Торжествующий разум

Так они долго бродили по берегу, и доктор показывал Павлу разные странные растения, рассказывал, объясняя какие функции они выполняют в данной биосистеме. Потом, отметив, что Павел чувствует себя здесь комфортно, спросил:

- Ты плохо сегодня спал?

- Да, я вообще плохо сплю, с тех пор как познакомился с вашим миром.

- Это хорошо, - спокойно сказал Ноторимус. - Это значит: в тебе происходят серьезные перемены.

Прохладный запах, какой-то невиданной, первобытной зелени нежно висел в воздухе. Им невозможно было не наслаждаться.

- Почему Эвил назвал тебя доктором и почему то, что я неспокойно сплю это хорошо?

- Мне будет просто ответить на твой первый вопрос, но на второй я смогу ответить только после того как ты немного расскажешь мне о себе. Я действительно врач, у нас не той ущербной практики, что у вас присваивать себе титул по прихоти, если человек историк, то все говорят историк, а не профессор или доктор наук. У нас нет степеней, но есть общественное признание и это выше. Физик у нас физик, а химик - химик. Правда, могут говорить, что он еще член совета. Скажем совета по физике микрочастиц, или прогрессор, член Международного совета прогресса, как Эвил Эви. Но это степень уважения, а не титул, ее можно удержать только новыми заслугами.

- Но какой сферой медицины ты занимаешься?

- Психикой.

- Душами? - удивился Павел.

- Да, но наша наука о внутреннем мире человека гораздо глубже вашей. Мы не запираем людей в психиатрические тюрьмы, объявив свое бессилие избавить человека от психоза или шизофрении. Мы не травим человеческий организм препаратами страшной разрушительной силы. Неврозы и психозы, ваш бич, для нас вообще решенный вопрос. Их нет, потому, что мы изменили свою жизнь. У вас же это просто эпидемия. Вот этими вещами я и занимаюсь, но это не значит, что я узкий специалист и не понимаю других наук. Невозможно разобраться в том, что скрыто в человеке не зная, например, истории. Как можно помочь человеку найти подлинного себя в мире, если мне неизвестны закономерности переходов одного общественного психотипа в другой? Мне предстоит передать часть моих знаний тебе, научить тебя властвовать над собой, не подавляя собственное Я, а наоборот высвобождая его. Нам предстоит много поработать вместе, Павел. И я надеюсь сам кое-чему научиться у тебя. Теперь твоя очередь говорить. Расскажешь о себе, о жизни в твоем мире, о своих интересах, увлечениях и стремлениях, а затем я отвечу на твой вопрос.

Пройдя еще немного по берегу, Павел начал свой рассказ.

- Дата моего рождения не имеет значения. Сейчас мне двадцать четыре года, возраст по вашим меркам смешной. Несколько лет назад я окончил университет и стал инженером. Но все это не имело никакого значения, поскольку на пятом курсе я познакомился с Эвилом Эви. И возможно с этого дня говоря о себе, я сообщу вам мало нового. Поэтому начну по порядку.

Они остановились, вглядываясь в тенистую зелень больших растений внешне напоминавших тропические деревья и наслаждаясь каким-то таинственным ароматом древней природы.

- Наверное, стоит начать с моей семьи. Она, как и у большинства моих знакомых не была удачной, - продолжал Павел. - Семья… Моя семья, мать, отец, старшая сестра, которая живет где-то далеко, и которую я вижу только раз в несколько лет, вот все те, в окружении кого я вырос. Это люди родные мне, но не близкие, кроме, пожалуй, матери, которая любит меня. Отец? Скандалист, пьяница, когда-то он, когда еще не был президентом Типун, и наша страна жила при "социализме", он был перспективным и талантливым инженером. Но это было очень давно. Мама - тихая и добрая, простой школьный учитель. Моя семья, простая семья. Такие семьи, наверное, у всех.

- Твое детство было трудным?

