Страница 16 из 54
— Скажу, что это чепуха.
— А теперь послушайте, сэр…
— Чепуха, — твердо повторил Г. М. Он повернул свое луноподобное лицо, на котором застыло выражение фантастического веселья. — Мне причиняет боль, что ты — ты, со всей твоей пророческой осторожностью, — сейчас развиваешь теории, еще даже не повстречавшись ни с кем из этих людей. Не обращай внимания. Тебе нужны причины. Это верно. Ты предположил, что Вэнс Китинг и миссис Дервент могли назначить прошлой ночью любовное свидание. Но, несмотря на весь твой глубокий и циничный опыт, слыхал ли ты о том, чтобы кто-нибудь назначал свидание таким дурацким образом? Смотри, что они сделали. Они выбирают ночь вечера убийств, единственную ночь, когда отсутствие обоих будет замечено, единственную ночь, когда внимание будет приковано к ним безо всякой возможности как-либо это перед всеми оправдать. В противовес этому Китинг старается обидеть свою невесту. И в конце концов эта миссис Дервент выходит из дома, когда вечер в самом разгаре. Даже если она не видела другого выхода, ей пришлось бы очень долго объяснять мужу, где она была, по возвращении домой.
Мастерс покачал головой:
— Я не думаю так, сэр. Предположим, они об этом не тревожились, потому что собирались бежать вместе. Предположим, они планировали это как… гррм… нечто вроде драматического жеста, как вам это понравится? Китинг сказал, что будет занят несколько дней. Для меня это звучит как тайное бегство или тайное бегство с намеренным вызовом. Как насчет этого?
— О-хо-хо! Беда заключается в том, что они никуда не бежали; вчера ночью они ничего такого не сделали. Просто подумай о сегодняшнем поведении Вэнса Китинга и скажи мне, веришь ли ты, что он уже влез в эту авантюру. А? Не сходится. Сегодня в час дня после полудня, безмятежный и без сопровождения, он маялся дурью в этом пустом доме над своими чайными чашками. Он убивал время, катаясь на такси, выпивал и весь вечер оставался в состоянии возбуждения, потому что ожидал, что что-то случится. Он ожидал кого? Женщину? — Помолчав некоторое время, Г. М. поинтересовался: — Начинаешь различать, куда я клоню, болван ты мой? Если бы ты сказал мне что-то вроде того, что Китинг намеревался сегодня днем встретиться с миссис Дервент в доме 4 на Бервик-Террас, — это другое дело. Их встреча имела бы или не имела бы отношения к любовной связи, но, в конце концов, она имела отношение к десяти чайным чашкам. Франсис Гейл справедливо полагает, что между этими двумя что-то есть; поэтому она и поехала за Китингом на своей машине, когда он отправился на Бервик-Террас. И знаешь, почему Гейл устроила истерику, когда ты заговорил об этом? Потому что она не хотела признаться, что ревновала, следила и шпионила за ним. — Г. М. погудел в гудок. — Такова моя версия. Если бы ты сказал мне что-то в этом роде, я бы тебе поверил. Я думаю, приблизительно так все и происходило. Гм… Но все, чего я хочу, — подчеркнуть с самой отвратительной ясностью, что это (насколько мы можем знать) не имеет никакого отношения к встрече между Китингом и миссис Дервент прошлой ночью.
Мастерс был озадачен.
— Следующий поворот на Вернон-стрит, — подсказал он. — Дом Дервентов номер 33. Я выяснил по телефону. Но высший класс, я не вижу, на что вы нацелились! Какая нам, собственно, разница?
— Какая нам, собственно, разница?! — проревел Г. М.
— Конечно! Если между миссис Дервент и Китингом существовала любовная связь, то для нас важно, что такая связь была и что они организовали встретиться сегодня после полудня на Бервик-Террас. Я не вижу, какое значение имеет, встречались они или нет прошлой ночью.
— О, Мастерс, сынок, — уныло протянул Г. М. — После всех тех проблем, в которые я ввязался, мне жаль, что ты не сразу понимаешь. Я пытаюсь вести тебя по дорожке медленно и осторожно, так, чтобы ты видел, что для меня является истинным противоречием, главным противоречием, великим пламенеющим вопросом всего этого дела. А это вот что. Почему Китинг отказался присутствовать на вечере убийств вчера ночью?
