VIIУж расцвела, меж дикими цветами,Дикарка женщиной, хотя летамиБыла дитя, по наших стран счисленью,Где рано зреть дано — лишь преступленью.Дитя земли младенческой, милаКрасой невинно-знойной и смугла,Как ночь в звездах или вертеп заветный,Мерцающий рудою самоцветной.Ее глаза — язык. Она повитаОчарованием, как Афродита,Перл моря, — к чьим ногам несет волнаЭротов рой. Как приближенье сна,Что разымает негой, — сладострастна.Но вся — движенье. Брызнуть своевластноКровь солнечная хочет из ланитИ в шее, темной, как орех, сквозит:Так рдеют в сумерках зыбей кораллыИ манят водолаза тенью алой.Дитя морей полуденных, волнаГульливая сама, — она сильнаЛадью чужую радостей живыхБеспечно мчать до граней роковых.Еще иного счастья не знавалаОна, чем то, что милому давала.В ней страха нет; доверчива мечта.Надежды пробный камень, что цветаСтирает, — опыт юности неведом;Жизнь не прошла по ней тяжелым следом.И смех ее, и слезы мимолетны;Так гладь озер расплещет ветр залетный, —Но вновь покой глубин встает со дна,И родники питают лоно сна,Пока землетрясенье не нарушитДремы Наяд, и в недрах не иссушитЖивых ключей, и в черный ил болотНе втопчет зеркала прекрасных вод…Ее ль то жребий? Рок один, от века,Меняет лик стихий и человека.И нас — быстрей! Мы гибнем, как миры, —Твоей, о дух, игралища игры!VIIIОн — севера голубоглазый сын,Земли, пловцам известной средь пучин —И все же дикой; гость светловолосыйС Гебрид,[19] где шумный океан утесыБурунами венчал; и буре — свой:Дитя качал ее напевный вой.Глазам, на мир открывшимся впервые,Блеснула пена; и валы живыеЕму семейный заменили круг,А друга — океан, гигантский друг.Пестун, товарищ мрачный, Ментор тайный,Он детский челн по прихоти случайной,Играючи, кидал. Родные сагиДа случай темный, поприще отваги,Взлюбив, беспечный дух познал мятежностьВсех чувств, — одно изъемля: безнадежность.В Аравии сухой родившись, он,Вожак лихой разбойничьих племен,Как Измаил бы жаждал, терпеливый,Сев на верблюда, челн пустынь качливый.Он клефтом был бы в греческих горах,Кациком — в Чили.[20] В кочевых шатрах, —Быть может, Тамерлан степной орды.Но не ему державные бразды!Дух необузданный, восхитив власть,Чем утолить алканий новых страсть?Он должен низойти с высот, иль пасть;И, пресыщенный, — вновь алкать. Нерон,Когда б ему наследьем не был тронИ жребий ограничил нрав надменный,Восславлен был бы, как одноименныйПростой воитель,[21] - и в веках забвенЕго позор без царственных арен.IXТы улыбаешься? Слепит сближеньеПугливое твое воображенье?Мерилом Рима и всесветных делКак измерять безвестный сей удел?Что ж? Смейся, если хочешь, без помех:Поистине, милей печали смех.Таким он стать бы мог. К мечте высокойВзвивался дерзко замысл огнеокий.Героя дух, тирана произволИ много слав взрастить, и много зол_Могли б_. Властней, чем люди помышляют,Созвездья нас возносят, умаляют.«Все это — сны. Кто ж был он, наконец?»Кудрявый Торквиль, бунтовщик, беглец;Свободен он, как пена вод морских;И Тубонайской девы он жених.XОн зыбь следит, и с ним — его подруга,С ним — солнцецвет островитянок, Ньюга,Из рода рыцарей, — хоть без герба(Геральдик, смейся!). Древние гробаГласят завет свободы и победы:В них гордо спят ее нагие деды.Близ волн — гряда зеленая могил…А насыпи твоей нигде, Ахилл,Я не сыскал!.. Когда, подъемля громы,Являлись гости, диким незнакомы,В ладьях, перепоясанных грозой,Где мачт растет, как пальмы стройных, строй(Их корни, мнится, в море; но содвинутЛадьи свой лес и крыльев мощь раскинут,Как облако — широких, — и водаПлавучие уносит города):Тогда она кидалася в метельВалов (в снегах так прядает газель),Взгребая кипень, в пляшущем челне,И Нереидой на седом гребне,Скользя, дивилась, как бегут громады,Ступая тяжко на крутые гряды.Но брошен якорь, — и корабль, как лев,На солнце лег, дремы не одолев;А вкруг челны снуют: так рой пчелиныйВ полдневный зной жужжит у гривы львиной.XIПричалил белый! Сколько в слове этом!И Старому простерта Новым СветомС доверьем детским черная рука.Дивятся оба; и недалекаПриязнь. Радушны бронзовые братья,И знойный жаркий взор сулит объятья.Вглядясь, взлюбили странники морейАрхипелага темных дочерей.Не видевшим снегов в своих пределахБелей примнился лик пришельцев белых…Бег взапуски, охота и скитанье;Где хижина — там кров и пропитанье;Сеть, в теплую закинутая влагу;В челне порханье по архипелагу,Чьи острова — что звезды бездн лазурных;Покой от игр под сказку грез безбурных —И пальма (ей же нет Дриады равной;В ней дремлет Вакх, младенец своенравный;Гнездо орла не выше, чем шатер,Что над своей бродильней бог простер);Хмель кавы, что пьянее сока лоз;Плод, чаша, молоко за раз-кокос;И дерево-кормилец, чьи плоды —Без пахот нива, жатва без страды, —Воздушный пекарь дарового хлеба,Его пекущий в жаркой печи неба(Далече голод от него кочует:Он самобраным яством не торгует), —Весь тот избыток божьих благостынь,Те радости общественных пустыньСмягчили нрав согретых добротойОдной семьи счастливой и простой:Очеловечил темнокожий белых,В гражданственном устройстве озверелых.вернуться
19
…севера голубоглазый сын… с Гебрид. — Один из матросов команды «Баунти», Джордж Стюарт, был родом с Гебридских островов на западе Шотландии. В поэме он назван Торквиль.
вернуться
20
Он клефтом был бы в греческих горах, // Кациком — в Чили… — Клефты непокоренное население горных районов Греции — партизаны. Кацик — вождь индейских племен в Южной Америке.
вернуться
21
Восславен был бы он, как одноименный // Простой воитель… — Байрон напоминает здесь о Гае Клавдии Нероне — консуле Древнего Рима, совершившем поход, в котором он нанес поражение Гасдрубалу и обошел Ганнибала (207 г. до н. э.). Победа Нерона-консула, по существу, обеспечила Клавдию Цезарю Нерону-императору возможность царствовать (54–68). «Когда мы слышим имя Нерон, кто из нас вспомянет о консуле? — задает вопрос в своем примечании Байрон. — Таковы люди!»
//