По найму

— Вы меня неправильно поняли, — сказала она, — мне очень приятно, что мы с вашей женой похожи. Похожи внешне, не так ли?

— Ну, в общем-то да, — наобум ответил Ледбиттер, — хотя, насколько мне известно, от внешнего сходства до внутреннего иногда рукой подать, если, конечно, не обращать внимание на разницу в воспитании, образовании и так далее.

Леди Франклин возражать не стала.

— Мне кажется, вашей жене повезло с мужем, — сказала она.

— Вы так думаете? — отозвался Ледбиттер. — Может быть, и повезло, хотя, по правде сказать, миледи, я не думаю, что моя жена чувствует себя счастливой.

— Уверяю вас, — сказала леди Франклин, — не берусь судить, но разве вы жалеете, что женаты?

— Нет, нет, миледи, — поспешил успокоить ее Ледбиттер. — Не знаю, что бы я делал без жены. От нее ведь зависит очень многое.

— А что именно? — заинтересовалась леди Франклин. — Что, по-вашему, зависит от жены?

И опять Ледбиттер угодил в западню. Его претензии к представительницам слабого пола были столь многочисленны и столь основательно аргументированы, что попытка назвать вот так, с ходу хотя бы одно положительное качество, которым должна обладать жена, оказалось непростой задачей. Традиционные женские добродетели, связанные с приготовлением пищи, умением шить, штопать и стирать, он сразу же отбросил как в данном случае неуместные: в конце концов, леди Франклин во всем этом мало что смыслила. И опять-таки за своей полной неспособностью вспомнить хотя бы одну конкретную женщину он попробовал представить себе, какой женой могла быть сама леди Франклин.

— Ну, во-первых, жена создает очаг, — начал он.

Моментально леди Франклин приложила это к собственной персоне. Сумела она создать очаг для Филиппа? Нет, конечно. Он ввел ее в свой дом, в котором она играла чисто декоративную роль, а когда он умирал, ее не оказалось рядом... Она так и не смогла обнаружить в себе ничего из того, что отличает хорошую жену. Впрочем, она знала, что другие жены в этом смысле выгодно от нее отличаются — жена водителя, например, явно из их числа.

— Вы правы, — нерешительно протянула она, — жена может создать домашний очаг, во всяком случае, настоящая жена...

За это Ледбиттер ей сразу многое простил. Леди Франклин явно не была феминисткой.

— И разрушить очаг тоже, — добавил он.

Леди Франклин выразила свое полное согласие и с этим высказыванием.

— Ну а ваша жена создала вам очаг? — спросила она.

— О да, миледи, — отозвался Ледбиттер. — Хотя, надо сказать, дел у нее хватает — и за детьми присмотреть, и у телефона подежурить, и все такое прочее...

— А сколько лет вашим детям?

— Детям? — переспросил Ледбиттер. Господи, сколько же им может быть лет? — А у вас дети есть? — спросил он с надеждой в голосе.

— К сожалению, нет.

Эх, жаль, нельзя ответить: «Столько же, сколько вашим».

— Значит, так, — начал он, — младшей два года, и она самый настоящий чертенок.

— А остальным?

— Парню — он старший — одиннадцать, девочке — средней — восемь. Хорошие ребята, честное слово.

— Как же их зовут? — не унималась леди Франклин, решив во что бы то ни стало сделать Ледбиттера и его семью реальными в своих глазах — да и в его тоже: в конце концов исцеляться — так исцеляться!

И этот вопрос застал Ледбиттера врасплох.

— Господи, я скоро забуду, как зовут меня самого, — смущенно пробормотал он, — стало быть, Дональд, Патриция — это наша средняя, и Сьюзен. Мы их зовем Дон, Пат и Сюзи.

— Какие прелестные имена! — воскликнула леди Франклин. — А как зовут вашу жену?

— Франсес! — решил рискнуть Ледбиттер. Он хотел, чтобы имя как можно ближе напоминало фамилию Франклин.

— Франсес? — вопросительно протянула леди Франклин. — Подумать только, ведь это одно из моих имен, хотя меня так никто никогда не звал.

Интересно, стала ли благодаря этому совпадению жена водителя более реальной в ее глазах? Трудно сказать. Зато она сделалась гораздо более реальной в глазах Ледбиттера, так как у нее появилась еще одна общая черта с леди Франклин. Он вдруг испытал странное удовольствие, но, подумав, что леди Франклин может не понравиться, что жену какого-то шофера зовут так же, как и ее, он поспешно добавил:

— Вообще-то я не зову ее Франсес. Обратись я к ней так, она бы и не поняла, кого я имею в виду.

