Нож сновидений

– Куда делся Асунава? – спросил Галад.

– Он уехал сразу, как ты нанес Валде последний удар, – с неловким видом отозвался Дэйн. – Отправился в лагерь Вопрошающих, чтобы вернуться с подкреплением.

– Он ускакал в другую сторону. К границе, – вмешался кто-то еще. Нассад лежал сразу же по ту сторону границы.

– К Лордам-Капитанам, – произнес Галад, и Тром кивнул:

– Никто из Детей не позволит Вопрошающим арестовать тебя за то, что здесь произошло, Дамодред. Если только ему не прикажет отойти в сторону его Капитан. И сдается мне, кое-кто из них отдаст такой приказ.

Раздались сердитые приглушенные голоса тех, кто не хотел мириться с подобным поворотом событий, но Тром каким-то образом утихомирил всех. Вскинув руки, он громко сказал:

– Вы знаете, что это правда. Что-либо другое расценивается как мятеж. – После таких слов воцарился мертвая тишина. Среди Детей Света мятежей не бывало никогда. Возможно, никогда ранее не происходило и ничего похожего на то, что случилось с ними сейчас. – Галад, я напишу бумагу, официально освобождающую тебя от обязательств перед Детьми Света. Кто-то все же может отдать распоряжение о твоем аресте, но тебя тогда придется поискать, а у тебя будет заметная фора. Асунаве понадобится по меньшей мере полдня, чтобы нагнать других Лордов-Капитанов, и тот, кто поддержит его, вернется не раньше ночи.

Галад сердито покачал головой. Тром прав, но все неправильно. Слишком многое – неправильно.

– А другие? Для них ты тоже составишь такой документ? Асунава же отыщет способ обвинить и их тоже. А как быть с теми Чадами Света, кто не желает помогать Шончан? Которые захватывают наши страны именем человека, мертвого вот уже тысячу лет? – Несколько тарабонцев переглянулись и кивнули, и еще несколько, и не все из них были из Амадиции. – А те, кто защищал Цитадель Света? Какая бумагу снимет с них цепи? Заставит Шончан не гонять их на работы, будто тягловый скот?

Новые горящие гневом взгляды – для всех Чад Света эти пленники были больной темой.

Скрестив руки на груди, Тром взирал на Галада так, будто увидел его в первый раз.

– Что же ты тогда намерен делать?

– Надо, чтобы Чада нашли кого-то – хоть кого-то! – кто сражается с Шончан. Нужно вступить с ними в союз. Убедиться, что Дети Света поскачут на Последнюю Битву, а не будут помогать Шончан охотиться на Аийл и захватывать наши страны.

– Хоть кого-то? – тонким высоким голосом спросил кайриэнец по имени Дойреллин. Над его голосом никому и в голову не приходило шутить. Хоть и низкорослый, Дойреллин отличался мощным телосложением и широкими плечами; в теле у него не было ни унции жира; он мог колоть орехи, вложив их между пальцами и просто сжав кулак. – То есть Айз Седай.

– Если ты хочешь сразиться в Тармон Гай’дон, тогда тебе придется сражаться рядом с Айз Седай, – тихо произнес Галад.

Юный Борнхальд скривился от крайнего отвращения, да и не он один. Байар было выпрямился, но потом вновь склонился над бинтами. Дойреллин медленно кивнул, словно бы раньше никогда не задумывался над таким вариантом действий.

– Мне ведьмы нравятся не больше, чем любому мужчине, – наконец сказал Байар, так и не подняв головы и продолжая возиться с ранами Галада. Он накладывал бинт слой за слоем, но кровь по-прежнему проступала на ткани. – Но Заповеди гласят: чтобы бороться с вороном, можно вступить в союз со змеем, пока не окончится битва.

По собравшимся Чадам пробежала волна, они согласно закивали. Ворон означал Тень, но все знали, что он также – эмблема Шончанской империи.

– Я готов биться вместе с ведьмами, – заявил долговязый тарабонец, – или даже с теми Аша’манами, о которых мы слышали, лишь бы они сражались с Шончан. Или в Последней Битве. И я готов сразиться с любым, кто скажет, что я не прав. – Он бросал вокруг взоры, исполненные такого огня, будто собирался вступить в бой здесь и сейчас.

– Похоже, дела пойдут так, как будет угодно вам, милорд Капитан-Командор, – сказал Тром, отвешивая Галаду поклон, причем заметно ниже, чем Валде. – По крайней мере, до какой-то степени. Кто возьмется сказать, что произойдет через час, не говоря уже о завтрашнем дне.

Галад от удивления даже рассмеялся. Со вчерашнего дня он думал, что способность смеяться потерял навсегда.

– Что за глупая шутка, Тром!