Старший инспектор уставился на него.
— Противоречие? — медленно повторил он. — Где здесь противоречие? Вы не можете назвать меня человеком, наделенным воображением, но даже я могу с ходу придумать полдюжины причин. Но убей меня бог, я совершенно не понимаю, почему вы уцепились за одно это? Почему, например… — Далее Мастерс продолжать не стал.
Дом 33 на Вернон-стрит находился по правую руку. Сумрак, разметающий синие и черные тени, словно щеткой, отступал от заднего двора под теплым сверканием газового фонаря. Другой уличный фонарь стал прямо перед домом. Над высокой из гладкого камня стеной сада, с двойными воротами в виде арки, выкрашенными в тускло-зеленый цвет, склонялись вершины деревьев. Справа от ворот висела табличка, на которой маленькими черными буквами было выведено: «Сады». У тротуара перед домом был припаркован лимузин «даймлер» с включенными подфарниками, а рядом с машиной стоял шофер.
Неожиданно зеленые двери отворились, и из дома вышла женщина. Шофер шагнул к ней, прикоснувшись к своей кепке.
— Миссис Дервент, мадам? — спросил он.
— Выходи, Мастерс, — мягко велел Г. М.
Женщина стояла под уличным фонарем, голова ее была слегка повернута в их сторону, поэтому невозможно было не заметить, что она в своем роде образчик зрелой красоты. Хотя она не была высокой, но казалась такой. Позже Мастерс клялся, что она, должно быть, весит более одиннадцати стоунов, но это была клевета. Таким же пасквилем была мысль Полларда, что утверждение Франсис Гейл насчет возраста Дервент соответствует действительности. На ней был вечерний плащ из черного бархата с высоким воротником. Но прежде всего вас захватывало выражение ее глаз.
У нее был тот взгляд, который вульгарно приписывают определенным танцовщицам, взгляд, который мог открыть устрицу за шестьдесят шагов.
И тем не менее, даже когда этот непреодолимый набор совершенств оказался на свободе на городской улочке, сержант Поллард испытал определенные сомнения. Все это было очень хорошо, чтобы быть таинственным и вызывать острое желание и даже задушевность; однако, если пойти дальше, мужчина-наблюдатель видел во всем этом обманчивую скромность тех леди, которые рассуждают о своей душе лежа на софе. Дальнобойный жар глаз миссис Дервент, должно быть, был под жестким контролем, иначе они расплавили бы фонарный столб.
Старший инспектор Хамфри Мастерс приблизился к ней, сняв шляпу, и держал ее у лица, словно ведро с водой.
— Гм! — произнес он. — Прошу меня простить, мадам.
— Да? — отозвалась она низким контральто. Поллард смотрел на ее очень густые и очень богатые белокурые волосы, которые засверкали, когда она повернула голову. Волосы были уложены на затылке в старомодной манере. — Слушаю вас?
— Прошу меня простить, мадам, — повторил Мастерс, — но не имею ли я чести говорить с миссис Джереми Дервент?
— Да, это я, — мелодично ответила великолепная блондинка. Она посмотрела на Мастерса, и ее взгляд, похоже, немного смягчился. — Вы… э… желаете поговорить со мной? Или, может быть, с моим мужем? Вы найдете его в саду.
— В свое время я буду рад повидаться и с мистером Дервентом, мадам. Но для начала должен сообщить вам, что я — полицейский из Скотленд-Ярда и хотел бы перемолвиться именно с вами парой слов, если это удобно.
Его заявление, похоже, не особенно ее взволновало, хотя бледно-голубые глаза с очень тяжелыми веками немного приоткрылись. Между ее классическими бровями пролегла морщинка.
— Боюсь, сейчас это не совсем удобно, — мягко пояснила она. — Понимаете ли, у меня неотложная встреча. О боже! Полагаю, это опять то утомительное дело Дартли? Я надеялась, что мы с этим покончили. Э… это ведь насчет Дартли, не так ли?
— Отчасти, мадам.
— Да, конечно, Дартли.
— Нет, мадам. Я сказал… — Мастерс приосанился и прочистил горло. — Я вынужден сообщить вам, что у меня нет власти задержать вас, и наш разговор будет во многом зависеть от вашей доброй воли. Во многом, мадам.