Страница 16 из 69
— Я бы с радостью тебе её отдал, — лицемерно улыбнулся Тури-хан. — Но прежде я обещал её Эталмас. В желтой юрте, видишь ли, девок не хватает.
И злорадно отметил, как покрывается смертельной бледностью загорелое лицо Аслана…
Но Аваджи он и во второй раз не отказал: пусть забирает Заиру. Наказана она так, что вряд ли и до смерти забудет. И теперь обе женщины, каждая из которых нанесла обиду Тури-хану, станут жить вместе. Кто знает, может, в один прекрасный день он пожелает рассчитаться с ними обеими. Тем легче это будет сделать…
Вернулся Аваджи в свою юрту не так чтобы очень довольный, но успокоенный. Говорят, девки, что живут в желтой юрте, бывают преданными слугами. Тому хозяину благодарны, что дал им лучшую долю. Хотя трудно сказать, какую благодарность можно получить от этой Заиры. Ходят слухи, что из-за неё хан чуть было не лишился своей мужской силы.
Главное, что он исполнил просьбу Аны. Чего ей волноваться из-за такого пустяка, как служанка!
— Как ты думаешь, надолго вы пойдете в этот Ходжент? — с замиранием сердца спрашивала его ночью Анастасия.
— Думаю, не больше чем на месяц, — нарочито равнодушно отвечал Аваджи, хотя если честно, то и он волновался: так надолго они ещё не расставались.
— Кто станет рассказывать мне притчи? — грустно спрашивала его она.
— А ты придумывай их сама, — отшутился он.
— Но я не знаю, как, — она не поняла его шутки.
И Аваджи вдруг загорелся этой мыслью. Ведь когда-то в юности его учитель-дервиш рассказывал о женщине-гречанке, жившей много веков назад, которая в совершенстве постигла мелодию слов.
— Я могу рассказать тебе, как это делается, — предложил он.
— Нет, — задумчиво сказала Анастасия. — Я думаю, мне предначертано судьбой иное.
— Что? — простодушно поинтересовался Аваджи.
— Пока не знаю.
Впервые она утаила от любимого истину, а он сам пока не понял, что в их жизнь вошло нечто очень важное. Сегодня, проснувшись среди ночи, Анастасия едва не вскрикнула в голос. Ее руки светились в темноте войлочной юрты.
Глава пятнадцатая. Тяжело быть князем
Князь Всеволод быстро шел на поправку.
Он будто в одночасье сбросил с себя хворь, так надолго приковавшую его к постели. Уже в Иванов день вышел он к своей дружине, и добры молодцы его дружно взревели, засуетились, как застоявшиеся в конюшне жеребцы.
— Здрав будь, княже! — кричали они. — Здрав будь!
А воевода Лебедяни, коим недавно стал Михаил Астах, батюшка пропавшей жены Всеволода, даже смахнул набежавшую слезу.
Народ облегченно вздохнул. Всего два года назад Лебедянь позвала Всеволода княжить над собой. Целовали крест на верность ему, потому столь долгая болезнь князя внесла смуту в сердца людей: неужели придется звать кого другого?
Время тревожное: ходили слухи, будто мунгалы затевают новый поход на Русь, а тут князь лежмя лежит…
Крепок оказался корень у Всеволода, выкарабкался! Радовались, но без наушников не обошлось. Мол, вызывали к князю чародейку из леса, которая колдовством богопротивным вдохнула жизнь в умирающего.
Но таких было мало. Умные люди от них, точно от назойливых мух, отмахивались.
После того, как князь к народу вышел, уже на другой день выехал он с дружиною своею, в поле поразмяться.
Послали на радостях гонца в Псков, к родителям князя, а через два дня посланец вернулся, чтобы передать Всеволоду великую просьбу старшего брата Владимира — батюшка с дружиной в литовских землях задержался, а тут на землях псковских стали половцы шалить: угонять в рабство людей русских, разорять имущество горожан и землепашцев. Требовалось дать им укорот, но у брата для того слишком мало сил оставалось.
Князь с дружиной поспешил на зов близкого родича и во главе своих ратников нанес половцам немалый урон, надолго отвратив их от земель псковских.
В сражениях Всеволод себя не щадил, бросался всегда в самую гущу схватки, но не брали его ни стрела, ни меч, ни копье. Точно вдруг стал он заговоренным.
