Страница 74 из 86
Меня так и подмывало крикнуть ему: «Охраняй! Охраняй, Бенно! Ну же!» — но по условиям испытаний это было запрещено.
Доберман залаял, не проявляя, однако, особой активности и свирепости, продолжая все оглядываться на меня. Тем не менее, этого оказалось достаточным, чтобы парень в нерешительности остановился. Затем, приблизившись к собаке еще на два или три шага, он принялся вертеть вицей перед ее носом.
Пес сразу обозлился. Подавшись вперед, насколько позволяла короткая привязь, с оскаленными клыками, он в один миг выхватил прут из рук добровольного «дразнилы», перекусил пополам и бросил наземь. Парень — как видно, не очень смелого десятка — испуганно попятился, потом, потоптавшись растерянно на месте, махнул рукой и ушел обратно в толпу. Бенно, видя, что больше опасности не предвидится, лег около рюкзака, вытянув передние лапы и зорко поглядывая вокруг себя. Все окончилось настолько быстро и мирно, что среди зрителей послышались смешки.
Но я, в общем, был удовлетворен. Пес не подвел, хотя проверялся в присутствии такой массы людей в первый раз.
Следующей в порядке жеребьевки шла рослая, на редкость злобная овчарка черно-бурой масти, по кличке Бен.
Бенно и Бен… Мне показалось, что в этом созвучии есть какая-то взаимосвязь. И вышло, действительно, так, что эти две собаки привлекли к себе в этот день наибольшее внимание.
Бен, успевший уже до этого охрипнуть от лая, как только его привязали к приколу, словно осатанел. Он буквально исходил слюной от злобы. Перед ним положили чемодан, и через минуту тот весь покрылся хлопьями пены, вылетавшей из пасти собаки вместе с лаем и рычанием. Разбрызгивая ее вокруг себя, пес яростно бросался во все стороны, натягивая привязь с такой силой, что она, казалось, вот-вот не выдержит и оборвется. Он то вскакивал передними лапами на чемодан, то принимался с азартом рыть землю, отбрасывая ее так, что она летела далеко назад.
— Вот это караульщик! — донеслось до меня. — Никого не подпустит. Лучше не связываться!
Право, в сравнении с этим чертом Беном мой Бенно выглядел миролюбивым ягненком.
Опять пригласили желающего испытать собаку, а заодно — и свою храбрость.
Вокруг выжидательно притихли. Охотника не находилось. В публике начали перешептываться. Вожатый Бена с победоносной улыбкой озирался по сторонам.
— Ну, так как: есть желающие? — вновь громко выкрикнул дежурный по испытаниям.
И тут желающий нашелся.
Из толпы вышел высокий черный цыган с бородой, в красной рубахе, подпоясанной тесьмой с кистями, в порыжевших плисовых шароварах. Не спеша, под направленными на него взглядами сотен глаз, он перелез через веревку, посмотрел вправо, влево, как бы приглашая всех присутствующих в свидетели своей храбрости, и неторопливой походкой, но твердо и уверенно направился прямо к Бену.
Все замерли. В собаке никто не сомневался. Что-то будет делать цыган, коль скоро вызвался на такой опыт? Зрелище обещало быть интересным.
Овчарка перестала лаять и, опираясь передними лапами на чемодан, словно заявляя этим, что она его ни за что не отдаст, уставилась на подходившего человека. Шерсть на загривке и хребте у нее поднялась дыбом, а хвост… хвост почему-то, наоборот, стал клониться вниз.
Расстояние между цыганом и собакой быстро сокращалось. Бен снял лапы с чемодана, захлопнул пасть и предостерегающе зарычал.
Цыган был в пяти шагах…
И тут произошло то, чего никто не ожидал.
Не останавливаясь, не ускоряя и не замедляя шага, чернобородый внезапно громко скомандовал:
— Пшел вон!
И Бен, славный караульный пес Бен, еще минуту назад казавшийся всем олицетворением надежности и злобности, облизнулся и действительно удалился «вон». Поджав хвост, он спрятался за прикол, стараясь держаться подальше от цыгана, трусливо косясь на него, а тот спокойно подошел, наклонился над чемоданом…
Публика ахнула. Что публика! Ахнули все мы, дрессировщики и специалисты собаководства. Лицо вожатого Бена залила краска. Затем из красного оно стало белым. Он рванулся, чтобы подбодрить собаку, хотя, как я уже говорил, это категорически запрещалось, но было поздно: цыган уже шел к нему, неся чемодан в руках.
