Страница 44 из 50
– И версий за две тысячи лет набралось на приличную библиотеку, — сказал Леверлин. — Одна беда — ни одна проверке не поддается...
– Идут, — возвестила Мара. — И не вижу я что-то в их стройных рядах боевого задора...
Странная Компания, как по команде, колыхнулась к окну. Забавно, но Делия оказалась именно с Леверлином, а тетя Чари — с капралом.
– Эх, из пулемета бы их сейчас... — мечтательно протянул Бони.
– Подпусти поближе, — всерьез посоветовал Паколет, забывший на миг, кто он и где он. И возомнивший себя в окопе на передовой.
Сварог подошел, взял у Мары трубу. Из-за леса показался пеший отряд человек в триста. Красные мундиры, расшитые на груди черной тесьмой, а по рукавам — белой, черные лангилатаны с узкими полями, отделанные медью. Матросы с крейсеров. Впереди, как и положено, шел командир, сверкая золотым шитьем. Ехавшая рядом Арталетта что-то горячо ему втолковывала, то и дело нагибаясь с седла, а он шагал темнее тучи, хмуро уставившись в землю. Пушек при отряде не было.
– Ну, это несерьезно, — сказал Сва-рог. — Пожалуй, нашего хозяина даже обидит такая пародия на штурм... Пойду отдохну. Кто знает, где мои командирские покои?
– Пошли, — сказала Мара.
Когда они вышли на лестницу, на внешней стене бахнула пушка — граф Сезар радостно приветствовал визитеров.
– А не попахивают ли эти странности родным восьмым департаментом? — задумчиво сказал Сварог. Это было не предположение, а, скорее, выраженное вслух пожелание.
– Вряд ли, — мотнула головой Мара. — Давай уж и дальше рассчитывать исключительно на себя... Между прочим, в твоей комнате отличная ванна, я уже поплескалась. Вода, правда, чуть тепленькая, ну да нам, бродягам, не привыкать. А на полу совершенно великолепные медвежьи шкуры, ничуть необлысевшие, мечта юной девы.
Эти слова не могли не вызвать у Сварога улыбку. На фоне Мары он действительно порой оказывался сопливым мечтателем. И как такому судьба доверила быть Серым Ферзем?
– Послушай, юная дева, а если кто-нибудь ввалится? Мы в осажденном замке как-никак, — сказал Сварог, чтобы поддразнить ее, хотя сам сгорал от нетерпения.
– Там засовы внутри. И я всех предупредила, что командир будет занят разработкой стратегических планов. Иди купайся. Вино на столе, штопор на подоконнике, юная дева, как легко догадаться, будет на медвежьих шкурах.
Глава десятая. Гадание в час лешего
Впереди шагал граф Сезар с керосиновой лампой. Оранжевый язычок огонька лип к зрачку, как репейник к одежде. И оставался в глазах лиловым пятном, если скосить взор в сторону или под ноги. Следом шел Сварог, ведя под уздцы коня.
Древние Сезары и в самом деле умели обустраиваться — ни один камень не выкрошился из старинной кладки, сверху через равные промежутки падали тоненькие лучики алого света (который Сварог простоты ради до сих пор именовал про себя лунным), веяло прохладой. Копыта коней бесшумно ступали по выложенному войлоком полу. С поверхности земли не доносилось ни звука. Осада и в самом деле обернулась чистой комедией. Моряки расположились в деревне под защитой домов и время от времени вяло постреливали из мушкетов — их командир не был идиотом и не собирался бросать их на убой. Иногда появлялась Арталетта, бесившаяся от злости, что легко можно было определить даже без помощи подзорной трубы. Ближе к вечеру притопало две роты пехотинцев в синих мундирах, с легионными значками. За ними подъехали четыре упряжки с орудиями — но это оказались не осадные жерла, а обыкновенные полковушки. И боевого духа осаждающим прибытие пушек не добавило — как и появление двух верховых в раззолоченных чиновничьих вицмундирах (судя по перьям и позументу на высоких виклерах, не ниже пятого класса). Сановники с безопасного расстояния обозрели замок, посовещались с Арталеттой и обоими командирами, отбыли и больше не показывались. Четыре пушки стали изредка постреливать по воротам внешней стены, из-за малого своего калибра не причиняя урона. Сварог окончательно убедился, что Сезар — чудак весьма прагматичный и предусмотрительный, а затеянный им рокош так и не перерастет в кровавую бойню. Как выяснилось, согласно каким-то старым правилам «горродельский огонь» против дворянских замков применять воспрещалось, а убитых с королевской стороны пока что насчитывалось всего трое (это означало, что у графа есть все шансы отделаться штрафом и золотым арестом[16] на пару лет).
