Страница 46 из 69
А им теперь владела только одна мысль: Анастасия здесь, в Лебедяни!
— Случилось что-то плохое, ладо мое? — между тем допытывалась Ингрид; она обвила его за шею изящными нежными руками и прильнула на мгновение.
— Ничего не случилось, — сухо ответил Всеволод, отводя её руки. — Мне нужно уехать.
— Далеко? — в глазах жены промелькнул испуг; чем больше она привязывалась к Всеволоду, тем больше боялась за него.
— Недалеко, — нехотя буркнул он, стесняясь признаться, что это и вовсе рядом, в Лебедяни.
Ингрид облегченно вздохнула: раз недалеко, то и она может не волноваться, а отправляться спокойно по своим делам — теперь их у неё куда как много! Она видела, что супруг не в настроении, но молодая княгиня уже привыкла к тому, что он легко поддается меланхолии, и знала, что в такие минуты лучше ему не докучать.
Глина в высоком стройном юноше Любомира не признал. Не узнали и другие лебедяне. Они считали, что его горб навечно, и потому терялись в догадках, кто это. Решили, родственник Астахов, ибо на них ликом похожий.
Любомира такое равнодушие земляков радовало и огорчало. Он хотел удивления и восхищения его новым обликом…
Хуже всех чувствовала себя Анастасия. За два года она отвыкла, что её — непокрытую! — может беспрепятственно разглядывать столько глаз, и потому пыталась закрыться остатком покрывала. Это было так непохоже на дочку Михаила Астаха, которую прежде лебедяне потихоньку осуждали за недевичьи поступки и дерзкий взгляд. Было ясно, нехристи молодку испортили! Понятно, что в плену жизнь несладка. И Анастасию уже жалели…
И брат, и сестра, каждый по своей причине решили до срока родню о своем приезде не извещать. Любомир хотел поразить домашних новым обликом. Анастасия по дороге хотела ещё раз подумать о том, как она будет вести себя в родительском доме и вообще в городе. Рассказывать о своем замужестве? Или изображать несчастную жертву «мунгалов», что вызовет к ней сочувствие, но для неё самой будет предательством — она не хотела отказываться от любимого мужа.
Об одном не подумали молодые глупцы, увлеченные своими переживаниями: как будет чувствовать себя их мать? И тем, конечно, испортили радость встречи. Ибо боярыня Агафья, увидев любимое чадо — единственную дочь, которую считала погибшей, страшно закричала и упала без чувств посреди двора. Никто не успел её подхватить, и боярыня сильно ударилась головой о камень.
Начался переполох. Челядь кинулась хозяйку поднимать, послали за врачом, а так как боярыня долго в себя не приходила, послали за её пятерыми сыновьями. На всякий случай.
Вот и вышло, что приезд Анастасии и новый облик Любомира были восприняты вовсе не так, как последним хотелось бы…
Теперь же вся семья собралась вокруг постели матери и жены, с тревогой вглядываясь в её мертвенно-бледное лицо.
Врач домочадцев успокоил: мол, ничего страшного, но в постели полежать надобно, а все же поверить не могли, пока боярыня не открыла глаза и не позвала:
— Настюшка!
— Я здесь, маменька! — Анастасия склонилась над матерью.
— Слава господу нашему! — по щеке лежащей скатилась слеза. — Теперь и помереть не жалко!
— За что же я тогда такие муки терпел? — шутливо возмутился Любомир; ему хотелось и подбодрить мать, и напомнить о себе — неужели так незаметна перемена в его внешности?!
— Помогла тебе Прозора?
Тут уж все расступились, и перед боярыней предстал её младший сын, каким он и должен был стать от рождения. Наконец Любомир мог поворачиваться во все стороны, давая возможность каждому пощупать свою прямую спину.
— Чудо! — восклицали братья. — Чудо!
Теперь боярыня улыбалась и взглядом ласкала обоих. Наконец, помедлив, спросила у Анастасии:
— Одна вернулась?
— С детьми, — ответила та и упала перед ложем матери на колени. Прости, матушка!
— За что же прощать? — вздохнула боярыня. — Не заболей я в свое время, до последнего срока бы деток рожала. Дети — наша радость… Кто же у тебя?
— Сын и дочь.
