Торжествующий разум

Павел прошелся по комнате. Многие мысли беспокоили его. Он коснулся сейчас вопросов, мучивших его уже давно. Мог ли он сейчас все рассказать, нарушив правило прогрессоров не раскрываться? Насколько реалистичным выглядело все, что с ним случилось? Несмотря на риск, он вновь принял решение отправиться на Землю. Несмотря на прекращение прогрессорского проекта на планете и предостережения Эвила, он опять был в самом пекле. Он рисковал, но никто не мог гарантировать успеха его дела. Прогрессорский проект был прерван не случайно. Павел знал все «критические аргументы». Знал он и то, что ни Эвил, ни кто-либо другой не сможет помочь ему, окажись он в беде. На подробные размышления не было времени. Он снова сел и налив другу и себе чай продолжил:

- По этому поводу есть одна вещь, которую мне хотелось бы узнать. Что стало с Белкиным, ведь именно с его помощью было организовано покушение на меня и сорвана вся вереница протестных акций? Ты помнишь эту историю?

- Конечно?

- Так что с ним стало?

- Ничего, его исключили из организации по подозрению в провокаторской деятельности. Потом еще многое произошло… Идейные товарищи Белкина исключили нас. С этого, как ты знаешь, и начался наш самостоятельный политический путь. Но Евгений жив и сейчас работает в коммерческой сфере около одной из псевдо оппозиционных к режиму партий, что образовались в последние годы. Сотрудничает с правительством и по-прежнему с ФБС, правда это не проверенные данные. Он богат, очень богат. Настоящий буржуа.

- Это интересно, - заметил Павел. - Прости мне некоторую поспешность, Михаил, просто я уже давно не был на родине и имею право на некоторые вопросы? Ведь всего из Интернета все равно не узнаешь.

- Конечно, - согласился Литвин. - Спрашивай.

- Что происходит в России?

- Очень многое. Вообще налицо глубокий политический кризис режима. Его авторитет долгие годы довлевший над умами общества теперь не просто пошатнулся, но сваливается в какую-то бездну. Однако оппозиция по-прежнему слаба, а власть по-прежнему крепко зажата в мохнатых руках президента-диктатора. И все это при явной слабости экономики. Подъем закончился. Она серьезно больна и теряет силы с каждым годом.

- А как же непрерывные заявления о приросте валового национального продукта и стабильности?

- Ситуация напряженная. По-прежнему добываются нефть и газ, по-прежнему работают многие предприятия. Правда происходит это кое-как. Сельское хозяйство, точнее большинство хозяйств, за редким исключением разорено. Огромные районы страны заброшены и там теперь если и живут люди, то находятся в полной изоляции. Но не это все главное. Изменилось, это ощущается очень четко, сознание людей, выросло их сознание. Однако мы пока не уверены в том, что «набор благоприятных факторов» готов. Ситуация в стране сложная. Продолжаются забастовки, но правительство держит ситуацию под контролем. Пока…

- Сурово, - произнес Павел, и лицо его приняло тревожное выражение. - Михаил, а чем ты занимаешься в Лондоне, да и вообще?

- В основном, слоняясь по городу в поисках работы. Тех денег, что выплачивает нам фонд помощи политическим эмигрантам, явно не хватает, а у нашего ЦК, в состав которого я вхожу, почти нет средств. Организация разгромлена, а точнее развалена. За последние годы она пережила несколько расколов и теперь превратилась в небольшую, хотя и идейно крепкую партию. Всего нас в России и в эмиграции 50 тысяч не больше. Но мы не сдаемся и, хотя политические репрессии загоняют многих в тюрьмы, а продолжаем борьбу.

Павел кивнул головой, одобряя принципиальную верность убеждениям своего друга. Затем, скрестив руки на груди, задал еще один вопрос:

- Как Датов?

- Он в заключении, как и треть членов ЦК компартии, - тихо произнес Литвин. - Это все что я о нем знаю, последний раз я видел его два года назад. Это было на суде.

