Страница 38 из 55
— Сегодня я не видел ничего такого, миледи.
— ...если это огорчило и расстроило вас, то я действительно очень сожалею. Не сердитесь. Но об одном я все-таки не жалею...
— О чем же?
— О том, что мы опять встретились. Но я ведь хотела взять что-то в машине. Что же это могло быть?
Ледбиттер отпер машину и включил свет. Он тщательно осмотрел заднее сиденье и даже провел рукой по кожаным подушкам.
— Тут ничего нет, миледи.
— Не может быть! Я ведь сказала ему, что забыла кое-что в машине!
Она явно испытывала суеверный страх перед своей маленькой ложью и во что бы то ни стало хотела доказать себе, что сказала Хьюи правду.
— Я что-то забыла, — продолжала бормотать леди Франклин. — Я ведь сказала ему, что мне надо вернуться, и, как ни странно, у меня действительно было ощущение, что я что-то забыла. Дайте мне что-нибудь — я потом вам верну.
Он беспомощно поглядел на нее.
— А что вам дать?
— Дайте мне шиллинг.
Порывшись в кармане, он извлек монету.
— Большое спасибо. Если я забуду вернуть, непременно напомните. Кстати, как поживает ваша жена?
— Сегодня ей лучше.
— Она заболела?
— Ничего страшного.
— А как дети?
— Здоровы.
— А работа?
— Нормально. Грех жаловаться.
— Ну и слава Богу. Я очень рада, что у вас все в порядке. Я всегда надеюсь, что все будет в порядке, но далеко не всегда мои надежды сбываются, особенно когда речь идет обо мне. Но на сей раз, кажется, все действительно в порядке — в том числе и у меня.
Леди Франклин сделала паузу, чтобы послушать, что скажет Ледбиттер, но поскольку ответа не последовало, она продолжала:
— Можете меня поздравить. Я выхожу замуж. Я так счастлива! — По лицу Ледбиттера пробежала судорога, до неузнаваемости исказившая его черты. Но он промолчал. — Я так счастлива, — повторила леди Франклин. — Пожелайте мне удачи.
— Желаю удачи, миледи, — отозвался Ледбиттер, приложив немалые усилия, чтобы изгнать из ответа иронические интонации. — Да, да, желаю вам удачи.
— Вы сказали это от души! — воскликнула довольным, хоть и слегка недоверчивым голосом леди Франклин. — Но уверяю вас, Стив, если вам вдруг показалось, что мне сейчас нелегко, не верьте первому впечатлению. Просто я снова вступаю в жизнь, это мой новый выход, второй дебют. Я не имею в виду светскую жизнь, званые обеды и все такое прочее, — поспешно добавила она. — Я снова вступаю в мир нормальных чувств и нормальных отношений — вам-то он давно и хорошо знаком. Более того, я сначала поселилась в вашем мире, который для меня стал гораздо реальнее моего собственного. Он был для меня все равно что мост через пропасть, пристанище в пути. Благодаря вам я научилась многому... — Она осеклась, но тут же заговорила вновь: — Очень многому. Например, тому, что я реально существую для других людей. Теперь я реально существую для него, а он для меня. Может быть, в этом и заключается счастье — реально существовать для другого человека. Как странно, что он тоже был вашим пассажиром. Правда, он очарователен?
— Я возил его всего раз или два, — сказал Ледбиттер.
— Тем удивительней совпадение. Но я уверена, что когда вы узнаете его получше, он вам очень понравится. Он такой талантливый! Мне до этого не приходилось встречаться с гениальными людьми, но он, по-моему, гений. Разумеется, у меня нет от него секретов, но все же давайте никому не будем рассказывать, что мы с вами... — Она осеклась.
— Я умею молчать, миледи, — отозвался Ледбиттер.
— Просто вы так много мне всего рассказывали — о себе и о семье, впрочем, наверное, потому что я требовала от вас рассказов. Но о том, что мы с вами давно знаем друг друга, все-таки лучше...
— Я умею молчать, миледи, — повторил Ледбиттер.
— Он может все неправильно понять, а я его так люблю. Я не хочу, чтобы, что-то омрачало...
Договорить она не успела, потому что от дверей отеля раздался голос — резкий от нетерпения, с властными нотками и в то же время слегка неуверенный:
— Эрнестина!
— Миледи, — начал Ледбиттер.
