Страница 48 из 54
— Я думал, что Дервент в конце концов спятил.
— Похоже, это было общее впечатление, — заметил адвокат, вытаскивая свой портсигар с величайшей неторопливостью. — Но почему?
— Потому что вы были вечным призраком. Потому что долгое время вы неотступно меня преследовали. Потому что вы два года пытались обвинить моего отца или меня в убийстве Дартли. Когда вы не смогли этого сделать, я подумал, что навязчивая мысль довела вас до того, что вы по-настоящему совершили убийство — в моем доме, — так чтобы меня за него повесили.
— Это все ваше кельтское воображение, — усмехнулся Дервент, зажигая сигару.
Поллард подумал: «Что-то здесь сейчас произойдет. Смотри во все глаза! Опасность! Или это мое далекое от кельтского воображения?»
— Вы правы, — продолжал Соар, обращаясь к Г. М., — насчет того, что я был в том состоянии, которое вы называете паникой, и с меня достаточно было трупов. Я не должен был вообще возвращаться в этот дом. Я должен был побежать в полицию, я должен был пойти к друзьям и организовать себе алиби, я мог сделать дюжину вещей, чтобы отступить в тень, если бы я только не помнил об этом кувшине-головоломке, запертом в моем сейфе. Так что я вынужден был вернуться. Могу вам сказать, что это не самый приятный дом, чтобы возвращаться в него во время дождя, в особенности если вы, как и я, думаете, что видите шлем полицейского недалеко от уличного фонаря.
Я вошел через парадную дверь, повесил в коридоре плащ и шляпу. Почти сразу, прошло не больше нескольких секунд, я услышал звук вроде тяжелого удара в этой комнате. Я вошел сюда, но, похоже, все было в порядке. Тогда я открыл дверь в коридор, ведущий к боковой двери. И я увидел его. — Соар кивнул в сторону Бартлетта. — Он лежал лицом вниз, повернув ко мне голову. На нем был макинтош, котелок его свалился, а ручка этого ножа торчала у него между плеч.
— Он был мертв? — спросил Мастерс.
— Не совсем. Понимаете, он… полз. Он полз ко мне.
— Вот так. Как Дартли.
— Очень проницательное сравнение, инспектор. Благодарю: как мои ночные кошмары о Дартли, да. В коридоре не было света, кроме того, который падал из этой комнаты, так что я перетащил его сюда. Я полагаю, он только что вышел из такси; его лицо и ботинки были совершенно мокрыми, и крови было совсем немного. Но в этом не было ничего хорошего. Он умер прежде, чем я смог что-нибудь сделать.
Мастерс отошел и открыл дверь в коридор с желто-коричневым половиком и с синими вазами в нишах вдоль стен. Другой двери не было.
— Предположим, что это правда — обратите внимание, я не говорю, что это так и есть! — внезапно атаковал его Мастерс. — Как вы думаете, что случилось с убийцей?
— Вы мне льстите, — сухо отозвался Соар. — Я об этом не думал. В конце концов, я предполагаю, что он, должно быть, последовал за этим бедным дьяволом через боковую дверь, ударил его в спину и снова выскользнул через боковую дверь.
— Была ли в таком случае боковая дверь заперта?
— Нет. Я помню это, потому что потом ее проверил. Должно быть, именно так Бартлетт и вошел. У него, разумеется, не было ключа.
Мастерс обратился к своим подчиненным:
— Так, теперь послушаем наших сыщиков. Что вы на все это скажете? Мог кто-нибудь последовать за Бартлеттом через боковую дверь, заколоть его и выйти снова? Вы следили за дверью. — Он выслушал с определенным удовлетворением свидетельство о том, что никакая другая персона не появлялась возле боковой двери, не могла ни выйти, ни войти. — Это кажется довольно-таки ясным, а, мистер Соар? Вот так. Следовательно, если мы поверим вашей истории, убийца должен был войти в дом, причем используя этот коридор и эту комнату? Таким образом, как бы он ни приблизился к Бартлетту, он должен был оставить тело и вернуться через эту комнату, поскольку он не мог выйти через боковую дверь.
— О боже, предполагаю, что так.
— В таком случае вы должны были его видеть. Однако вы говорите, что никого не видели.
Соар открыл один глаз.
