в ногах правды нет. – Расстегнув пуговицы пиджака, он сам первый опустился в стоящее сбоку от дивана просторное кожаное кресло такого же черного цвета, как и все остальные находящиеся здесь предметы мягкой мебели, и, устремив взгляд на своих приземлившихся на краешек дивана и застывших в напряженно-выжидательной позе подчиненных, продолжил начатую тему. – Так что в новый кабинет переезжать пока не спешу. Подождем сначала, что нам ваш Джеймс Бонд поведает.

84

Ю. В. – Юрий Владимирович Андропов.

85

Л. П. – Лаврентий Павлович Берия.