— Я их пока кормилице поручил, — проговорил старший сын Владимир, который никогда не терялся ни в какой суматохе и помнил обо всем.
— Что с тобой случилось, матушка? — услышали присутствующие знакомый голос.
Князь Всеволод, отодвигая столпившихся у постели больной домочадцев, склонился к боярыне.
— Никак, заболела от радости.
Он говорил с Агафьей так, словно ничего не случилось за эти два года. Словно не было у него другой жены. И обращался к бывшей теще, как и прежде. Боярыня тоже ответила ему, как в давние времена, когда разговаривала с ним — любимым и единственным зятем.
— Неуклюжа я стала, Севушка! Свалилась посреди двора. Поди теперь, объясняй всякому, что сама упала, а не муж поколотил.
Она лукаво глянула на супруга.
Всеволод обежал взглядом лица сыновей Астаха и обратился к бывшей жене:
— Говорят, ты с сыном приехала?
— И с дочерью, — сухо уточнила она.
— Сына-то как назвала?
Об этом никто из родни даже спросить её не успел, но она ответила князю:
— Владимиром.
Старший брат нежно улыбнулся ей — ещё будучи девочкой, она пообещала, что своего первого сына назовет в честь старшего брата. Он всегда незаметно опекал её, но бывал и строг, так что Анастасия порой боялась его поболе сурового батюшки.
Вот и теперь он будто взял на себя ответственность, говоря от имени всей семьи.
— Шел бы ты домой, княже!
Всеволод сделал вид, что не услышал его слов. Почему он должен идти домой, ежели ему и здесь хорошо? Он всегда чувствовал себя в семье боярина Михаила как среди своих родных и не хотел задумываться над тем, что времена изменились.
В самом деле, не выгонят же его! Он остановил взгляд на Любомире. С младшим он был дружен поболе других. Но что в нем переменилось? Это был ликом тот же юноша… Господи, да у него же нет горба! Братья проследили взгляд князя и заулыбались его изумлению. Мальчишка-то красавчик, оказывается! Да и уж не мальчишка. Семнадцать ему.
— Не хочешь ко мне в дружину идти, Любомир? — спросил князь; ему хотелось говорить вовсе не это, но он решил отвлечь Анастасию от слов Владимира. Он украдкой взглянул на бывшую жену. А почему — бывшую? Разве судьба не вернула ему ее?.. А Ингрид… Домой отсылать её, конечно, совестно, но можно отдать за боярина хорошего рода…
В горнице повисла тишина. Князь изумился. Любомир даже не спешит ответить на его предложение. В другое время он прыгал бы от радости.
Любомиру и вправду было лестно предложение князя, но теперь он стал другим человеком. Научился скрывать свои чувства и не визжать по всякому поводу как дворовый щенок.
Понятно, думал князь, Любомир язык проглотил от радости, но почему молчат остальные? Анастасия хмурится. Небось, ревнует. Когда ему у Прозоры неизвестно что почудилось, он готов был не то что хмуриться, избу её в щепки разнести!
От собственного объяснения Всеволод повеселел. Он привык с детства не знать ни в чем отказа. Потому слова Анастасии прозвучали для него как гром среди ясного неба.
— Владимир прав: негоже тебе, князь, у нас задерживаться. Что люди скажут? Да и жену свою не след обижать.
Он оторопело уставился на нее.
— А разве ты не моя жена?
— Теперь не твоя. Так господу было угодно. Не живи, как хочется, а живи, как можется.
Братья Анастасии молчали. Отец молчал. И Всеволод с удивлением понял: они её поддерживают! Какое им дело до Ингрид? А ведь именно её они сейчас защищают. Странные люди…
Тогда он сказал:
— А как же мой сын?
— Родишь себе другого! — твердо сказала Анастасия. — Ты Владимира не видел, привыкнуть к нему не успел — потеря для тебя будет невелика.
И опять одобрительное молчание родни. Что же это получается — бояре выпроваживают князя из своего дома?!
В запале Всеволод не подумал, что Анастасия своим вмешательством избавила его от необходимости произносить слова, которые он уже приготовил. Роковые слова, могущие изменить всю его дальнейшую жизнь. То, что Всеволод подумал, теперь останется втуне. Теперь лебедяне станут толковать, что она выгнала его, потому что разозлилась, приревновала к новой жене…