– Таков писаный закон. И Валда сам об этом заявил. Кроме того, у тебя достало смелости сказать вслух то, о чем многие думали, прикусив язык, и я в том числе. Твой план для Чад Света – лучший, чем все, о которых я слышал после гибели Пейдрона Найола.

– Но умней от этого шутка не стала. – Что бы там ни гласил закон, на этот параграф не обращали внимания с конца Войны Ста Лет.

– Посмотрим, что об этом скажут Чада, – ответил Галаду Тром, широко ухмыляясь, – когда ты попросишь их последовать за нами на Тармон Гай’дон, чтобы биться вместе с ведьмами.

Воины вновь принялись похлопывать себя по плечам, громче и сильнее, чем после победы Галада в схватке с Валдой. Поначалу таких было всего несколько, затем к ним присоединились другие, и вот уже все, включая и Трома, выражали свое одобрение словам Галада. Все – кроме одного Кашгара. Отвесив глубокий поклон, салдэйец обеими руками протянул Галаду вложенный в ножны меч. Меч со знаком цапли.

– Отныне он ваш, милорд Капитан-Командор.

Галад вздохнул. Он надеялся, что это охватившее всех безумие развеется раньше, чем они доберутся до бивака. И без того глупо возвращаться, а уж верх глупости – увенчать вдобавок всю эту историю еще и подобным притязанием. Вероятней всего, их стащат с лошадей и закуют в цепи, если сразу не забьют насмерть, не утруждая себя возней с оковами. Но он должен идти дальше. Он знал – это правильное решение.

Свет дня только-только начал разгораться этим весенним утром, хотя солнце пока не показалось даже над горизонтом, и Родел Итуралде, поднеся к глазу смотровую трубу с золоченым ободком, принялся внимательно рассматривать деревню у подножия холма, на котором стоял его чалый мерин. Сам же холм находился в центральной части Тарабона. Итуралде было совершенно не по нутру дожидаться, пока рассветет достаточно, чтобы что-то разглядеть. Стараясь не выдать себя отблеском линз, он держал длинную трубу так, что ее дальний конец лежал на большом пальце, а остальные пальцы, сложенные козырьком, накрывали его сверху. В такой час бдительность дозорных притуплена, часовые обычно испытывают облегчение оттого, что мрак, под чьим покровом может вплотную подобраться враг, мало-помалу отступает. Однако когда отряд пересек Равнину Алмот, до Итуралде доходили слухи о набегах Аийл в центральных областях Тарабона. Будь он часовым, который знает, что вокруг рыщут айильцы, то он с готовностью обзавелся бы глазами на затылке. Очень странно, что из-за этих Аийл страна не превратилась в разворошенный муравейник. Очень странно – и, пожалуй, не предвещает ничего хорошего. Несмотря на то что страну наводнили вооруженные люди – шончанские солдаты, присягнувшие Шончан тарабонцы, толпы шончан, занятых строительством ферм и даже деревень, забраться так далеко оказалось едва ли не проще пареной репы. Что ж, сегодня легкой и простой прогулке придет конец.

Позади Итуралде, среди деревьев, нетерпеливо переступали ногами лошади. Сопровождавшая командира сотня доманийцев хранила безмолвие, разве что изредка под кем-то тихо поскрипывало седло, но Итуралде едва ли не осязаемо ощущал охватившее их напряжение. Он пожалел, что с ним всего одна сотня всадников, а не раза в два больше. И не в пять. Поначалу то, что он сам отправился с отрядом, состоящим в большинстве своем из тарабонцев, представлялось хорошей идеей, этаким знаком доверия, но теперь Итуралде уже не был уверен, что принял правильное решение. Во всяком случае, винить кого-то поздно.

Деревня Серана занимала ровную травянистую долину меж лесистых холмов, на полпути между Элморой и амадицийской границей. Холм, выбранный для наблюдения Итуралде, от деревни отделяли небольшое озерцо, поросшее по берегам камышом, и два впадавших туда широких ручья, с других сторон деревья отстояли от домов по меньшей мере на милю. Днем к такому месту незаметно не подобраться. До появления Шончан Серана считалась немаленьким поселением – здесь останавливались направлявшиеся на восток купеческие караваны, и в деревне насчитывалось с дюжину гостиниц и столько же улиц. Селяне уже занялись повседневными делами, одни женщины шагали по улицам, с привычной ловкостью неся на головах корзины, другие, на задних дворах, разжигали огонь под котлами с грязной одеждой и бельем, а направлявшиеся спозаранок на работу мужчины иногда останавливались перекинуться словами друг с другом. Обычное, ничем не примечательное утро: бегают и играют дети, гоняют обручи и кидают погремушки с сухими бобами. Из кузницы, приглушенный расстоянием, послышался звон наковальни. Дымки над трубами становились жиже – время завтрака миновало.