— Мне надо идти, — заторопилась леди Франклин. — До скорой встречи. И не забудьте как следует подкрепиться.
Она ринулась на зов, а Ледбиттер остался стоять, как стоял, затаив дыхание, а затем глубоко вздохнул.
— Как вы долго пропадали, — ворчал между тем Хьюи, — я уж решил, что вы собрались покупать машину. Ну как, нашли то, что забыли?
— Да, — сказала Эрнестина.
— Что же это было? — спросил Хьюи. — У вас в руках ничего нет.
— Я уже спрятала это в сумку.
— Господи, какая скрытная особа! Что же вы спрятали в сумку?
— Шиллинг, — призналась Эрнестина.
— Шиллинг? Вы возвращались, чтобы взять шиллинг? Но у меня этих шиллингов полный карман.
— А я не хочу посягать на ваши капиталы, — радостно отозвалась леди Франклин.
ГЛАВА 21
Ледбиттер вдруг замолчал. Ему было совсем не до смеха, и он был по горло сыт своей свободой, несмотря на то, что благодаря ей он теперь не испытывал недостатка в деньгах.
Деньги у него, что и говорить, водились. Количество заказов медленно, но верно увеличивалось, и до того самого благополучия, о котором он совсем недавно мог лишь мечтать, было, казалось, рукой подать. Разумеется, случались и простои, но в иные дни на него трудилось еще трое-четверо шоферов. Однако, как и предупреждала леди Франклин, с успехом пришли и новые сложности. Например, его нередко подводили те шоферы, кому он передавал клиентов, которых по тем или иным причинам не мог обслужить сам: если у них появлялся заказ повыгодней, им ничего не стоило отказать Ледбиттеру. Он быстро перестал удивляться такой необязательности своих коллег и относился к их выходкам как к неизбежности, из-за чего, впрочем, все время находился в напряжении. Постоянных, а также особенно выгодных клиентов он, естественно, старался обслуживать лично. Они же, в свою очередь, быстро к этому привыкали и могли устроить ему сцену, если вместо себя он присылал кого-то другого, ну а если этот другой так и не появлялся, разражался самый настоящий скандал. Наглые сволочи — иначе их и не назовешь. Им было плевать, что он часами маялся, ожидая, пока они не соблаговолят появиться, но Боже упаси ему опоздать хотя бы на пять минут. О женщинах и вовсе не приходилось говорить: пытаясь задержать его сверх оговоренного времени, они не могли, а точнее, не желали понять, что у него есть и другие заказы.
Сталкиваясь со всем этим изо дня в день, он привык и не роптал. Во всяком случае, так было до самого последнего времени. Но теперь с увеличением заработка возросла и усталость. Себя он подвергал такой же жестокой эксплуатации, что и свою машину, и не давал себе никаких поблажек. Впрочем, к машине он проявлял больше снисходительности: наездив очередные пять тысяч миль, он ставил ее на профилактический ремонт. Здоровье машины волновало его куда больше, чем свое собственное. Раньше он делал примерно девяносто миль в день, теперь же сто двадцать, а то и больше. Когда он не спал, он сидел за рулем. Он и в мыслях не держал устроить себе свободный вечер, и по сути дела его единственным контактом с внешним миром, единственным его развлечением было радио. Он ел, где придется и как придется, и уже забыл, когда в последний раз обедал дома. О своей усталости он догадывался хотя бы потому, что время от времени некоторые сердобольные, хоть и несведущие в его делах клиенты начинали охать и ахать начет того, как он плохо выглядит. Впрочем, в своей основе он был настолько здоровым человеком, что не ощущал никаких явных признаков недомогания и считал усталость капризом, слабостью, на что, как ему казалось, он не имел права. Вести себя иначе означало бы изменить собственным принципам и тем самым перестать себя уважать. Не подозревая, какой тяжкой пошлиной обложило его организм постоянное переутомление, он пускался на разные хитрости, чтобы обмануть себя. Бреясь, он старался не смотреть в зеркало, чтобы не увидеть предательских кругов под глазами, и сосредоточивал внимание на том, что могло подтвердить справедливость его отношения к себе как к абсолютно здоровому человеку. Он очень гордился своей способностью засыпать и просыпаться в любое время дня и ночи, полагая это отличной компенсацией за хроническое недосыпание. «Я могу выспаться хоть на проволоке», — говорил он с усмешкой.