Страница 7 из 15
«А на что мне тот царь? — обозлился вдруг Дмитро. — И за что я его буду бить, как я его и в глаза даже не видел! Ни он меня, ни я его! И пан тоже мне ни к чему! Вот приказчик Павло — это другое дело!»
Динка всегда считала Дмитро тупым, неразвитым мальчишкой, а вот прошло два-три года и случайно зашедший в село солдат сумел чем-то заинтересовать Дмитро, читает с ним вместе какую-то бумажку — может, прокламацию…
— Дмитро… Я давно его не видела. Прошлым летом его куда-то посылали за коровами? — живо заинтересовавшись, спросила она примолкнувшую Федорку.
— Ну да! У пана под Житомиром еще одно имение, да вот оттуда они с приказчиком коров пригоняли, ты его и не видела! А сейчас и не познаешь уже! Настоящий парубок стал! Только характер его спортился, не слушает меня! А про солдата хоть говори, хоть не говори — всё мимо ушей пропускает! — пожаловалась Федорка.
— А ты не говори. Не ссорься с Дмитро. Он не должен тебя слушаться в этом деле, Федорка! — строго сказала Динка.
— Ну, так тому и быть, — вздохнула Федорка, поднимаясь. — Может, я и вправду зря на него нападаю. Ходим лучше скорее, бо мамка моя вареники для тебя лепила, наверно, сердится уже, что нас долго нет.
Девочки молча вышли на дорогу. Взглянув на расстроенное лицо Федорки, Динка обняла ее за плечи.
Федорка растрогалась.
— У меня еще один разговор есть. Ну, то уж на свободе, а то как почуе маты, то весь веник об меня обломает!
— Все еще бьет? — удивилась Динка.
— Ну, а кто ж ей воспретит? Она ж маты…
— Так тем более. Сама родила и сама бьет! Чепуха какая-то, — сердито сказала Динка.
— Ну, это уж так полагается… Да не то обидно, что бьет, а то обидно, за что бьет… Ну, добре, об этом мы потом побалакаем, — заторопилась Федорка, завидев на крыльце мать. — Молчи зараз!
Глава четвертая
ХАТА С КРАЮ
Федоркина хата под самым лесом, на краю панской экономии. Старая эта хата напоминает засыпанный сосновыми иголками гриб; крохотные окошки лежат на завалинке, крыша покрыта зеленым дерном, и как веселая насмешка над этим убожеством белеет новое крылечко из свежевыструганных досок. На гладеньких ступеньках копошатся младшие братишки Федорки, кряхтя, взбираются на крыльцо и задом ползут обратно.
Мать Федорки, Татьяна, такая же круглолицая, как дочка, с тоненькими морщинками под голубыми глазами, встречает гостью на крыльце.
— Ну, слава господу, приехала наша Диночка! А уж моя Федора с утра голову потеряла! Бегает да бегает по лесу, гукает! «Да чего ты, кажу, бегаешь? Задержуется человек по своим делам!»
Она крепко обнимает Динку и ведет ее в хату.
— Сядайте, сядайте, Диночка, за стол! Зараз будем вареники кушать! Вы ж мои варенички завсегда любили, — ласково приговаривает Татьяна, усаживая Динку за стол и вынимая из печи большую миску с горячими варениками. На столе разостлан чистый домотканый рушник, на нем золотистые, свежие коржи. Динка сразу чувствует волчий аппетит и по старой детской привычке без всякого стеснения вытаскивает из миски огромный черный вареник.
— Вот, Диночка, дожили мы до якого часу — нема ни крошки белой муки. Просеяла житнюю да и слепила вареники. Може, не понравятся вам? — беспокоится Татьяна.
— Ну что вы! Я сроду ничего вкуснее не ела! — весело уплетая вареники, уверяет ее Динка.
Федорка тоже ест вареники, но берет их осторожно, чтоб побольше досталось гостье. Татьяна любовно смотрит на Динку, проводит заскорузлой рукой по ее косам, мягко улыбается.
— От яки косы вырастила! И сама вытянулась, як той тополек! Да вот и моя Федорка тоже подросла… — Татьяна озабоченно смотрит на обеих девочек. Мабуть, скоро замуж пора вас отдавать, — шутит она, но моложавое лицо ее грустно и сквозь шутку слышится материнская тревога. — За кого только отдавать, все хлопцы на войне, а возвернутся, тоже радости мало: все хозяйства порушены, скотину кормить нечем… А немец тем часом все ближе подступает.