Калугин с волнением разгладил складки своего кимоно и знаком предложил Михаилу задавать вопросы. Поняв что, пришла его очередь, Литвин последовал незримому совету:

- А что делаешь ты? Кем теперь работаешь?

- Занимаюсь психоанализом. У меня обширная практика. Пишу книги и преподаю в нескольких университетах, в том числе и на материке. Дело интересное и полезное. Заграницей я уже много лет и выбрал себе эту профессию. Защитил докторскую и даже приобрел некоторую известность. Но это только одна моя стезя.

- Что же еще?

- Политика, а точнее мировая Революция - работаю в Коминтерне. Курирую заграничные связи. Раньше занимался Америкой, теперь переориентирован на Восточную Европу, там сейчас наиболее сложная ситуация. Но, разумеется, все это секретно.

- Понимаю, - согласился Михаил. - Обсудим это позднее?

- Сейчас не подходящий момент для деталей, да и время поджимает. Есть еще одно дело, которое я должен сегодня сделать. Ты можешь составить мне компанию?

Михаил кивнул головой.

- Хорошо.

Павел взял с глиняного блюда толстокожий, ароматный апельсин, очистил его, разломил и протянул другу половину. Разделив другую часть фрукта на сочные дольки, он лег на бок и принялся есть.

- За одно поговорим о ситуации в России, и подумаем, что можно сделать. Общая картина у меня пока не достаточно сложилась. По Польше, Венгрии и Украине под рукой больше информации. Но что-то мне подсказывает, что серьезный перелом намечается пока не в этих странах. В них, я уверен, пойдет реакция - но детонирована она будет в другом месте.

Павел громко произнес что-то по-японски, и в комнату вошла все та же очаровательная восточная красавица, что встретила Михаила несколько часов назад. Калугин и девушка обменялись несколькими короткими фразами, и она ушла.

- Машина заберет нас через час, а пока можно перекусить, - сообщил он, вставая и приглашая друга пройти в соседнюю комнату, где был накрыт маленький стол.

Они снова сели, и некоторое время молча пили чай и ели. Пища показалась Михаилу удивительно вкусной, но совершенно непривычной по форме. Внезапно прервав молчание, Павел сказал:

- Все-таки Белкин поступил очень плохо и заслуживает наказания. Человек, который за деньги продает других людей не человек. Предлагаю превратить его в свинью. Что ты об этом думаешь?

- Вы японцы очень любите жирную пищу, - с глубокой серьезностью заметил Михаил. - Не так ли?

Они расхохотались.

Это был темно-синий Volkswagen 70-х годов прошлого века. Павел, на котором теперь были джинсы и коричневый пуловер, открыл дверку и предложил Михаилу сесть.

Они расположился рядом. Спустя полчаса, спрятанные от глаз прохожих темными стеклами, ничего не говоря, они успешно добрались до места. Шофер сам открыл пассажирам дверь и указал, куда нужно идти. Павел поблагодарил и отпустил его.

Старые друзья направились к семиэтажному дому из красного кирпича. Калитка скрипнула, и они оказались в консервативном дворике красного дома. Фасад здания был увит плюющем. Но, судя по всему, само оно было построено не так давно. Друзья прошли по пушистой лужайке и, войдя с парадного входа, поднялись на второй этаж. Там их встретил веселого вида приземистый и худой мужчина с высоким лбом и вьющимися русыми волосами. На вид ему было около тридцати лет.

- Добрый вечер Павел, - сказал он.

- Привет, Генрих, это Михаил Литвин, он коммунист из России.

- Очень приятно. Я Генрих Фахен, художник авангардист, тоже левый.

- Рад знакомству, - Михаил пожал грубую руку живописцу.

- Пойдемте, - предложил Генрих, и они проследовали в комнату странного вида.

Комната действительно была необычной. Это было довольно большое помещение с высоким потолком. Оно было отделано чем-то наподобие цемента. Повсюду из стен торчали ржавые железные прутья, свитые какой-то могучей рукой в силуэты людей, животных, автомобилей и чего-то еще. Между этими стальными формами висели картины. Это были странного вида полотна.