Сладкое вино любви

Оливия моментально ощетинилась:

– Но это ваш дом. Ваш виноградник. Вы здесь хозяин!

– А я думал, дело в другом.

Он посмотрел на нее, и в его голосе ей почудился вызов.

– В чем же? – отпарировала она.

– Вы сидите по утрам на подоконнике. О чем вы думаете?

– О том, как мне повезло, что я здесь живу.

– А еще?

– О чем же еще я могу думать?

Он промолчал, но Оливия поняла, что его не проведешь. Она невольно отступила.

– Если вы думаете, что меня волнует еще что-то, то мне нечего вам сказать. Мы уже как-то говорили, что между нами ничего не может быть. Ничего. – Она перевела дух. – А если бы даже я и мечтала о чем-то, то у меня просто нет времени на себя. С меня хватит Тесс – она сущее наказание. – Оливия зашагала к дорожке. – Я, прежде всего мать. Это не значит, что я ничего не чувствую. Я живой человек, я женщина. Но и только. Даже если бы меня влекло к вам, я бы тысячу раз подумала, прежде чем поддаться чувствам. Я же не мазохистка, в конце концов.

Она повернулась и побежала вниз по склону, пристально вглядываясь в ночную тьму, чтобы не сбиться с тропинки.

Но их разговор на этом не закончился. На следующее утро она, как обычно, устроилась на подоконнике в своей комнате. Спала она не больше пяти часов. Вчера вечером Тесс вернулась в половине одиннадцатого. Потом они часа два говорили о сострадании, об уважении к окружающим и материнских чувствах. Оливия заснула не сразу, а открыла глаза с первыми лучами рассвета.

Она решила, что раз сегодня Четвертое июля, то Саймон устроил себе выходной и сейчас спит.

Но он появился точно по расписанию. Первое отличие – в руке у него не было чашки с кофе. Оливия с любопытством следила за ним. Саймон, подбоченившись, смотрел в сторону виноградника. Она поняла – что-то не так.

Он взглянул на нее через плечо и пошел по дорожке, кивком головы пригласив Оливию следовать за ним.

Сердце ее гулко заколотилось в груди. Он хочет с ней поговорить? Или что-то показать?

Она ждала, что он снова обернется и что-нибудь скажет, но он, не оборачиваясь, шел по тропинке, ведущей к винограднику. Оливия проворно стянула с себя ночную рубашку, надела футболку и шорты и, прихватив пляжные шлепанцы, на цыпочках прошла через ванную в комнату Тесс. Убедившись, что дочка спит, она быстро вернулась в свою комнату и сбежала по лестнице во двор.

Ночью прошел дождь, и вымощенные камнем дорожки еще не просохли. Оливия сунула ноги в шлепанцы и решительно зашагала по тропинке.

Июль выдался на редкость жарким и влажным. А тут еще этот дождь. Для созревания винограда погода не слишком подходящая. Наверное, именно это и беспокоит Саймона.

Она уже дошла до виноградника. Влажная земля чавкала под ногами. Оливия всматривалась в ровные ряды кустов, но Саймона нигде не было видно. Ей вдруг пришла в голову мысль, что она ведет себя крайне глупо. Ну, зачем она бросилась за ним? Надо было остаться в своей комнате, в постели.

Но не возвращаться же назад. Только у последнего ряда она заметила его. Саймон стоял у старого клена, скрестив руки на груди.

Он ждал ее. Она медленно приблизилась и остановилась в нескольких шагах, сунув руки в карманы шортов.

– Вы меня звали? – спросила она.

Он усмехнулся – почти улыбнулся.

Если от полуулыбки она чувствует слабость в коленях, то его улыбка, наверное, способна свести ее с ума, подумала Оливия. Он поманил ее пальцем.

Она сделала шаг ему навстречу и снова остановилась.

– Вы что-то сказали?

Он подошел к ней и пристально посмотрел прямо в глаза. В следующую секунду взял в ладони ее лицо и поцеловал.

В его поцелуе не было ни капли нежности – он был страстный, жадный, горячий.

Поцелуй обжег Оливию. Слишком часто она наблюдала за Саймоном по утрам, сидя на окне. Ее влекло к нему, как ко всему таинственному, запретному, несбыточному. У нее перехватило дыхание – она никак не ожидала этого.

