Страница 24 из 70
Леандр сочувственно погладил его по голове и сказал:
– Крепко сожми зубы и смотри в одну точку, а когда все закончится, убеги подальше и найди место, чтобы выплакаться.
– Ты тоже так делал? – напрямик спросил Бастьен.
Джудит заметила, как щеки графа покраснели.
– Да, именно так, – нехотя проговорил он.
Просияв, Бастьен помчался собирать листья.
– Это правда? – тихо спросила Джудит.
– Что я плакал тайком? Да, плакал, но не в школе. У меня была отличная выучка еще до школы.
От этих слов графа у нее по спине пробежал холодок. Какое же детство было у него! И что же будет с Бастьеном?
– По-моему, вы говорили, что ваш отец не был жестоким человеком, – с трудом выговорила она.
– Он не был жестоким, зато я был непослушным ребенком.
– Мне трудно в это поверить, – пробормотала Джудит. – Уж не захотите ли вы и Бастьена пороть, чтобы «научить» его терпеть еще до школы?
Тяжелые веки графа прикрывали его глаза, и Джудит не могла понять их выражения.
– Конечно же, я не стану этого делать, – отозвался он наконец. – Как только мы приедем в Сомерсетшир, я возьму Бастьена в гости к Николасу Делейни. Возможно, он даст мальчику дельный совет относительно организации новой «компании повес». У нас наказания были редки и не чрезмерны.
– Но ведь для матери совершенно естественно быть нежной и мягкосердечной по отношению к своим детям! – выпалила Джудит.
– Разумеется, – согласился Леандр и тут же добавил: – Именно поэтому детям нужны отцы.
Бросив на графа гневный взгляд, она решительно пошла вперед. И все же ясно, что Леандр не будет жесток к ее детям и наверняка сумеет направить Бастьена к успешной карьере гораздо лучше, чем это мог бы сделать Себастьян.
До свадьбы оставалось всего три дня, и Джудит почти закончила подготовку к отъезду. Дом стал полупустым и печальным. Крупные вещи уже были уложены в ящики и почтовой каретой отправлены в Темпл-Ноллис. Среди вещей были книги, портрет Себастьяна и несколько коробок с заметками и не опубликованными стихами. Казалось странным отправлять в это в дом нового мужа, но выбросить наследство Себастьяна она просто не могла. К тому же эти вещи могли оказаться бесценными для выросших детей.
Новая одежда была аккуратно упакована, чтобы сопровождать владельцев в путешествии. Бастьен и Роузи собрали по коробке, куда каждый из них уложил свои книжки и любимые игрушки. Джудит увидела в этих коробках очевидный хлам, но не стала возражать. Чем только не дорожат дети!
Впрочем, она сама тоже долго не могла решить, что делать с первым подвенечным платьем, которое было ей уже слишком мало, но все же бережно хранилось, пересыпанное сухой лавандой от моли. В конце концов Джудит его выбросила, зато сохранила написанное рукой Себастьяна стихотворение, которое он принес ей в первый день знакомства, четырнадцать лет назад.
Теперь перед ней стоял последний вопрос – что делать с кулинарными заготовками к Рождеству и вином из ягод бузины? Не было никаких причин хранить их, можно было отдать какой-нибудь бедной семье, которых в Мейфилде немало. С другой стороны…
Вошла Роузи с котенком на руках.
– Мама, почему ты так сердито смотришь на пудинг? – удивленно спросила она.
– Я просто думаю, кому бы его отдать, детка.
– Отдать наш пудинг? – возмущенно переспросила Роузи.
– Видишь ли, нет никакого смысла везти его в Темпл-Ноллис. Я уверена, тамошний повар сделал десятки гораздо лучших пудингов.
– Но это же наш пудинг! – воскликнула Роузи. – Мы его сделали! Я загадала желание! В нем серебряный шестипенсовик.
Она разрыдалась. Котенок соскочил с рук и убежал подальше от опасности. В кухню вбежал Бастьен.
– Мама хочет отдать наш рождественский пудинг! – всхлипнула Роузи.
