Самое главное в жизни

– Нет, не совсем.

Хьюго тяжело дышал, еще крепче прижимая ее тело к своему и быстро расстегивая свое пальто. Ди почувствовала его сильное возбуждение. И тут же ощутила, что ее тело словно ожило, обнаруживая способность к сексуальной отзывчивости, – Ди и не предполагала, что обладает ею.

Подруги Ди страстно желали разделить с ним постель. Эта мысль зажгла тепло внутри нее, но в то же время пробудила чувство решимости и женской ревности. Неужели, думалось, кто-то посмеет увести ее мужчину? Эти примитивные эмоции смутили Ди.

– В чем дело? Что-то не так?.. – спросил Хьюго. Он улыбнулся, нежно придвигая лицо Ди к своему.

– Я просто подумала о других девушках и почувствовала ревность, – искренне призналась Ди.

– Какие девушки? – недоуменно спросил Хьюго. – Нет никаких девушек, уверяю тебя, – добавил он осипшим голосом. – Я никогда не подам тебе повода для ревности. Не смогу, не посмею причинить тебе боль.

– Верю, – сказала Ди, но не смогла не съязвить: – Все-таки я рада, что у меня нет сестры-близнеца…

– Что?.. Ди улыбнулась и тряхнула головой, отказываясь объяснять. Она и представить себе не могла, что сумеет делить Хьюго с другой женщиной, в кровати или нет. Нет, ни в коем случае.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дольше месяца они повсюду были вместе, прежде чем произошло то, что должно было произойти, хотя Ди знала, что каждый, кто видел их вдвоем, вряд ли в это поверит.

Ди не говорила никому, в том числе и друзьям, была ли она близка с Хьюго, умолчала даже об их обеде, но в течение недели все так часто встречали их вместе, что казалось, никаких объяснений и не требуется.

– Понимаешь, я хочу быть уверенным, даже если кто-нибудь попытается заигрывать с тобой, что ты моя, – твердил Хьюго, оправдывая себя.

Ди тряхнула головой, она слишком любила его, слишком доверяла ему, чтобы возражать. Эти пьянящие дни, волнующие дни, такие беззаботные дни…

Она обратилась за советом к врачу, и доктор уверил ее, что в течение нескольких недель можно полагаться на действие противозачаточных таблеток, которые предохранят ее от нежелательной беременности. Хьюго тоже твердил об осторожности. Он хотел, чтобы начало их любви принадлежало только им.

– Все будет идеально, – шептал Хьюго, сладострастно целуя ее.

У них обоих были семьи и обязательства перед ними, в число которых входило и празднование Рождества в домашнем кругу, поэтому им предстояло расстаться на все время праздников. Хьюго собирался со своими родителями на север, чтобы провести Рождество и новогодние праздники у дедушки.

– Огромное сварливое собрание, – говорил он о своей семье, криво улыбаясь. – Мой дед настаивает, чтобы мы придерживались традиций, игнорируя тот факт, что Дом Монпельер – громадный ледяной сарай, где невозможно согреться. Мои родители скандалят из-за этого в начале путешествия, потому что мама не хочет туда ехать, а потом ссорятся уже там, прибыв на место, потому что папа не хочет уезжать из родного дома. И так каждый год. Дети моей старшей сестры устроят Содом и Гоморру, а младшая сестра, у которой детей нет, будет надменно рассуждать об их воспитании, настойчиво утверждая, что детей слишком балуют. Затем они обе накинутся на меня, когда я скажу им, что не стоит так по-идиотски себя вести… Это будет отвратительно.

– А звучит заманчиво, – завистливо сказала Ди. Она также проводила Рождество со своей многочисленной родней. Ди и отец каждый год гостили на ферме, где он вырос и воспитывался и где сейчас проживал его брат. Там были ее кузены, тети и дяди, у них было уютно, но и она и отец всегда чувствовали себя немного посторонними. Для отца подобный факт оставался загадкой, ведь все они любили его, и все же он никогда не чувствовал себя там как дома и не мог по-настоящему расслабиться.

Ди заметила, что это начало потихоньку проявляться и у нее.