- А как же, конечно. Там было вдоволь и побоев, и оскорблений. Помню, как боялся я прихода отца с работы, играя дома. Почти всегда возвращаясь злой, он бил меня. Так поступали отцы многих моих сверстников. Я поздний ребенок, вот мне и доставалось. Мои родители, люди простые, воспитывали нас с сестрой как умели. Вот только папаша ее драл не так часто. Еще у нас была целая куча каких-то родственников, но мы виделись крайне редко, я вообще не придавал им значения. Их для меня не существовало. Распад патриархального быта, чего тут желать?

- Пойдем в тень, - предложил Ноторимус.

- Хорошо.

- Что еще можешь сказать о детстве?

- Оно прошло вдали от реальных событий жизни. Только школьные годы оставили горячие капли добрых, нежных и иногда манящих воспоминаний. Впрочем, я не особенно им придавался.

У меня было полно и других проблем, посерьезней. Учился, признаюсь, плохо. Двоек и троек хватал массу, но зато нисколько не горевал и остался человеком.

Прервав свой порыв откровенности на местах, которые он дальше считал тайными, Павел глубоко вдохнул, подняв и опустив руки. Солнце блеснуло ему издалека.

Теперь они с доктором Ноторимусом бродили под сенью странных больших растений, при сближении с которыми Павел отметил, что они совсем не походили на тропические деревья. Это скорее была большая трава. Огромный папоротник, достигавший 4-6 метров в высоту. Земля, по которой они шли, также была покрыта какой-то мелкой ярко-зеленой растительностью, но рассмотреть ее Павел не мог. Его мысли в данный момент были заняты другим, а глаза блуждали где-то высоко.

- Школа поглотила меня, как и прочих юных, с семи лет. Там прочтя массу не внесенных в программу книг, я к одиннадцатому классу научился неплохо играть в покер, а также вопреки программе обучения приобрел превосходные познания во многих гуманитарных дисциплинах. Вы позволите мне такую нескромность?

- Почему бы и нет. Разве говорить правду бывает нескромно?

- Вообще я хорошо разобрался в том, в чем не следовало разбираться, и почти ничего не выучил там, где нужно было вызубрить до мелочей. Свой труд, идя тем же путем, я продолжил и в университете. Особенное мое внимание привлекли с юных лет книги по истории. Потом я заинтересовался философией, культурой, увлекся даже психологией. И все это вместо того, чтобы мирно учить гайки и более сложные детали.

- Наверное, у тебя не было выбора? Ведь если бы ты мог пойти учиться на историка, или философа ты не оказался бы в таком положении. Во всем этом нет вины человека. Ответственность за такое унижение личности лежит на самой системе общественных отношений. Ты просто защищал свой внутренний мир от разрушительных вторжений в него.

- Вопросы общественного устройства, государства, политика и власть тоже интересовали меня. Мне было трудно совмещать увлекательное с обязанностью заниматься техникой, но я справился с собой и затем все же мучительно выучился на инженера строительных машин и устройств, сделав это так, что в голове не осталось никаких знаний по теме. Прошли годы, а это были трудные годы, так как семья моя была бедна, отец пил все больше, но все это я вынес. В награду в моих руках оказался диплом.

Павел остановился и посмотрел на Ноторимуса. Тот ответил ему спокойным, но немного печальным взглядом.

- Ты любишь знания? - спросил он.

- Да, очень. Но у меня не ко всем из них есть способности.

- Это нормально.

- Учиться приходилось, находясь меж двух огней, один из них истина - к нему я стремился, другой голод и армия. От него я убегал.

- У вас насильственная вербовка?

- Да.

- Коррумпированный чиновный произвол?

- Да. Но и это еще не все.

- Можешь пока на этом не останавливаться, мне известно как устроено ваше общество. Оно претит моему чувству свободы не меньше чем твоему.

- Официальное образование, особенно после контрреволюции в моей стране стало не особенно то демократичным. Я чувствовал насилие над личностью, противиться которому не имел возможности. Но я не сдавался. Приходя с лекций, я брал в руки книги, не те, что должен был брать, а те, что хотел и любил. Но все это не казалось мне реальностью. Моя деятельная натура рвалась к настоящему постижению мира.