Страница 16 из 74
Упоминание о егерях, кажется, успокоило их.
— Мы отбились от своей армии, — последовал ответ. — Мы требуем вывести нас из леса.
— Они просились в Сочи, — сказал Василий. — Вынь и выложь им Сочи. Чего они туда хотели?
— Обыщите их, ребята.
Немного бумажных денег царского времени, десяток золотых монет, курево. А в поясном карманчике у одного- воззвание Украинской рады, подписанное гетманом Скоропадским. И никаких документов.
— От какой армии вы отбились?
— Таманской.
— Значит, вы из Красной Армии. А почему у вас это воззвание? Где взяли? Кто командовал армией?
Молчание. Потом наглое:
— Хватит вопросов! Егерь, ну и занимайтесь своим делом!
— Ладно, — сказал я. — Зубриное мясо в котелке. Убили зубра?
— С этого и началось, — подхватил Василий. — Изрешетили зверя. Мы на выстрелы и пошли.
— Зверь напал на нас, — сказал тот, что в морском кителе. — Мы защищались.
— Почему вы хотели в Сочи? Там же белые! Молчание.
— Вы офицер?
— Я мичман, — гордо ответил пленный.
— С какого корабля?
— Мой корабль на дне морском. Вместе со всем флотом.
— Хватит! — это опять рявкнул седоголовый и с ненавистью уставился на меня. По властному тону, по возрасту, он, несомненно, был старшим в чине. — Развяжите, и мы
уйдем без вашей помощи. Куда нам надо.
Все ясно. В Псебае уже говорили о событиях на кораблях в Новороссийске. Это моряки, покинувшие корабль, когда пришел приказ взорвать его. Возможно, националисты из тех, что хотели увести русский флот к немцам, лишь бы не оставлять кораблей у русской революции. Им пришлось вместе со всеми матросами идти в поход с Таманской армией. При первой же возможности они сбежали в горы, заблудились и одичали, а потом пленили Никотиных. Как их передать властям? Найдем ли красных партизан? А если не найдем — выведем за реку Белую, и пусть сами ищут Дорогу в горах. Лишь бы подальше от заповедника.
— Сколько отсюда до Гузерипля? — спросил я у братьев, когда мы отошли посоветоваться.
— Верст двадцать пять. Туда поведем?
— Не отпускать же молодчиков! И убивать нельзя. Мы не суд.
Утром вышли с бивака в другом порядке: трое на своих лошадях, а четверо связанных пешком, между лошадей. Седой коротко спросил:
— Куда?
Я ответил, что выведем на дорогу и куда глаза глядят… Это их успокоило.
Отыскалась знакомая тропа на Гузерипль, и еще засветло мы достигли егерской караулки. Пленных заперли в сарае, по очереди дежурили у дверей. В караулке затопили печь и приготовили ужин.
Около полуночи Василия сменил на дежурстве Саша, мы легли спать, но не успели еще задремать, как услышали выстрел, второй, окрик Саши, а далее — уж совсем непонятную для глухомани близкую и короткую пулеметную очередь. Над караулкой взвизгнули пули. Потом все затихло.
Первым к выходу бросился Василий. Снаружи тотчас раздался повелительный окрик:
— Не выходить! Стреляю без предупреждения!..
В замешательстве мы прижались к стенке. Неужели еще одна банда?…
От сарая слышались громкие голоса, крик, там засветился огонь, похоже, самодельные факелы, раздалась команда: «По одному!» и «Руки назад!». Возглас Саши: «Отдай винтовку, черт!» Василий приоткрыл, было дверь, и сразу же стукнул револьверный выстрел. От доски над дверью полетели щепки.
— А была не была! — шепнул Василий. — Сиганем в темноту к тому дольмену,[10] что левей дороги, авось промажут! — И он, крепче нахлобучив шапку, отошел, чтобы
с разбегу высадить дверь и выбежать.
Но дверь распахнулась сама. Из темноты приказали:
— Выходи! Оружие на порог. Быстро!
За дверью двигалось множество неясных теней. Вот попались!
Я оттиснул Василия и вышел первым. Крепкие руки обхватили меня, ощупали и повели в сторону. Точно так же поступили с Василием. Нас усадили на землю. Между караулкой и сараем ходило десятка три фигур.
В караулку вошли двое, потом еще трое, засветили фонарь. От порога сказали:
— Вводи, кто там первый?
Меня подняли под мышки и потянули в помещение.
Свет от фонаря не больно хорошо разводил темень, но все же лица сидевших за столом прояснились. И первый, кого я увидел, — в кубанке, длинноносый, худой и какой-то черный с лица — был так знаком, так радостен мне!
