Дверь в преисподнюю

— Господин Грендель! — радостно окликнул его боярин Василий. — Какими судьбами?

— А? Что? — заозирался Грендель. — О господи, где это я?

— В корчме, вестимо, — сообщил водяной.

— Зачем я здесь? — задался Грендель новым вопросом. — Ведь я шел… Куда ж я шел? Куда я путь держал?.. А, вспомнил! Я шел в чертоги господина Беовульфа, дабы своею новой поэмой, кою сочинял весь нынешний день, поднять боевой дух наших доблестных рыцарей перед походом на королевский замок!

— Эка хватил, батюшка! — проскрипел корчмарь, только что незаметно появившийся в обеденной зале с кипящим самоваром и скромной закуской. — Замок-то королевский уж взят.

— Ну вот, опять я опоздал, — пригорюнился поэт, присев за стол.

— Это бывает, — ласково заметила Наталья Кирилловна. — Помните, как у Александра Сергеича Грибоедова — «Шел в комнату, попал в другую».

— Вы и Грибоедова знавали? — живо заинтересовался Иван Покровский.

— Неоднократно видела его прямо как вас теперь, — радостно закивала баронесса. — Он даже играл на фортепьянах свой вальс и спрашивал моего мнения. Погодите, да вот этот. — Наталья Кирилловна довольно приятным голосом напела знаменитый вальс Грибоедова. — Знаете, ведь цензура не пропустила его комедию к постановке на театре, и мы собирались устроить любительский спектакль. Представьте, я должна была играть Хлестову: «Не мастерица я полки-то различать…» Государь отправил Александра Сергеича с дипломатической миссией в Персию, и вот, будучи проездом в Тифлисе, он безумно влюбился в тамошнюю первую красавицу Нину Чавчавадзе и сделал ей предложение! Такая романтическая история… Я так хотела бы, чтобы они жили долго и счастливо и чтобы Александр Сергеич порадовал нас новыми, не менее гениальными произведениями.

Заметив, что Дубов что-то хочет сказать, и догадавшись, что именно, Иван поспешно заговорил сам:

— Не будем о печальном. Господин Грендель, может быть, вы познакомите нас со своею новой поэмой? Полагаю, что мы сможем оценить ее по достоинству.

Грендель встал и, устремив взор куда-то в бесконечность, далеко за ветхие стены придорожной корчмы, начал чтение:

Иван-царевич слушал внимательно, профессионально отмечая поэтические достоинства и недостатки сего произведения искусства. Наталья Кирилловна понимающе глядела на вдохновенного чтеца — должно быть, он напоминал баронессе тех стихотворцев, в обществе коих она вращалась долгие годы. А Василий, мало вникая в выспренные слова поэмы, думал о том, что свою миссию в Новой Ютландии они с Надей и Иваном Покровским выполнили и пора возвращаться домой, в свою действительность, в родной Кислоярск.

«В замке теперь, должно быть, пир горой, — размышлял Василий. — И Наденька там. Что же, пускай празднует на здоровье — это ведь ее день. Или даже звездный час, каких не много случается в жизни. А завтра — в обратный путь…»

— У меня ковер-самолет в заначке, — как бы подслушав мысли боярина Василия, вполголоса сказал Чумичка.

Василий кивнул. И тут же поймал себя на мысли, что охотно остался бы еще погостить в этом странном мире, где даже самые отъявленные злодеи казались почти что приличными и благородными людьми на фоне того отребья, с которым ему порой приходилось иметь дело дома. И которое, увы, сумело пролезть и сюда, в страну печальных королей, Прекрасных Дам и сентиментально-благородных рыцарей.

Праздничный вечер в королевском замке был в полном разгаре. Однако никто не выходил за рамки благопристойности — и хотя вина на столе было хоть отбавляй, но рыцари употребляли его в меру. К тому же ради такого случая королевские повара приготовили замечательные закуски, которые смягчали возможное воздействие вина. Ну и, разумеется, рыцарей сдерживало присутствие двух Прекрасных Дам: Надежды Чаликовой и будущей Ново-Ютландской королевы Катерины, которая сидела во главе стола рядом с Александром, понемногу осваиваясь в непривычной обстановке. Третья Дама — княжна Марфа — отсутствовала. По вполне понятной причине ей было не до пирований и уж тем более не до стихотворных опусов, коими мадам Сафо, синьор Данте, господин Ал-Каши и остальные поэты потчевали почтеннейшую публику в перерывах между закусками.