— Та годи вам, мамо, и чего вы таку панику наводите… Накладайте лучше еще вареников, бо Динка голодная!
С матерью Федорка говорит особым тоном, капризным, ворчливым, не допускающим возражений, вроде держит мать в узде, и мать слушается дочки, хотя это не мешает ей, выйдя из терпения, трепать свою Федорку за косы. Но сейчас мать поспешно хватает миску и бежит к печке.
— Зараз, доню, зараз! Ешьте на здоровьичко, я богато налепила!.. А вы геть отсюда! — шлепая полотенцем карабкающихся на скамью ребятишек, кричит она. Пораскрывали рты, как галчата. Ведь только-только кормила я вас, да не накормишь никак, прости господи!
Насытившись, Динка разглядывает знакомую с детства федоркину хату, привычно гладит русые и белые головенки федоркиных братиков и сестричек. Сколько их, кажется, и сосчитать невозможно! Федорка — вечная нянька, нянчилась с ними и Динка, приезжая летом на хутор. Мучились они с этими малышами и играли в них, как в куклы. Приведут, бывало, к Динкиному пруду, выкупают, посадят на песочек, а сами выстирают их рубашонки, разложат на траве сушиться, и Динка бежит домой, шарит в буфете, прячет в карман сахар, а то, залетев в кухню, хватает прямо со сковородки горячие котлеты.
— Куда ты? — кричат ей из дома, а Динки уже и след простыл, она уже на пруду, кормит вместе с Федоркой своих галчат.
С нежностью вспоминает все это Динка. Подросли за зиму Федоркины ребятишки, а помнят ее, улыбаются лукавые рожицы, прячась под стол. Динка поспешно роется в карманах и сует в их грязные ручонки дешевые конфеты в бумажках.
— О, бачишь, яка баловница приехала, теперь разве выгонишь их с хаты? — выкладывая на рушник лепешки, добродушно ворчит Татьяна и, присаживаясь на лавку, с робкой надеждой смотрит на Динку. — Ну, а что ж там в городе за войну балакают?
Но Динка не успевает ответить, потому что на пороге вдруг появляется Дмитро. Только Дмитро ли это? В таком же армяке, накинутом на плечи, в вышитой по вороту рубашке, но это уже не подпасок, ухарски щелкающий кнутом, и даже не тот Дмитро, с которым они позапрошлым летом учились стрелять из обреза. Теперь это уже не хлопчик, а настоящий парубок, и только круглые карие глаза и смущенная улыбка напоминают прежнего тихого подпаска.
— Здравствуйте, — говорит парубок, снимая шапку. На коротко стриженной голове у него оставлен мягкий чуб, он все время падает на лоб, и Дмитро осторожно приглаживает его ладонью.
— Здравствуй, Дмитро! — вскакивает ему навстречу Динка.
— Здравствуйте, — смущенно повторяет Дмитро, отводя глаза и как бы нехотя протягивая руку.
— Здравствуйте, Дмитро! — в тон ему повторяет Динка.
За столом, давясь варениками, заразительно хохочет Федорка:
— Бачилы, яки у них церемонии!
Дмитро тоже смеется и уже крепко, по-дружески жмет Динке руку.
— Ну, сядай, раз пришел, — поджимая губы, говорит Татьяна.
Она что-то имеет против этого гостя, но Федорка бросает на нее быстрый сердитый взгляд и, придвинув к столу табурет, усаживает Дмитро за стол:
— Вот, ешь вареники. Хлеба бери!
— Да я не хочу! Я не голодный, — упрямится Дмитро.
— А я говорю — ешь! — сердится Федорка.
— Да что ты его приневоливаешь? Не хочет человек — так нет, пристала как репей! — раздраженно гремит заслонкой мать.
— А я кажу — ешь, — настойчиво шипит Федорка.
Дмитро нехотя берет вареник черной от загара рукой и смотрит на Динку:
— Ну, что слышно в городе?
— То же, что у вас, — говорит Динка. — Ведь подумать только, второй год война идет, солдаты не вылезают из окопов. Разутые, раздетые… Вася пишет, зимой прислали сапоги, и всё какие-то недомерки, у всех ноги растерты, портянки от пота и крови заскорузли… А кому дело до солдат? Посмотрели бы, что в госпитале делается, когда раненых привозят! Класть негде! Мышка по два дня домой не приходит. Ужас какой-то! Бросили людей на бойню с голыми руками! Ничего толком не заготовлено! Пушек нет, ружей и тех не хватает! А кому нужна эта бойня? Солдаты не хотят драться! — возбужденно говорит Динка.