Щелчок

— Ну, а цыганят ваших вы нам покажете, Валентина Павловна?

— Вот один экземпляр, позвольте представить вашему благосклонному вниманию! — выдвигая вперед смущенную Галю, произнес Мик-Мик.

— Батюшка, да она совсем как мы, русские! — забасила Таливерова. — А цыгане-то больше чумазые, прости Господи, на тех похожи, кого и назвать страшно.

— Именно страшно! — подхватил Мик-Мик. — Но сия благонравная девица нами всеми любима за свою кротость. — И он погладил по головке смущенную Галю. — К тому же она приемыш цыганский, а не цыганка вовсе, такая же цыганка, как и мы с вами, — прибавил Мик-Мик.

— А ее брат где же? Мы столько слышали о нем, — интересовались юные гости.

— Он пошел искать луну, — сострил Ивась.

— Зато оставил здесь следы своего пребывания.

И Ваня Курнышов торжественно указал рукою на висевшие вдоль стены картины и портреты со смытыми рисунками.

— Ха, ха, ха! — засмеялась молодежь. — Мы знаем эту историю.

— Дети! Дети! Чаю не угодно ли, фруктов и конфет? Господа взрослые, пожалуйста! — приглашала всех Валентина Павловна к столу.

— Воображаю эту таборную цыганку! — шепнула Мимочка на ушко сестрице. — Как она танцует!

Ниночка презрительно пожала плечиками.

— И есть, верно, не умеет как следует!

Веселая Сонечка подбежала к Ляле.

— Узнаю твою золотую душу! — затрещала она, покрывая лицо хромой девочки бесчисленными поцелуями. — Вся ты живешь для других. Сама не можешь веселиться на балу, так другим предоставляешь возможность поплясать и попрыгать.

— Ляля, наша единственная в мире Ляля! — подтвердил Счастливчик с таким видом и важностью, что все не выдержали и рассмеялись.

Лишь только дети и подростки успели напиться чаю и на славу угоститься сладким и фруктами, — тихие и мелодичные звуки вальса послышались из гостиной.

— Танцевать! Танцевать! Ах, как весело! Идемте. Идемте скорее! — выскакивая из-за стола и бросаясь в гостиную, кричала молодежь.

Столовая опустела. Там осталась одна Галя. Проворным движением девочка взяла со своей тарелки положенные ей туда Лялей грушу, яблоко и конфеты, к которым она не прикоснулась за чаем, и сунула их в карман.

— Это для Орли. Он, бедненький, не пришел к столу! — шепнула она с доброй, ласковой улыбкой и поспешила в залу.

Чудные, душу ласкающие звуки несутся из-под рук тапера, выписанного нарочно из Петербурга Валентиной Павловной ко дню рождения внучки. Звуки эти вылетают сквозь открытое окно в сад. По зале кружатся веселые пары. Юные личики дышат счастьем, разгоревшиеся глазенки так и блестят.

К полному удивлению Мимочки и Ниночки, «таборная цыганка» оказалась очень грациозной танцоркой. Галя своим изяществом поражает даже взрослых, занявших места вдоль стен комнаты и любующихся праздником детей.

Счастливчик, с галантностью настоящего маленького хозяина дома, приглашает без конца юных дам.

Вот Кира останавливается перед высокой Сашутой и расшаркивается перед нею.

— Позвольте вас просить!

Он с особенным удовольствием танцует с девочками Гариными, потому что они очень бедные дети и одеты хуже всех. А бедность и лишения всегда находят себе отклик в отзывчивом сердечке Киры.

— Кирушка, опомнитесь! Да вы мне по талию будете, уж очень я высокая дама для вас! — смущенно бормочет Сашута, которая действительно ростом почти вдвое больше Киры.

— Не беда, — встряхивает кудрями Счастливчик, — лишь бы весело было!

— Жираф и воробышек! — острит Ивась.

Он танцует с Мимочкой и все не может попасть в такт.

— Ах, Боже мой, — волнуется девочка, которой ужасно хочется изображать взрослую, — вы совсем не умеете танцевать вальс!

— Начихать! Зато как я гопак валяю — небу жарко!

— Что это за гопак? — высоко вскинув бровки, осведомляется Мимочка.

— Малороссийский танец. Вот танец! Пальчики оближете! — восторженно восклицает Ивась и попадает каблуком своей «даме» на ногу.

