Страница 12 из 34
Глава 6
— Я не согласен с тобой, Теренс, и должен снова тебе заметить, чтобы ты не забывал, — командую я! — профессор Чезлин Рэндолф самодовольно выпятил свою маленькую индюшиную грудь и выпучил крошечные глаза на племянника.
На второй день после успешного первого собрания в отеле в университетский кабинет профессора Рэндолфа пришли Мэллоу, Хаффнер и Хаулэнд, а позднее к ним присоединился полковник Эрвин Тройсдорф. Питер Хаулэнд ходил взад и вперед, как помешанный; ему казалось, что вместо мозгов у него в голове слоями лежит вата.
После профессорской нахлобучки Мэллоу с чувством неловкости отступил.
— Ну ладно, дядя. Но я должен поставить всех в известность, — Теренс резко повернул голову в сторону Хаулэнда, Хаффнера и Тройсдорфа, — что я считаю открытое вооруженное нападение самым лучшим методом, а с оружием мы умеем обращаться отлично.
— Я склонен согласиться, — Тройсдорф не надел монокль, и странное без этого постоянного предмета выражение его морщинистого, похожего на совиное лица создавало впечатление, что он голый. — Забирайтесь на борт, и вы справитесь с ними, имея несколько винтовок.
— Как вы думаете, мой дорогой полковник, для чего в нашей команде доктора Хаулэнд и Хаффнер? Не говоря уже обо мне? Имеется в виду научная экспедиция, а не банда убийц.
— Мы могли бы убивать, дядя…
— Нет! — лицо Рэндолфа скорчилось от отвращения и негодования. — Я не могу поддержать такое решение вопроса. Здесь, на моей кафедре, мы разрабатываем план и с помощью доктора Хаффнера сможем закончить его вовремя — к началу плавания.
— Между прочим, — вспомнил Тройсдорф, — вы не сказали нам, как будет называться корабль.
— Да, полковник, — спокойно ответил Рэндолф, — действительно не сказал.
Хаулэнд поспешил спрятать довольную улыбку — старый лис все еще не терял своего умения владеть положением. Познакомившись с компанией людей, неизвестно где выисканных и собранных вместе племянником Рэндолфа, Хаулэнд сделал вывод, что никто из них не заслуживает доверия, это отработанный материал.
— Ну, все, я надеюсь, — с сердитым видом сказал Мэллоу. — Хорошо, если ничего не дойдет до полиции. Если же полицейские что-то узнают и нам придется пробивать себе дорогу…
— Что за мрачные мысли, Теренс! Я уверен, что Хаулэнд, Хаффнер и я сумеем разработать удачный, бескровный план. Корабль будет нашим, и мы сможем распорядиться деньгами по своему усмотрению. Вот когда ты будешь полезен.
В выражении, пробежавшем по лицу Мэллоу, Хаулэнд заметил скрытый страх. Питер считал Теренса двуличным — но парень был профессорским племянником!
— Я надеюсь, ты до конца убедился в преданности делу людей, которых ты собрал, Мэллоу?
Теренс уставился на Хаулэнда:
— Полностью. Каждый готов работать с полной отдачей.
— Я рад это слышать. Меня интересует, как ты предлагаешь поступать с теми, кто решит уйти.
— Дезертиров не будет, — продолжая разговор, Мэллоу придвинул свое лицо к Хаулэнду так близко, что тому стало не по себе; губы Теренса дрожали. — Если кто-нибудь попытается дать тягу теперь, он будет иметь много неприятностей. Очень много неприятностей.
Рэндолф повернулся к племяннику:
— Я надеюсь, ты не настаиваешь на насилии, Теренс. Согласен, что мы не можем допустить, чтобы кто-то сейчас оставил нас. Он может разболтать.
Но мы должны соблюдать приличия…
— Тот, кто попробует препятствовать нам, будет уничтожен… — Мэллоу не договорил угрозу до конца, но мрачный кивок Тройсдорфа выразительно объяснил несказанные слова.
Чувство страха зашевелилось где-то внутри у Хаулэнда. Если бы он решил выйти из игры сейчас, он бы уже не смог. Было слишком поздно. Он успокаивал себя тем, что очень много людей согласились участвовать в задуманном Рэндолфом предприятии, утешало и то, что их лидер питал отвращение к насилию.