— Здравствуй, Саша, — спокойно сказал я, расплываясь в улыбке.
Все тревоги мгновенно исчезли. За столом сидел Кухаревич.
Он плохо видел меня, но голос, тон, дружеские слова подняли его с лавки. Загремел стол, фонарь качнулся и чуть не упал. Длинный, в долгой шинели, Саша шагнул ближе, схватил за плечи, всмотрелся.
— Ты?! Ну, знаешь!..
Мы крепко обнялись и целую минуту тискали друг друга. Бойцы набились в караулку, все разом говорили, улыбались. А он, не отпуская меня, заорал:
— Отставить арест! Свои хлопцы, свои!
— Осторожней, Саша. В сарае четверо бандитов. Неупустить бы…
— Ты привел? А ну, хлопцы, быстренько сюда тех, из сарая! И освободите караулку, дышать же нечем.
— Как ты ко времени, Саша! Мы пришли сюда с надеждой найти тебя или топать к перевалу.
— Моя разведка тут уже несколько дней.
— И никаких следов… Или я разучился наблюдать?
— Военная предосторожность. Мы за мостом устроились. Я подъехал вчера, и вчера же ребята увидели вас. До ночи не выходили, потом окружили, пулемет на позицию и вот…
В дверь втолкнули Александра Никотина — злого, решительного, готового кусаться, судя по его лицу.
— Это мой. Он караулил тех самых.
— Отпустить. Садись, как тебя там… Удивленный, сразу остывший, егерь сел поближе ко мне, уставившись вопрошающим взглядом на Кухаревича.
Ввели четверых, понурых, потерявших надежду.
Минута молчания. Перегляды. Кухаревич оглядел одного, второго, третьего. Повернул за плечи седоголового так, чтобы лучше рассмотреть. Спросил, растягивая слова:
— Тимощенко? Попался, контра!
— Зубра промышлять надумал, — сказал Василий.
— Он специалист не только по зубрам. Он и по нашим людям ловко стреляет. Ну, теперь-то не стрельнет… — И, обратившись ко мне, объяснил: — Бывший заместитель командира седьмой колонны у Ковтюха. Поднял бунт, собственноручно застрелил Сергея Ефимова, командира, объявил себя сторонником Скоропадского и ушел из Хадыженской в сторону Сочи. Оттуда надеялся отбыть в Киев… Где же твои остальные люди? Ведь ты увел сотню, если не больше. Растерял? Ладно, мы их подберем. А тебя утром отправим в штаб. Там ты все расскажешь, там и военно-полевой суд. В сарай всех! И строгую охрану!
Кухаревич разволновался, заходил по караулке — пять шагов туда, пять обратно. Такая встреча! И необходимость быть жестоким. Без этого подлости не победить.
— Значит, ты здесь обосновался? — мягко спросил я.
— Ну и словили вы людишек! — Он никак не мог говорить о чем-то другом. — На их руках кровь прекрасных людей…
Наконец успокоился, приказал одному из командиров:
— Павел, поедешь начальником конвоя с этими предателями. Прямо к Казанскому, он сейчас со штабом на верхнем течении Афипса. Через Солох-аул, Туапсе, ты знаешь как. Отвечаешь головой!
— Есть! — Командир подтянулся, щелкнул каблуками сбитых сапог.
— Ты спросил, где обосновался? — Саша сел возле меня. — Нет, Андрей, мы сюда только наезжаем, чтобы проверить тылы. А стоим по ту сторону хребта, у моря. По берегу везде наша власть, хотя Туапсе и поселки у деникинцев. Но они носа не высовывают из своих укреплений. Даже в окрестностях Сочи. Посмотри, какое у наших ребят вооружение! Новенькое, английское. Это мы взяли в Архипке при налете. И пулеметы… Ну, в общем, живем, воюем. Ты расскажи, как здесь очутился?
Я рассказал. И о зубрах тоже, не скрывая своей тревоги из-за новой армии, что появилась в лесу. Люди с винтовками — всегда угроза зверю. Саша задумался.
— Ты прав, конечно. Война есть война. Ужасно неприятно, что остается все меньше зубров. В общем, так. Я помогу, долг бывшего егеря. Проведем работу среди населения в горных поселках, отрядим постоянные караулы. Считай, что южная и западная границы заповедника для зверей неопасны. Разве что банды, вроде нынешней… Слушай, ты ничего не рассказал о домашних. Данута, сын, родители?…
10
Дольмен — постройка из каменных плит древних людей на Кавказе.