— Что до этого, инспектор, все ваши проклятые силы обыскали этот дом и тоже его не нашли. И тем не менее они клянутся, что он все еще внутри. Я сделал кое-какие исключительно глупые вещи, это я признаю; но это все еще не дает вам права на двойное отношение. Если вы можете поверить им, вы можете поверить и мне.
— Могу ли я, ради короля Георга? Что ж, посмотрим на это дело так. Мистер Соар, я вас ар…
— Ты делаешь это уже во второй раз, — напомнил Г. М. — Черт тебя побери, Мастерс, не можешь ли ты помолчать секундочку? Итак, Бартлетт умер у тебя на руках, это так, сынок? А что произошло потом?
— Кто-то постучал в парадную дверь, — ответил Соар.
Наступила пауза.
— Представьте себе мое положение, — предложил Соар. — У меня были причины думать, что кто-кто намеренно манипулирует мной и пытается поймать меня в ловушку, что окончится хорошо намыленной веревкой и виселицей высотой в десять футов. И вот вам доказательство этого. Перед вами мертвец, который лежит на полу, под ним расстелена газета, чтобы впитать брызги крови; лежит здесь, словно развернутая посылка; а в дверь без перерыва колотят. Я побежал наверх, выглянул в окно над парадной дверью. Это был Дервент; я узнал его по складкам на накидке. В ту минуту я готов был поверить, что он — сам дьявол. Я также понимал, что не будет ничего хорошего, если я просто не открою дверь. Потому что я думал, что, если я этого не сделаю, он просто возьмет и приведет полицию…
Ну что ж, теперь вы знаете, что я сделал: старый трюк с украденным письмом — тело у вас на глазах, но никто его не замечает, во всяком случае пока я сижу на кресле. И я сделал это не больше чем за две минуты с помощью бечевки и коротких перегородок от книжных полок в качестве досок. Одно из преимуществ, когда переезжаешь в новый дом, — это то, что веревка и пустые книжные полки разбросаны повсюду. Однако я вытащил из него нож, потому что он мешал прислонить его спиной к плетеному креслу. Затем я накрыл все это дело белым чехлом, опустив углы настолько низко, чтобы вы не могли разглядеть его ноги, завернул нож в газету, повесил его котелок в коридоре и открыл дверь. Но я забыл вечерние перчатки, которые надел, чтобы проделать все это, чтобы у меня на руках не осталось крови; и когда я вас впустил, мне пришлось спрятать руки в карманы. Однако я едва ли был в настроении пожимать вам руки.
— Вы полагали, — хрипло произнес Дервент, — что это я… — Он указал на тело.
Соар был вежлив.
— А что, по-вашему, я должен был подумать, — возразил он, — когда сразу после вашего прибытия раздался громовой стук в парадную дверь? Я вынужден был снова пойти наверх и выглянуть в окно, даже рискуя оставить вас здесь одного.
Мастерс кивнул:
— Так-то лучше! Значит, это вы стояли у окна в перчатках и с пушкой в руках?
— Но не для того, чтобы заставить вас подумать, что я намерен пустить вам пулю в лоб, — пояснил Соар. Его тяжелая грудь вздымалась. — Признаю, что я был готов пустить пулю в себя. К чему морализировать? Так оно и есть. Говорю вам, я стоял там в темноте, и одновременно меня одолевала сотня разных чувств. Но вы ушли — или, во всяком случае, мне так показалось. Тогда я стащил перчатки и надел халат. Потом спустился вниз и обнаружил здесь вас. Почему я сразу же во всем не признался, я и сам не знаю. А тут еще Дервент начал у меня перед глазами этот разговор про моего отца. Я видел целую кучу намыленных веревок и целые ряды палачей, я был словно пьяный. Если бы только все шло, как началось, никто не обнаружил бы тело. Я было уже думал, что вы никогда его не найдете, и я бросал вам вызов, бросал вам его прямо в лицо. Если бы я мог совладать с собой и сидеть достаточно тихо, а не колотить по этим чертовым коленям, я думаю, вы удовлетворились бы и убрались бы отсюда. Я такой. О боже, мне нужно бренди! — заявил Соар. — Но я не думаю, чтобы в доме оно было.
Мастерс повернулся к Г. М.:
— Вы верите всему этому, сэр?
Г. М. кивнул. Затем тяжело поднялся с дивана и встал перед Дженет Дервент, которую усадили снова.