Когда закончился разговор, Хаулэнд и Хаффнер ушли в лабораторию. У Рэндолфа не было разногласий с вице-президентом насчет принятия Хаффнера.
Вилли Хаффнер был известным ученым, сделавшим несколько выдающихся открытий в вирусологии. Льюистиду очень повезло, сказал Харкурт, что Хаффнер пришел в университет и возглавил лабораторию. Особенно теперь, подчеркнул вице-президент, когда Хаффнер преодолел свою слабость к спиртному.
Это была заслуга Хаулэнда. Хаффнер снизил норму до половины бутылки в день и был полон сил. Получив работу, занявшую все его мысли, он вместе с тем приобрел стимул к жизни. Рэндолф пообещал ему, что, когда завершится их общая акция, он предоставит Хаффнеру все условия, в том числе деньги, для экспериментов на мозге — и человека, и животного, — о которых он так мечтал. К удивлению Хаулэнда, Рэндолфа очень привлекла идея содействия еще одной научной работе.
— Мы поступаем правильно, — говорил он с пафосом. — Мы, мужи науки, употреблю уместную здесь, на мой взгляд, бюрократическую фразу — должны заявлять свои права на материальные ценности Галактики. Да и в конце концов, если не субсидировать науку, не будет и богатства в Галактике. Ее развитие остановится на примитивном уровне, у нас будут отрезаны все пути в глубины Вселенной. Человек так и будет копаться в грязи за каждодневный кусок хлеба.
У Хаффнера так все устроилось, что теперь он работал с более жизнерадостным настроением, чем все предыдущие годы, отданные кропотливым исследованиям по вирусам. Он и Хаулэнд должны были создать в достаточном количестве готовый продукт, которым был бы доволен Рэндолф. Это требовало времени. Они работали днем и ночью, почти не выходя из лаборатории.
Рэндолф все время напоминал им, бросая выразительный взгляд на настенный календарь, что время истекает и поджимает.
Другие группы людей, работавшие под командованием Мэллоу, выполняли полученные задания из всего общего комплекса приготовлений и отчитывались перед руководителями подкомиссий, избранными на том первом, ознакомительном собрании. Над всеми господствовало влияние профессора Рэндолфа, которое каждый чувствовал на себе почти физически, хотя Рэндолф подгонял, ободрял, принуждал и ругал всех на расстоянии. Намеченный день приближался.
От перенапряжения и недосыпания Хаулэнд стал бледным, замученным и нервным. Он, как никто другой, нуждался в верном товарище. Вилли Хаффнер был хорошим помощником, но Хаулэнд был далек от полного доверия к начавшему исправляться пьянице. Горькое сознание того, что он вовлечен в подробно разрабатываемую криминальную операцию, раздражало Хаулэнда, делало его несдержанным и замкнутым — то ли из-за боязни провала, то ли по какой-то другой причине. Все было правильно — правильно — говорил он себе сто раз в день — растрачиваемые впустую деньги Галактики должны быть использованы в более чистых, разумных целях.
Сейчас, в период тяжелой работы и тревожного ожидания, Хаулэнд вспоминал те далекие печальные дни перед рождеством, когда он был мальчиком и должен был жестко экономить деньги, заработанные им на случайной работе в деревне после школы. Его родители оба давно умерли, и он после деревенской школы сам пробивал себе дорогу к образованию, пока не достиг нынешнего высокого положения. Каждый шаг на этом пути требовал от него большого труда. Теперь он выглядел перед всеми мягким и скромным человеком, но у него был решительный, твердый характер — свидетельством тому были успехи, которых он добился самовоспитанием. Вокруг во всех областях науки было много энергичных, сильных, блестяще образованных, напористых молодых ученых, способных встать у него на пути.
Дав согласие работать с Рэндолфом, выдающимся ученым, занимавшимся вопросами происхождения жизни, Хаулэнд понимал, что ему здорово повезло.
Тем более, что Рэндолф рассказал о своем замысле и возможности создавать жизнь — и это для Питера, пожалуй, было самым большим соблазном. Все шло хорошо, Хаулэнд нисколько не сожалел о переходе на новое место, пока их всех не оглушили сообщением о том, что они не получат фонд Максвелла.