Зеленые листы из красной книги

С этой задачей зоологи Европы справились. К середине двадцатого века, точнее, в 1951 году число зубров достигло ста пятидесяти, из них третья часть в СССР, более всего на Кавказе.

Когда в Кишинский зубропарк прибыло пополнение, а в Беловежской пуще появились чистокровные зубры из Пшинского питомника, можно было начать селекцию на чистого зубра путем поглотительного скрещивания. Роль носителя кавказской крови на Кише принадлежала Пущанину и другому быку — Пухару, привезенному двумя годами позже из Центрального питомника. Этот питомник был создан главком заповедников и Комиссией по охране и восстановлению зубра Академии наук СССР. Он расположился на Оке, недалеко от Москвы. Всю организационную работу в нем проделали Михаил Андреевич и Лидия Васильевна Зарецкие.

И вот на Кавказе уже двадцать четыре зубра. Вожак Ермыш и новичок Пущанин никак не поделят между собой стадо. Борис Артамонович Задоров с егерями Татарковым и Никотиным не решаются выпустить из загона неспокойных зверей.

Написали письмо Михаилу Андреевичу Зарецкому: что делать?

Неожиданно на Кишу приехала Лидия Васильевна. Радостно и добро встретили ее старые сотрудники. Она осмотрела стадо и сказала своим друзьям:

— А не проехать ли нам на Умпырь?

Задоров и Кондратов переглянулись: неужто и она подумала о переводе зубров в эту глухую долину? Зубро-воды хотели сами предложить такой ход. Но постеснялись, тем более что был тут и новый человек, который приехал на должность главного зубровода. Фамилию его знали — Калугин, по имени-отчеству Сергей Гаврилович. Зарецкая то и дело заговаривала с ним, видно, хотела составить для себя более полное представление о человеке, которому вручается судьба многострадального кавказского стада.

На Умпырь поехали через Бамбак и Черноречье.

Долина Умпыря в этот солнечный июнь благоухала запахами черемухи и цветущего луга. От красок рябило в глазах. Дрозды состязались в мастерстве пения. В кустах мелькали непуганые серны и олени. Журчали чистые ручьи. Свежий ветер с ледников остужал горячее сердце.

Вечером, после ужина, сели на порожках вновь отстроенного кордона, где жил егерь Василий Терлецкий, и вспомнили о грозных годах войны, не обошедших эту долину и в двадцатых, и в сороковых годах.

— Нравится вам здесь? — Лидия Васильевна обернулась к Калугину и широким жестом обвела горы.

— Красиво и знакомо, — отозвался он. — Я учился в Орджоникидзе, в Горском институте. Там тоже Кавказ, но зеленого цвета меньше — все скалы да камень. Здесь для зубров совсем хорошо. Райское место.

Засмеялась. Прошлое военное ему пока неведомо. Спросила:

— Ну а старый Ермыш? Он вас не беспокоит?

— Вожак свое сделал. Ни на Кише, ни тут места ему нет. Надо выбраковывать. Ермыш уменьшает кровность стада по зубру.

Слово «выбраковка» здесь еще не произносили. Пока знали другое слово: «размножать». Решимость Калугина понравилась Лидии Васильевне. Она глянула на Задорова:

— Что, если вам, Борис Артамонович, поручат застрелить Ермыша? Да, Ермыша.

— Эт-почему ж? — От испуга он даже стал заикаться. — Как-то есть застрелить? Шуткуете?

— Мы договоримся об этом сами, — сказал Калугин. Спокойный, покладистый и вдумчивый человек. Потому так просто и естественно вошел в старый кишинский коллектив. Правда, на коне выглядел пока мешковато, но ездил не уставая. И все вокруг замечал, записывал. Любил свое дело.

В тот вечер они решили разделить стадо. Половину перегнать сюда, на вольный выпас, возродив полноценную жизнь и на этой прародине зубров.

Годы надежды были и годами трудностей.

На заповедники неожиданно обрушилась волна необдуманных реформ. Василий Никитич Макаров покинул свой пост. Новые люди не все понимали, что такое заповед-ность для природы нынешней и будущей. Чуть не треть заповедников в стране успели закрыть, много раздали по разным ведомствам. Площадь Кавказского уменьшилась почти вдвое. Стройная система заповедования пошатнулась, ученые оказались в стороне. Об этом говорили, возмущались в тот вечер и на Умпырском кордоне.