— Воображаю, — морщась от боли, тянет Мимочка, — мужицкий танец! Одни мужики его танцуют. И чему вас в гимназии только учат, право! — возмущается она.

— Чему учат? О, многому! — весело хохочет Ивась. — Географии учат, фотографии, типографии, долблению, вихрекручению, орфографии, каллиграфии, французскому, русскому, зубрежке, долбежке… — перечисляет скороговоркой синеглазый хохол.

— Ха, ха, ха, ха! — не выдержав своего тона взрослой девицы, разошлась смехом Мимочка.

— Хихихихи-хахахаха, пляшут две курицы и три петуха! — вторит ей Ивась.

У печки изо всех сил старается выделывать па толстый увалень Ваня.

Он пыхтит, как самовар, и обливается десятым потом. Его дама, нарядная аристократка Зоренька, снисходительно улыбается, хотя ее неуклюжий кавалер отдавил ей все пальцы.

— Нет, не могу! — потеряв наконец терпение, смущенно говорит Ваня. — Я от печки привык… Уж вы извините, но я должен начинать от печки…

— Да ведь мы и так от печки начинаем! — смеется его дама.

— Так это печка с правой стороны, а я привык, чтобы она была с левой! — смеется Ваня.

— Экая невежа печка, что бы ей в сторонку налево отойти! — острит плавно танцующий с младшей сестрой лицеист Толя.

Посреди зала Мик-Мик с Симочкой танцуют что-то среднее между вальсом и галопом. И оба от души хохочут.

— Что, Симочка, — замогильным голосом басит Мик-Мик, — вы не очень скучаете с вашим старым кавалером?

— Вы не старый, Мик-Мик, — протестует Симочка, — сколько вам лет?

— Сегодня в обед минуло сто лет. Если отнять от ста семьдесят восемь, то что останется, то и будет мое. Сколько мне лет, Симочка? А? Решите!

— Двадцать два года! — живо сообщает девочка.

— Молодчина! Решила быстро…. отменная девица! А вот другой задачи вам не решить ни за что: где Шура?

— Не знаю.

— И я не знаю тоже! — с комическим видом вздыхает Мик-Мик. — Господа! — на минуту заглушая музыку своим деланным басом, повышает он голос, останавливаясь среди залы. — Кто отыщет Шуру, тому третья часть вознаграждения! Слышите меня!

— Слышим! Слышим!

— Он, верно, в саду. Идем искать его! Идем скорее! — весело отзываются дети.

Мальчики быстро выбегают из залы и рассыпаются по аллеям сада. Минут десять оттуда, с разных сторон, доносятся их веселые голоса.

Вдруг звонкий голос Ивася покрыл все остальные. «Нашли! Нашли!» — кричит Ивась на весь сад.

Еще минута — и на пороге залы Ваня и Ивась, а между ними Орля.

Его костюм отсырел. На нем темные пятна. Успевшие отрасти за лето кудри спутались и нависли на лоб. Глава блуждают. Он думает, что его будут бранить, и принимает боевую позу. Кстати, он уже успел подраться по дороге сюда с синеглазым хохлом.

Но бабушка Валентина Павловна, как ни в чем не бывало, ласково проводит по его кудрям рукою и, представляя гостям, говорит:

— Это наш друг, Шура. Он уже привык к нам, хотя все еще немного дичок.

Потом, нагнувшись к его уху, тихо шепчет:

— Пойди, переоденься, дружок, и приходи к нам скорее.

Этого момента Орля только и ждал.

Несколько прыжков — и он уже за дверью, быстро прибежал к себе и, сорвав с себя свой новый костюм, облачился в будничный: плисовые шаровары и красную рубашку.

— Пусть Галька расфуфыривается, сколько хочет, а мне не надо. Хорош и такой! — сердито бурчал он себе под нос.

Когда мальчик снова появился в зале, веселье там было в полном разгаре.

Дети танцевали и резвились от души. Галя с Алей, как две беленькие птички, носились по комнате, возбуждая всеобщее одобрение.

— Совсем как брат с сестрой! — восхищалась Таливерова. — И кто скажет, что это — маленькая цыганка, выросшая в таборе! И как они подходят друг к другу: такие оба кроткие, тихонькие, нежные, как голубки.

Эти слова достигли до ушей Орли и точно ударила его молотом по голове.

— Галька подходит к Альке, этому ощипанному воробью? Нет, уж дудки! Дружбе этой не бывать! Я ее брат, а не Алька… Зазналась она больно…