— А как же вы ее зовете?

— Кнопка.

Он выпалил это не задумываясь: именно так он окрестил свою бывшую любовницу: он говорил, что у нее нос кнопкой. Но не успел он закрыть рот, как пожалел о сказанном и насупился: это помешало ему продолжать отождествлять свою жену с леди Франклин. Затруднения тотчас же возникли и у леди Франклин: она не могла соединить два разных имени с образом одного человека.

— Ну, а как называет жена вас? — осведомилась она.

Как ни странно, но ответить на этот элементарный вопрос Ледбиттеру было не проще, чем на все предыдущие. Впрочем, может быть, слишком неожиданным оказался переход от вымысла к реальности.

— Вообще-то меня зовут Стивен, — сказал он, — но жена называет меня Стив. — «Так, начинается, сейчас леди Франклин скажет: «Ах, Стив, не могли бы вы на обратном пути завезти пакет «Маршаллу и Снелгроуву», это вам по дороге». Естественно, это будет совершенно не по дороге, придется сделать огромный крюк, но все равно деваться некуда. Но нет, Стивом его никто никогда не называл, и она не станет исключением».

— Ну а куда вы собираетесь определять сына? — осведомилась леди Франклин.

— Пойдет в армию, — отрезал Ледбиттер. — Все лучше, чем лоботрясничать да по улицам шататься за полночь, как эти типы в кожаных куртках.

Леди Франклин была полностью с ним согласна.

— Значит, вам не нравятся кожаные куртки?

— Пусть меня в ней положат в гроб, — фыркнул Ледбиттер. — Попробуй я надеть такую, моя супруга возьмет ножницы и отрежет кусок, ей-богу.

— Мне тоже не нравятся кожаные куртки, — сказала леди Франклин, — я рада, что у нас с вашей женой есть кое-что общее, кроме имен. Может быть, мы еще в чем-нибудь с ней похожи? — Впервые за последние годы она с нетерпением стала ждать ответа, ей вдруг очень захотелось сравнить себя с другим человеком, узнать что-то новое о себе, вырваться из заколдованного круга все тех же печалей и тревог.

— Надо подумать, — сказал Ледбиттер, — надо подумать, миледи.

Он действительно стал думать, да так плодотворно, что к тому времени, когда они потащились через Рочестер, он нашел великое множество общих черт между его женой и леди Франклин: так, например, его жена больше любит говорить, чем слушать радио, одевается, как и леди Франклин, в синее с белым, у них схожая походка. Кроме того, его жена тоже добродушна и снисходительна — умеет сделать вид, что не замечает его дурного настроения: что и говорить, временами нужно обладать ангельским терпением, чтобы выносить его капризы. Наделяя свою супругу теми качествами, которые традиционно приписываются женщинам (и приписываются, черт возьми, напрасно!), он щедро наделял ими и леди Франклин. Его воображение творило чудеса изобретательности, отыскивая подобные параллели. То и дело поглядывая на леди Франклин, чтобы отыскать новое совпадение, он и не подозревал, что вдохновлялся тем, что она была рядом.

— Впрочем, не исключено, что сходство только внешнее, миледи, — сказал он, закончив перечень положительных качеств своей супруги. — Я вполне могу ошибаться: ее-то я знаю лучше, чем вас.

— Я вам очень благодарна, — ответила леди Франклин. — Честно говоря, мне совсем не хотелось, чтобы ваша жена была похожа на меня, но мне очень приятно, что я похожа на нее.

В наступившем молчании (а молчание было для нее нормальным состоянием, из которого она выходила редко и неохотно) леди Франклин размышляла о той идеальной женщине, о которой узнала от Ледбиттера. Неужели они и впрямь похожи? Ледбиттер не сообщил ничего из ряда вон выходящего: добрая, кроткая, терпеливая, внимательная, отзывчивая — все это без особого насилия над справедливостью в свое время могло быть сказано и о ней, — но теперь все изменилось. Теперь эти слова звучали как небесная музыка, как воспоминание о словах гадалки (она побывала у нее перед свадьбой), которые когда-то казались вполне правдоподобными, но со временем превратились в явную ложь. Рассказ водителя пробудил в ее измученной, отрешенной от мира душе любопытство, леди Франклин вдруг на мгновение забыла свои печали — пускай потому лишь, что в другой женщине она внезапно увидела себя.