— А как обстоят дела у зубровода Корочкиной в Беловежской пуще? — спросил Калугин Лидию Васильевну.

— Те же трудности, те же заботы. Скоро вы встретитесь. Намечены совместные совещания раз в три года. Вместе с польскими учеными. Тогда и потолкуете обо всем.

Время, время… Не очень-то согласуется оно с нашими планами, бежит, торопится. Вот и еще десяти лет как не бывало.

На очередном совещании с польскими коллегами в Беловежской пуще — кажется, в 1960 году-Калугина спросили, сколько у него зубров в Кавказском государственном заповеднике. Он ответил по памяти:

— Чистокровных двенадцать, чистопородных сто восемь и гибридов восемьдесят два. Всего двести два.

— Не тесно им? — поинтересовалась Корочкина. У нее в пуще проживало чуть более шестидесяти голов — и то они объели весь подрост.

— Наши стада освоили пока сорок тысяч гектаров пастбищ. С пятьдесят шестого на вольном содержании. Пять голов на тысячу гектаров. Кормами обеспечены.

Потом он сказал, что за десять лет зуброводы выбраковали почти три десятка быков, слишком напоминающих бизона. Поглотительное скрещивание на зубра продолжалось. Кишинское и умпырское стада почти не отличались от своих уничтоженных предков. Этому способствовала не только наследственность, но в какой-то мере и среда обитания. Горы определяли повадки, характер, даже внешний вид животных.

В 1970 году в Кавказском заповеднике насчитывали почти семьсот зубров.

Когда Калугин назвал эту цифру в Кише, Борис Артамонович Задоров и Александр Васильевич Никотин удовлетворенно переглянулись. Вздохнул, погружаясь в прошлое, и Кондратов. Старики вспомнили, что столько, же зубров было на Кавказе перед мировой войной 1914 года, когда молодой егерь Андрей Михайлович Зарецкий с Телеусовым и Кожевниковым оберегали стадо от злых охотников и опасностей.

Вспомним и мы еще раз первого директора Кавказского заповедника Шапошникова, героев нашего повествования — живых и павших, — вспомним и скажем: да воздастся им должное за человеческий подвиг, который одолел суровые войны, оказался сильнее подлости временщиков, уничтоживших в свое время древнейшего зверя Кавказа. Доброе победило.

Если б не так, зачем тогда жить?…

Глава девятая

Автору показалось, что эпилог, иначе говоря, заключительное сообщение о событиях, здесь просто необходим. Дело в том, что в тексте романа читатель не найдет слов, хотя бы приблизительно оправдывающих название книги. Что это за «Зеленые листы из Красной книги»? А ведь так уж принято: название означает суть дела, замысел повествования, идею.

Да простит меня снисходительный читатель за столь позднее возвращение к заглавному листу!

Человечество давно проявляет беспокойство о живой природе. Давление цивилизации на нее все возрастает.

Вырубка лесов, этого зеленого плаща биосферы,[22] широкое осушение болот, обмеление рек; прямое уничтожение диких зверей, птиц, растений, овраги на лугах и полях; губительное дыхание индустрии городов — словом, все, что изменяет естественную среду и называется антропогенным наступлением на природу, — все это привело к уменьшению числа видов зверя и растений на земле, а во многих районах мира и к полному уничтожению их.

Есть о чем задуматься.

Биологи передовых стран мира не могли остаться равнодушными зрителями этого негативного процесса. Они постарались выяснить, как велика опасность. Началась запись — по письменным документам прошлого, по памяти, по наблюдениям — исчезающих животных и растений. Так возникли горестные списки — точный масштаб и скорость уничтожения живой жизни на земле.

В 1948 году Международный союз охраны природы и ресурсов земли, цель которого — «исследовать, осведомлять и указывать возможные пути защиты природы», создал Комиссию службы выживания. В СССР она называется Комиссией по редким и исчезающим видам.

22

Биосфера — область активной жизни на планете, куда входит и такой фактор преобразований, как человеческий разум.