Страница 8 из 11
– Да тут такое… Ну так что? Даем либерализацию с приватизацией.
– Даем, даем… Тут… Может, сначала…
– Эй!
– Чего тебе?
– Дак тяжело.
– Знаем. – И тишина.
– Эй! Чего затихли?
– Чего?.. Эх… Тут эти… вооруженные силы… Тьфу ты… сейчас… – И тишина.
– Дак тяжело.
– Да ты там не шевелись. Ты там… Вообще стоять не на чем. Сейчас вообще как поменяемся местами. У тебя другое правительство есть?
– Нету.
– И стой, не шевелись.
Рискуют все!
Через дыру в заборе чужеземцы видят сплошное мелькание – то правительство прильнет к дыре, то народ.
– Дайте чего-нибудь.
– А вы там обозначьтесь отчетливее. Отчетливее. Кому давать-то?
– От.
Опять мельтешение. Правительство прильнуло.
– Дадите вы там или нет?
– Кому-кому. Вы кто?
– Как кто?
Драка. Уже другое правительство прильнуло.
– Мы суверенное, независимое. Да не мешай ты. Отойди. Убери руки, руки убери! Отпусти, сука. А-а…
– Ты лучше флот отдай!
– Да? А хутор Михайловский не хочешь?
– Эй, это Европа?
– Да.
– Значит так, если вы не хотите иметь дело… Стой! Стой… Руки отпусти… Ну дай сказать. Так вот, если вы не хотите иметь неприятности, положите вон под тот камень пять миллиардов. Отойди. Стой. Отойди, дай сказать… Оторвись, козел. Мы тут уточнили – десять миллиардов.
– Да, десять миллиардов под тот камень.
– Послушайте, не давайте им ничего. Это самозванцы. А нас избрал народ. Где ж у меня результаты голосования? Сейчас… Да не трогай. Вот результаты – восемьдесят восемь процентов. Значит, мы требуем на стабилизацию экономики вон под тот кирпич двадцать миллиардов.
– Стой, пусти. Мы вообще исламские государства. Мы здесь никого не знаем. Мы только что получили полный вотум огромного доверия. Вот результаты голосования – сто двадцать восемь и шесть процентов. Даже еда у нас есть. Мы хотим на религиозную литературу двадцать девять миллиардов. Нет… нет… Не оторвешь… Нет… что-что? Ты не понял. Я не прошу на армию. Я их прошу на литературу. Тсс-с… Все. Тихо. Да, да. (Шепотом.) Там есть щель. Как стемнеет, прошу туда. Конфиденциальная встреча. Никто мешать не будет. Часов давайте в семь.
– Эй, Европа. Не надо в семь, не слушайте их. Это самозванцы, у них нет вотума от народа. Это мы будем в семь у щели.
– Эй, все. Мы отменяем эти переговоры, мы назначаем новые переговоры.
– Ескюз, мы хотим помочь, но мы не знаем, с кем иметь дело.
– Как с кем?
– Ну, с кем?
– Как с кем?
– Ну, с кем?
– Как с кем? Только не с ними.
– А с кем?
– Как с кем? С нами.
– А вы кто?
– Мы кто?
– Да, вы кто?
– Ну разберитесь между собой.
– Не дай бог, – ответили внутри забора.
– Вот и хорошо, – сказали в Европе.
Рискуют все.
Те кто остался, рискуют остаться.
Те кто уехал, рискуют уехать.
Давайте глянем друг другу в глаза.
Риск – благородное дело!
Первый
Президент. Он же генсек ЦК КПСС. Он же председатель Всесоюзного стачечного комитета.
Он же – руководитель оппозиционной платформы.
Он же – сторонник жесткого курса.
Он же – правый, если смотреть слева, и левый, если смотреть справа, хотя сам утверждает, что в центре. Но это оптический эффект.
Он же – за независимость на местах при полной зависимости от центра.
Он же – за выход из СССР кого угодно, только с СССР вместе.
Он – за переход к рыночной экономике, не выходя из социализма, и за все виды собственности, кроме частной, личной, индивидуальной и вообще принадлежащей кому-то.
За реформы при сохранении стабильности и полную свободу при сохранении хозяйственных связей, за отход КПСС от власти при сохранении руководящей роли.
В результате всех этих взглядов его стало страшно оставлять одного, ибо, войдя в кабинет, он себя там не застанет, а выйдя, останется там.