И ей было все равно, что его объятия причиняют ей боль, – страсть не бывает спокойной и выдержанной. Оливия обвила руками его шею и прижалась губами к его губам. Внезапно она вспомнила о Тесс. Дочь сказала, что от него воняет. Нет, это запах мужского тела. Его волосы еще влажные после душа, теплая кожа, сильные широкие плечи. Она положила ладони ему на грудь, но тут же снова обняла его за шею – иначе не могла устоять на ногах.

Это были объятия мужчины, изголодавшегося по женщине. Может, для него теперь сойдет любая? Оторвавшись от ее губ, Саймон прижал Оливию к себе. Неужели такую страсть способна вызвать любая женщина?

Нет, она не хочет быть любой, и не будет. Но ведь это ее имя он прошептал срывающимся хриплым шепотом, это он тревожно заглядывал ей в глаза. На лице его отразилось изумление, смущение, робость. И страсть. Чисто выбритый подбородок, суровая линия чуть приоткрытых губ и глаза – темно-синие, широко открытые.

Невероятно! Она же не секс-бомба и не блондинка с обложки мужского журнала.

Саймон снова поцеловал ее – на этот раз скорее нежно, а не страстно. Его ласкающие движения стали замедленными, возбуждающими. Оливия изнемогала от сладкой истомы.

Она прильнула к нему всем телом, упиваясь поцелуем. Но случайный порыв, как и секс с первым встречным, – не в ее правилах. Это не для нее.

Упираясь ладонями в его плечи, она тихонько оттолкнула его от себя и, тяжело дыша, взглянула ему в глаза.

Он посмотрел на нее, и на этот раз она не выдержала его взгляда. Приложив руку к груди, она несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, но сердце стучало так, словно она пробежала несколько миль.

Надо было бы еще подождать, но Оливия боялась, что передумает и бросится в его объятия, вместо того чтобы убраться прочь.

Она взрослая женщина, вполне способная управлять своими чувствами, и сама решает, целоваться с мужчиной или нет. И сейчас она целоваться не станет.

Резко повернувшись, она гордо вздернула подбородок и удалилась с достоинством, насколько это было возможно на ослабевших ногах.

Глава 16

– Почему в 1942 году вы не вышли замуж за Карла?

– Потому что вышла замуж за Александра.

Оливия внимательно вглядывалась в лицо Натали, потом с улыбкой покачала головой:

– Ваш ответ меня нисколько не удивил.

– Почему? – тоже улыбнулась Натали.

– Потому что вы не любите говорить о том, что причиняет вам боль.

– Или стыд.

– Стыд? Вам стыдно, что вы вышли замуж за Александра, а не за Карла? – По мнению Оливии, причина могла быть только одна: Натали забеременела от Александра. Но это невозможно – она же любила Карла.

– Да, мне стыдно и неловко говорить об этом.

– Почему?

В глазах Натали блеснули слезы.

– Потому что… – Она не договорила и, встав с шезлонга, принялась собирать со стола бумажные тарелки и стаканчики.

Это был вечер Четвертого июля. От гриля поднимался жар – на нем еще недавно жарились гамбургеры и хот-доги. Мадалена и Жуакин отнесли на кухню остатки пиршества. Гости разъехались. Карл повез Джилл и Тесс в город угостить мороженым.

Саймон так и не появился. Карл спрашивал о нем, но его интересовало не где он сейчас, а как у него вообще дела. Похоже, никто и не ждал его к обеду. Печально, что Саймон избегает общества родных, но сейчас Оливия была этому даже рада. Она до сих пор не могла прийти в себя после утреннего происшествия.

Оливия поднялась, желая помочь Натали убрать со стола, накрытого бумажной скатертью патриотической красно-бело-голубой расцветки.

– Почему вам неловко за себя?

Натали переложила фруктовый салат в отдельную миску и вложила бумажные стаканчики один в другой.

– Неловко – не то слово. Стыдно. – Она бросила смущенный взгляд в сторону Оливии. – Нет, я поступила правильно, и Александр был прекрасным человеком. Я не хочу, чтобы мои дети считали, будто я не уважала его. Он мне очень нравился. Со временем я даже полюбила его. Мы прожили вместе счастливую жизнь. Если бы у меня была возможность выбора, я поступила бы точно так же. – Она стала успокаиваться, перебирая стаканчики.