так вычурно вещала, разумеется, мадам Сафо. И никто из рыцарей, разомлевших от высокой поэзии и закусок, не заметил, как к Александру подошел Теофил и что-то шепнул ему на ухо. Поманив за собой госпожу Чаликову, Его Величество спешно покинул залу. А спустя недолгое время столь же тихо возвратился в сопровождении троих незнакомцев — двух господ и одной дамы. Не желая прерывать чтения очередного стихотворца, на сей раз синьора Данте, Александр и новые гости незаметно остановились в дверях. А когда отгремели рукоплескания, король выступил вперед:

— Господа, прошу внимания. Наш замок почтили своим посещением княжна Белой Пущи Ольга Ивановна и ее сопровождающие — воевода Полкан и боярин Перемет.

Дама величественно кивнула, а ее сопровождающие слегка поклонились сперва Александру, а затем всему честному собранию.

Собрание изумленно молчало. Первым обрел дар речи господин Беовульф:

— Извините, Ваше Величество, но кто вам сказал, что они — это они?

— Они, — слегка удивленно ответил король.

— Замечательно, — вздохнул тот, кого Александр представил как боярина Перемета. — В облике Змея Горыныча никто не сомневался, что мы — это мы, а стоило только вернуться в истинное обличье…

— А вот щас как дыхну! — добродушно прогудел воевода.

— Полкан! — радостно взревел Беовульф, прямо из-за стола бросившись в объятия к воеводе. — Простите, что сразу не признал! Ваша Светлость, да что же вы стоите тут в дверях, как бедная родственница. — Беовульф подхватил Ольгу под руку и чуть не силой потащил к столу. — Господа рыцари, освободите место для почетных гостей! Это ж надо — в драконском облике…

Король что-то шепнул Чаликовой, и та незаметно исчезла.

— Нет-нет, благодарю, мы пировать не будем, — церемонно сказала Ольга и неожиданно сладко зевнула. — Хотелось бы немного отдохнуть.

— Вот ты и отдыхай, — проворчал Полкан, — а я еще малость попирую.

— Просто княжна до сих пор все никак не привыкнет, что мы больше не одно существо, — вполголоса заметил Перемет.

— Теофил, приготовь для Ее Светлости горницу, и желательно подальше от этой залы, — распорядился Александр.

— Благодарю, — кивнула Ольга. Но едва она повернулась, чтобы следовать за Теофилом, как неожиданно вскрикнула и покачнулась. Беовульфу даже пришлось ее поддержать, чтоб не упала.

В дверях стояла княжна Марфа, а чуть позади нее — Надежда Чаликова с домовым Кузькой на плече.

— Марфа… Это ты… — прошептала Ольга, с неподдельным изумлением глядя на свою двоюродную сестру, которую не видела долгих двести лет.

Вместо ответа Марфа подошла к Ольге и крепко обняла ее. Нечего и говорить, что доблестные рыцари при этой душещипательной сцене откровенно рыдали, нисколько не пытаясь скрыть слез радости и умиления. Даже Чаликова украдкой смахивала скупую журналистскую слезу, хотя умом понимала, что эта сцена сильно отдает латиноамериканским телекинематографом.

Первой к деловому тону возвратилась княжна Марфа:

— Ну что же, предаться чувствам мы еще успеем. А теперь давайте обговорим главное. После того как Иван-царевич освободил меня из лягушечьей шкуры…

— Иван-царевич? — удивленно перебил боярин Перемет. — А ведь нас тоже Иван-царевич!..

— Вот оно как, — усмехнулась Марфа. — Ну что ж, тем лучше. Из слов Ивана-царевича я поняла, что он, сам того не подозревая, выполнял чью-то волю. Еще не знаю чью, но мне сдается, что кто-то из стоящих за Иваном-царевичем находится теперь здесь. — Марфа как бы мельком глянула на Надежду Чаликову. Та смутилась, но виду не подала.