С особым удовольствием население любуется им, когда он говорит:
– Я убежден! Это наш единственный путь.
– Конечно, – говорим мы, – единственный наш.
Актер
Не знаю, как растет публика. Но я видел, как опускаются актеры.
Печать частых встреч. Бесчисленные перемены характера. Легкое сумасшествие на базе крупной популярности рождает интересные вопросы к окружающим:
– У вас и вокзал есть? И поезда есть? И сесть в них можно? Прямо на этом вокзале? Как интересно. Поздравляю. Прекрасный город. Только почему вы его не убираете?.. Вам бы оборудовать следующий берег. Ну, вот этот – напротив. Построить там отели, рестораны. Это хорошая идея. Я вам ее дарю.
А вот я вижу вдали горы. Вы их как-нибудь используете в промышленности?.. Нехорошо… Реку вы используете для обмыва, а горы нет. Надо, надо. Поставить там какой-нибудь завод, будет очень красиво. Одинокий такой дымок светло-коричневый на зеленом фоне склона – очень симпатично.
Собравшиеся зеваки ответственно кивают, как будто от них что-нибудь зависит. Ну, а он… Взгляд рассеянный. Слух ненаправленный. Отвечает через вопрос. После третьего может ответить на первый. Дает себя усаживать в машину, везти куда-то, но быстро реагирует на слова «обед» и «касса».
Чувства исчезли вместе с шепотом. Громкий голос и хорошо закрепленный текст.
На свою шутку немедленно реагирует, тонко сочувствуя тупости окружающих. Довольно крупные куски заученного текста для нескольких жизненных коллизий… При получении гонорара шутка такая: «Так и расходы большие!» При произведении сексуальных действий: «А ты где живешь?.. И как ты отсюда поедешь? К сожалению, проводить не смогу… Но мне действительно… Мне очень… Я уже давно такого… Моя… (памяти никакой, поэтому) птичка».
– Я тебе дам мой московский телефон… Хочешь в Москву?.. Обязательно!.. Обязательно!.. А вот это непременно!.. Можешь мне поверить… Обязательно… Как раз я не забываю. Я потом запишу, все что ты сказала… Да я и так не забуду… Но я запишу… Моя… счастье. Обязательно. Здесь есть такой магазин? Обязательно…
Разговор с женой: «Ты же видишь, я устал…»
С мамой: «Перестань, я устал…»
С соседями: «Если б вы знали, как я устал…»
С друзьями: «Что ты знаешь… Это же на износ!»
Раньше на дне рождения: «Эта страна своим крепостным царизмом опозорила рождение и обесценила смерть».
Позже: «Эта страна своим шараханьем опозорила рождение и обесценила…»
Еще позже: «Эта страна своей тупостью…» и так далее.
Не злой, особенно после успеха.
Любит свое изображение – афиши, снимки. С таким-то. С таким-то. С таким-то. И с таким же. Вот он держит за пуговицу министра культуры. Вот хохочет с виолончелистом. Замер на концерте Спивакова. Но так, чтобы был виден Спиваков. Вот среди генералов. Среди студентов.
Всюду с рюмкой в руке. Устал!.. Улыбка усталая… Возможно, даже естественная. Зубы – нет. Мысли тоже не его. Устал. Да… Устал. Возле чемодана стоит. Возле магазина стоит. Возле грязной посуды лежит. Ему неудобно. Его все знают.
На вопрос «Что вам нравится в людях?» – отвечает: «Доброта».
– Верите ли вы, что красота спасет мир? – Твердо отвечает: «Да!» – Хотя не представляет как…
Об убеждениях узнает из собственных слов.
– Ваш любимый писатель.
– Бунин. (Раньше был Чехов. Теперь Бунина разрешили.)
– А Булгаков?
– Ну, Булгаков тоже… Но там есть тонкость…
Какая, не говорит.
Показалось, что и на митингах может иметь успех. После двух шуток поверил, что поведет массы. Стал говорить: «Вы должны», «А теперь вы должны». И в конце: «Это вам необходимо». Митинговый зал специфический. Туда приходят не любить, а ненавидеть. Добился свиста. Посоветовали убираться в Израиль. Не по национальности. Видимо, название импонировало. «Убирайся в Сирию» – не звучит.
Вернулся на сцену. Былого успеха не было. Но и ненависти тоже. Многие его еще помнили. Надо бы сделать перерыв и начать снова. Чтоб вернуть власть…