— Судьбу испытываешь, Всеволод? — неодобрительно осведомился у него Владимир. — Грех это. Жить надо столько, сколько Богом отпущено.
— Зачем мне такая жизнь? — горевал князь. — Без любимой жены, без Анастасии, мне и свет не мил.
— Смирись, — говорил Владимир, — раз так Богу угодно… Думаю, надо тебе другую жену искать. Продолжать свой род, как нам предками завещано.
— Другую? — ужаснулся Всеволод.
— Другую!
Шло время. Князь вернулся из похода целым и невредимым. Выглядел здоровым, только теперь его лоб у переносицы пересекали две глубокие морщины.
Он ещё ничего не решил, а в народе уже распространилась весть, будто князь себе жену ищет.
По случаю возвращения дружины из похода на княжеском подворье закатили пир. Простому люду на площади столы накрыли, а знатные бояре и дворяне гости князя — были приглашены в палаты.
Лучших родов девицы на выданье собрались в тот день на княжеском дворе. Затевали игры, хороводы водили, и всякая норовила своей красой князя в сердце поразить. Только мало веселился Всеволод. Видно, крепко сидела в сердце дорогая зазнобушка-жена. И как ни хотел он думать, что ещё объявится Настенька, а сердцем понимал, что навряд ли когда увидит ее… Княжеское дитя рабом станет. Какое от таких мыслей веселье?!
Как-то месяц спустя после похода вызвал к себе князь конюшего Лозу.
— Много лет служил ты мне верой и правдой, дядька Даниил. Воин из тебя был справный, воспитатель добрый, и конюший — лучше не надо. Но что получается? Мой самый верный дворянин так и остался без достойной награды.
— Для меня лучшая награда — служить тебе, князь.
— Погоди, — Всеволод поднял руку. — За верную службу решил я тебя наградить.
Он подал конюшему свиток.
— Ты грамотный, читай.
Лоза медленно прочитал свиток, все ещё не веря собственным глазам.
— Село Холмы… с челядью… мне?!
— Тебе.
— Батюшка князь, ты меня изгоняешь? Чем я тебя прогневал?
— Глупый ты, дядька! Бери село и правь разумно. Рано ты на покой удалился. Разве место на конюшне такому человеку, как ты? Хоть и седой, а я думаю, можешь ещё жениться, ребеночка завести. Меня вон все толкают: женись да женись! Даже батюшка Настенькин. И родня моя торопит: надо род продолжать…
— Любят тебя все, потому плохого не пожелают. Прожили вы с Анастасией столько, сколько Бог дал, что же теперь поделаешь? Знаешь ты хоть одну женку, что домой от татар вернулась?
— Чего не знаю, того не знаю.
— То-то же! Потому, выходит, без толку её и ждать…
— Ты не сказал, принимаешь ли мой дар?
Лоза поклонился Всеволоду в пояс, а когда выпрямился, стало видно, что какая-то мысль мелькнула в его голове, изменив вдруг прошлые намерения. Будто он подумал: "А вдруг?" И кивнул головой.
— Благодарствую, Всеволод Мстиславич!
И то ли от этой самой нежданной мысли, то ли от щедрости воспитанника своего, распрямился Лоза. Приосанился.
— Таким ты мне больше нравишься, — улыбнулся Всеволод. — Вспоминаю строгого дядьку Лозу… Завтра поутру отправимся твое селение смотреть…
Князь помолчал и добавил:
— Хочу ещё к гадалке заехать. Той, помнишь, что Любомир привозил.
— Как не помнить? — Лоза оживился, пожалуй, излишне горячо, но Всеволод, погруженный в свои мысли, этого не заметил. — С превеликой радостью тебя сопровожу. Вдруг и мне чего-нибудь нагадает?
Выехали они ранним утром августа — князь, Любомир, Лоза и ещё пятеро княжеских дружинников. Холмы располагались не слишком далеко от Лебедяни, но из-за гадалки им пришлось делать крюк.
Прозора в тот день гостей не ждала, и это было странно, потому что обычно их приезд или приход она предчувствовала и успевала приготовиться. Но теперь…
Со вчерашнего дня вдруг стали мучить её воспоминания. Все то, что, как она думала, давно похоронила на самом дне души, всплыло со всеми страшными подробностями.