У Сварога зародились подозрения, что Сезар, изрядно помотав нервы чиновникам вплоть до столичных, намерен дождаться, когда государственная машина раскачается, к замку нагонят парочку полков и сотню пушек, окрестности изроют траншеями, контрэскарпами и тихими сапами — и вот тут-то замок самым коварным образом сдастся. Судя по некоторым намекам отца Грука, так оно и обстояло. Возможно, дело было заверчено еще хитрее — если вспомнить, какой беспредел будет твориться на разбойничье-контрабандных стежках, пока все внимание и рвение пограничных властей будет приковано к мятежному замку...
Тусклый свет керосиновой лампы упал на высокую дверь, окованную продольными железными полосами, Сезар открыл глазок, припал ухом к слуховой трубке и надолго замер. Бони держал наготове пулемет, пока граф бесшумно откатывал вправо дверь по хорошо смазанным роликам. В лицо им пахнуло холодком ночного леса. Сезар выскользнул во тьму и вскоре вернулся, прошептал, азартно облизнув сухие губы:
– Все тихо. Удачи, господа! Хур Симаргл!
Сварог вывел коня под звездное небо. Дверь была устроена в крутом склоне широченного оврага. Высоко над головой виднелась причудливая кайма леса, деревья на краю оврага росли довольно редко, иные накренились, меж ними светили звезды, и тишина, Сварог чувствовал, была мирной. Один за другим из проема появлялись кони — копыта обмотаны тряпками, тщательно уложенные переметные сумы ничем не брякают, сапоги по мягкой земле ступают бесшумно, как во сне. Сварог сам себе показался призраком. И ощутил легкое возбуждение — предстоял последний рывок, Хелльстад, как ни странно, обернулся желанной целью, которой все жаждали достичь побыстрее, тамошние опасности были неизвестными, а оттого словно бы и не страшными...
Из подземелья выехал последний всадник — Мара — и присоединился к остальным серым, сливающимся фигурам. Делия зябко поежилась, и оказавшийся рядом Леверлин бросил в сторону Сварога требовательный взгляд. Дескать — чего мы ждем, поехали быстрей.
Сварог пожал руку Сезару и подумал, что хороших людей ему все же встречается в этом мире больше, чем скверных, но этого не выскажешь словами, в чем вся печаль. Вскочил в седло и приказал:
– Тронулись, держать строй...
Всадники двинулись вперед, как тени Зачарованной Кавалькады. Проходили полные напряжения минуты, но сверху не гремели выстрелы, не трубил тревогу рожок, никто не заступал дорогу, и Сварог самую чуточку расслабился. Все находящееся под землей, насколько он знал, в большинстве случаев скрыто от любых магических усилий. Таинственное чутье Арталетты, гнавшее ее по следу лучше любой гончей, здесь окажется бессильно, и они успеют выиграть время. По крайней мере, Сварог надеялся, что так оно и обстоит. Сварог легонько коснулся конской шеи. Коней (Сезар щедро одарил каждого и заводным) следовало беречь пуще самих себя. Это последние. Других неоткуда будет взять — разве что в Хелльстаде отыщутся лошадиные барышники, готовые принять в уплату деньги большого мира...
Вот и конец оврага. И никакой засады. Проскочили. Как и объяснял отец Грук, слева виднеется покосившийся каменный конь, ушедший в землю по колена, покрытый мелкими трещинами, почти сплошь заросший цепким плющом и увитый плетями синего вьюнка. Этот конь не имел никакого отношения к Хорсу — старинный межевой знак, магический символ, отгонявший нечисть, поставленный в неизвестные времена неизвестно кем. Лесовики болтали, что в полночь он восстает из земли и на нем объезжает чащобу Лесная Дева. Сначала Сварог им не поверил, но вспомнил, что ему собственными глазами довелось лицезреть Лазурную Деву, чье существование официальной городской наукой решительно отрицается, и сейчас на всякий случай бросил каменному коню под ноги серебряную монетку, как его научила паства отца Грука. Поехал дальше. За спиной еще чья-то монетка звякнула о камень.
16. Золотой арест — запрещение дворянину покидать свой дом или поместье в течение определенного срока, от дней до лет.