Бастьен не заплакал, но в глазах мелькнула горестная тень. Джудит сдалась:
– Хорошо-хорошо, мы возьмем его с собой. И сладкие пирожки тоже. И все остальное…
Дети сразу повеселели, и Джудит тоже улыбнулась. Ведь и ей не хотелось отдавать рождественские угощения. Для Темпл-Ноллиса они были ничтожны, но делали их с любовью, они оплачены жестокой многодневной экономией. Раз уж на то пошло, она и дети выберут какой-нибудь укромный уголок в Темпл-Ноллисе и тайно отпразднуют там Рождество.
– Вино мы тоже возьмем с собой, – сказал Бастьен. – К рождественскому обеду ты всегда ставила бутылку вина, а в этом году ты обещала дать мне попробовать.
Джудит с сомнением посмотрела на десять бутылок молодого вина и одну откупоренную, прошлогоднего урожая.
– У лорда Чаррингтона много разных вин, Бастьен.
– Но это же другие вина!
Джудит снова уступила просьбам детей в надежде, что карета окажется достаточно вместительной.
– А как же наши рождественские ленточки и китайские фонарики? – спросил Бастьен.
Это были их маленькие рождественские сокровища. Вздохнув, Джудит сказала:
– Их уже нет… Они были совсем старые и буквально разваливались от малейшего прикосновения. Мы найдем другие. – Видя готовые сорваться с детских губ слова протеста, она поспешно продолжила: – Мы начинаем новую жизнь, в которой все будет по-другому. Возможно, у лорда Чаррингтона есть свои Рождественские сокровища.
На самом деле она сильно сомневалась в этом. Вряд ли у графа могли оказаться такие вещи.
– Когда мы приедем в Темпл-Ноллис, – решительно сказала Джудит, – нам придется потратить немало времени на изготовление новых елочных игрушек. Я уверена, в таком большом доме найдется много места для рождественских украшений.
Дети не были слишком рады ее словам, но согласились. Джудит отослала их в местный паб «Пес и куропатка», чтобы спросить у его хозяина, мистера Хопгуда, как лучше упаковать одиннадцать бутылок вина.
Вечером того же дня они были приглашены на чай в Хартуэлл, и за ними в карете приехала Бет. Джудит очень хотелось надеть одно из своих новых платьев, но она все же решила до конца выполнить свое решение не снимать траур до свадьбы. Изменив фамилию, она изменит и одежду.
Ей очень нравилась Бет Арденн и нестерпимо хотелось поговорить с ней о некоторых волнующих вещах, но Джудит не знала, как завести об этом разговор. Она даже не знала, с чего начать.
Когда они приехали в Хартуэлл и дети, выпрыгнув из кареты, побежали вперед, Бет коснулась руки Джудит и участливо произнесла:
– Вы сегодня выглядите очень озабоченной.
– Это просто нервы… – улыбнулась Джудит. – Свадьба – это целое испытание, особенно такая…
– Я уверена, у вас с графом все будет хорошо. Вы оба уравновешенные люди, не склонные к крайностям.
– Я тоже так думаю, – кивнула Джудит, но в душе не могла не признаться себе, что, несмотря на дипломатическую выучку Леандра и собственный многолетний опыт семейной жизни, отношения между ними иногда грозили перейти разумные границы.
Войдя в дом и снимая верхнюю одежду, Бет сказала:
– Граф был бы счастлив, если бы вы отказались от ношения траура.
– Да, но мне кажется целесообразным не снимать траура до свадьбы.
Казалось, эти слова не убедили Бет, поэтому Джудит прибавила:
– К тому же мои новые платья настолько красивы и не повседневны, что я просто не могу надевать их для работы по дому. Леандр хочет, чтобы я ничего не делала, но он не понимает, как много нужно сделать, чтобы освободить дом, упаковать все вещи и подготовиться к переезду.
– Это правда, – улыбнулась Бет. – Совсем недавно я думала точно так же. Мне понадобилось немало времени, чтобы привыкнуть к небрежному обращению с дорогими вещами. У меня просто руки дрожали, когда я пользовалась фарфоровой посудой. Им этого не объяснить! Они с самого рождения были окружены богатством и привыкли к нему, как к чему-то совершенно естественному.
– Бет, вы действительно бедно жили до замужества?
– О да! Разве вы этого не знали? Я была заурядной учительницей в школе для девочек в Челтнеме.
– Из вас получилась великолепная маркиза!