– У моего брата больше общего с его домашним скотом, нежели со мной, – прокомментировал их встречу отец после короткого обмена приветствиями между ним и братом.

В тот день проходили шуточные, веселые игры на ферме, но Ди не могла беспечно броситься в водоворот праздника, как она привыкла, потому что сознавала: они с отцом стоят особняком.

Для нее лучшей частью Рождества было то время, когда она и отец оставались наедине – час спокойствия и миролюбия. Присутствие на церковной службе, пробуждение с первыми лучами солнца, волнение детей, приятная традиция готовить завтрак после возвращения из церкви, сам завтрак, который сопровождался радостным распаковыванием подарков. Эти рождественские поездки были, конечно, не такими уж захватывающими, но она по-прежнему вспоминала о них с удовольствием.

Ее отец был отличный пловец. Когда-то в молодости он выступал за графство, и в этом году Ди усердно искала в Лексминстере книгу об одном герое его отрочества, малоизвестном пловце, которая, она знала, доставит отцу наслаждение. Еще он очень любил рахат-лукум, и Ди купила ему любимое лакомство и добавила к его огромной коллекции старинную табакерку.

Отец, и она это знала, подарит ей маленький сверток акций – подарок и проверка: Ди вольна распоряжаться ими по своему усмотрению – либо сохранить при себе, либо продать. Ей нужно только подключить для принятия решения свою рассудительность. Скорее всего, это будут акции незнакомых компаний: австралийские рудники, плантации Южной Америки. В прошлом году она поймала за хвост птицу удачи. Акции, которыми владела Ди, увеличились в цене в двести раз. Ей нравилось это упоительное занятие – распоряжаться акциями.

Ди очень скучала без Хьюго и понимала это. Потом, когда праздники закончились, они снова начали видеться друг с другом каждый день, и Ди все сильнее и сильнее влюблялась в него, а он в нее. Чего она не ожидала и к чему не была готова, так это к тому, что будет чувствовать боль и невыносимую тоску по нему даже рядом с отцом.

А отец уже стал догадываться, что с ней что-то не так. И Ди слышала в его голосе отрывисто-грубые нотки неодобрения, когда он требовал от нее объяснений:

– Ди, что с тобой происходит? Я надеюсь, что ты не наделала глупостей и не связалась с каким-нибудь студентом…

Хьюго не «какой-нибудь студент», папа, хотела возразить Ди, но что-то остановило ее, и она убедила себя, что отец пока еще не может допустить другого мужчину в жизнь своей дочери. В последние несколько недель она начала все больше опасаться болезненного мужского эгоизма. В конце концов, и Хьюго со временем обнаружил неожиданную склонность ревновать ее к отцу, что делало похожими обоих мужчин, и это забавляло и трогало ее, заставляя испытывать к ним покровительство и нежность. Но сердце Ди разрывалось на куски.

– Он мой отец, и ты… ты мой, – шептала она, когда лежала в его объятиях.

Они расположились в квартире Хьюго, где всюду беспорядочно валялись бумаги и вещи. И даже запах отличался от ее собственного женского дома, про себя заметила Ди. Хотя они все еще не были настоящими любовниками, в полном смысле этого слова, для Хьюго не оставалось почти никаких тайн в ее теле, как и для нее в его. Для Ди было ошеломляющим открытием, как легко и просто он мог удовлетворять ее и она его без финального проникновения внутрь, но это вовсе не означало, что Ди не желала этого финала.

Глядя на Хьюго влюбленными глазами, она наматывала на палец его волнистый локон. Ди очень любила, когда соприкасались их тела, когда Хьюго целовал и ласкал ее. Она чувствовала нежность, и силу, и трепет, и власть его любви. Ди обожала зарывать лицо на груди Хьюго и вдыхать его запах. Костюм, который он носил, делал его похожим на мужественного рыцаря эпохи Ренессанса, хотя это был обычный в общем-то костюм. Почему ей так казалось, Ди не смогла бы объяснить – то ли он вел себя по-рыцарски, то ли она была настроена романтично и восторженно…

На Рождество они, естественно, перезванивались и рассказывали друг другу о каникулах, и вдруг, за три дня до их завершения и возвращения в Лексминстер, Хьюго позвонил ей.