— Что же это? — пораженный не менее остальных, Обратился к хозяину Бена председатель жюри, он же начальник испытаний.
— Да я ему «фу» скомандовал… — пробормотал тот, не зная, чем оправдаться.
— То есть, как это «фу»?
— Вижу, что он так смело подходит, — мотнул головой вожатый на цыгана, — побоялся, как бы собака его не покалечила, ну и скомандовал тихонько — «фу»…
Тот услышал это объяснение и немедленно потребовал:
— Давай снова!
— Повторить! — приказал начальник.
Снова положили чемодан около овчарки. Бен уже не имел того боевого вида, как вначале, но хозяин подбодрил его, огладив взъерошенные бока, и пес опять залился бешеным лаем.
Чернобородый ждал, отойдя к веревке, насмешливо поглядывая на все эти приготовления.
— Можно приступать, товарищ начальник? — спросил он, когда хозяин отошел от Бена.
— Можно!
И все повторилось сначала.
Опять цыган смело направился к собаке, без излишней торопливости, но не проявляя и каких-либо колебаний. Опять, подойдя на пять шагов, властным низким голосом приказал: «Пшёл вон!» И опять Бен, позорно поджав хвост, уступил без сопротивления.
— Смелостью берет! Чисто психологическое явление, — во всеуслышание заявил председатель жюри, когда чемодан вторично оказался в руках цыгана. — А вы плохо отработали собаку! — сердито бросил он в сторону владельца злополучного Бена, который не знал, куда деваться от стыда.
Смущены были все мы. Ведь испытания — не просто проверка рабочих качеств собак: одновременно это и общественный показ, чтоб все могли видеть, как хорошо служит собака. А тут такая неудача… Вокруг слышались оживленные пересуды. Действительно конфуз!
— Снять с испытаний! — распорядился председатель жюри.
«Снять с испытаний» — позор!
Мне даже стало жаль хозяина Бена: он был, как побитый.
Виновник случившегося — цыган, поглаживая бороду, улыбался, с видом победителя поглядывая на нас.
— А хочешь, я твою собаку отвяжу и приведу сюда? — вдруг предложил он мне.
Разговоры прекратились, все вопросительно смотрели на меня.
Я забыл сказать, что Бенно все еще оставался привязанным у своего прикола в противоположном от Бена конце площадки. Лежа у рюкзака, он спокойно поглядывал на происходящее, не подозревая, что ход событий коснется и его.
Испытать Бенно на цыгане? Сердце во мне екнуло. Я мог отказаться: ведь Бенно уже прошел испытания, но не приведет ли мой отказ к еще большему торжеству этого чернобрового и черноокого храбреца, уже и так сильно уронившего наш престиж?… Согласиться? А что, если я с Бенно произойдет такое же «психологическое явление», какое мы только что наблюдали у Бена и которое едва ли могло служить оправданием для караульной собаки? Приятного мало. Дрессировал, дрессировал, и вот первый же встречный… Но и отказаться — нет, нельзя. Скажут: боится, не надеется на собаку.
Я колебался. А цыган, видимо, был крепко уверен в своей власти над собаками, коли предлагал ни больше ни меньше, как отвязать и привести добермана. И откуда он только взялся? Ну нахал!…
Напряжение ожидания разрядил вопрос председателя жюри.
— Порвет? — сказал он тоном предупреждения, в упор глядя на цыгана, как бы желая снять с себя возможные последствия, а может быть, и избежать еще одной проверки с участием этого наглеца, чтобы не случилось нового провала.
— Не порвет, — отозвался тот. — Не таких видали! Его самоуверенный тон и вызывающие манеры решили дело.
— Давай! — распорядился начальник, даже не ожидая моего согласия. Он жаждал реванша.
Всем нам хотелось проучить этого зазнайку в широченных франтовских шароварах и сапогах гармошкой, чтобы восстановить попранную честь наших питомцев. Не сорвалось бы! Не знаю — чем, но уже тогда он чем-то пробудил антипатию к себе.