Страница 73 из 95
Люба встала и взяла чайник, чтобы набрать в него воды из ручья, обнаруженного недалеко от стоянки. Юра встал тоже и отправился вместе с ней. Девушка не протестовала, но и не радовалась; ей было все равно. Что-то перегорело в ее душе, что-то отмерло. Юра почувствовал перемену, но не мог заставить себя попросить прощения или хотя бы поговорить о происшедшем. Так они и ступали молча по скрипящему насту, двигаясь в сторону ручья.
Ручей был скорее маленькой, но быстротечной речушкой, бурно скачущей по каменистому дну. В иных местах течение было таким сильным, что вода не замерзла, пробиваясь из-под ледяной корки фонтанчиками брызг. Таких промоин было несколько, а в остальных местах лежала прочная корка льда, покрытого снегом. Люба склонилась над ручьем и варежкой начала разгребать снег:
— Смотри, Юра, лед прозрачный как стекло! — Люба негромко заговорила, и Юра, нагнувшись, увидел, что под толстым слоем снега лежит абсолютно прозрачный лед. Хотя ледяная корка была прочной и толстой, видно было, как течет вода, всплывают мелкие пузырьки, а вот метнулась рыбка… На дне лежали черные острые камни, чуть покачиваясь от бурного течения воды, не желавшей замерзать даже в самые лютые морозы. Очевидно, истоки ручья были где-то недалеко, возможно, он брал начало от подземной реки, грохочущей где-то под сводами горы Девяти Мертвецов. И сама вода казалась черной, зловещей, хотя, набранная в чайник, была просто освежающей, чистой, кристальной.
— Это ручей Мертвеца, — сказал Юра. — Говорят, это мертвая вода, ее шаманы набирают для каких-то своих волшебств. Наверное, она очень насыщена всякими солями и металлами, оттого ее и считают магической. Может, она вроде минеральной.
— От этого ручья мне почему-то грустно, — ответила Люба, набирая мертвую воду в помятый закопченный чайник. — Вода бежит, бежит, такая черная, быстрая, и лед как стекло, так и кажется, что кто-то там мелькнет, появится, как рыбка… Посмотрит на нас страшными глазами из-подо льда! Вот ужас-то!
Юра обнял разогнувшуюся Любу, тихонько поцеловал куда-то возле уха, где из-под шапки выбивались светлые завитки волос. Девушка спокойно отстранила его и отодвинулась, стараясь не расплескать чайник:
— Знаешь, Юра, есть такой миф про подземную реку Лету, которая преграждает путь в страну мертвых, в царство бога мертвых Аида. Когда человек умирает, ему дают попить этой воды, и он забывает всю свою прошлую жизнь, все свои обиды и разочарования и все привязанности. Мне так хочется глотнуть такой воды, чтобы все забыть, как будто и не было ничего, начать жить новой жизнью. Или даже умереть.
На душе у Юры стало тяжело, он только сейчас понял, как страдала Люба из-за его равнодушия, показного пренебрежения. Он позабыл все пошлые байки, все лживые морали о девичьей чести и чистоте; сейчас он испытывал настоящее чувство любви, смешанное с горечью раскаяния. Он снова подошел к девушке и обнял ее, не встретив ни сопротивления, ни попытки приблизиться:
— Прости меня, Люба! Не надо ничего забывать; я тебя люблю. Я правда тебя люблю, а вел себя, как дурак, потому что не знал сам, как ты ко мне относишься. Прости меня, пожалуйста. Давай поженимся, когда вернемся из похода!
Юра и сам не ожидал своего предложения, но едва высказал его вслух, как тут же утвердился в этой мысли. Он действительно любит Любу; она такая хорошая, красивая, нежная. Лучше жены ему не найти. Скоро к тому же распределение, его могут не оставить в лаборатории, а отправить куда-нибудь в Тмутаракань, в какое-нибудь село или маленький северный городок, где сгинут его честолюбивые мечты, а сам он пропадет в безвестности. У Любиных родителей есть квартира, его туда пропишут, они заживут на славу, он будет дальше учиться в аспирантуре, и все будет очень хорошо. В душе у парня любовь и нежность сочетались с расчетом и дальновидностью, однако сам он не видел в этом ничего плохого. Он обнимал потеплевшую, оттаявшую Любу, целовал ее щеки и губы, а девушка испытывала облегчение и уже простила любимого за все страдания, которые он невольно ей принес. В сущности, она мечтала о свадьбе с ним, она полюбила Юру всей душой, всем сердцем, и после его предложения лед растаял, кровь быстрее побежала по жилам, Люба раскраснелась и глубоко дышала в объятиях любовника. Вода текла из носика чайника, оставляя на снежном насте лужицы, которые впитывались и исчезали, а ручей бурлил под оковами льда, стараясь освободиться.
Молодые люди неторопливо пошли обратно, совершенно успокоенные и счастливые, причем в голове у Славека уже работал невидимый счетчик. Да, он точно не просчитался; отличная идея пришла ему в голову, женитьба на Любе Дубининой, первой красавице курса, девушке из приличной семьи, прописка в хорошей квартире (хрущевка Любы казалась Юре роскошной), аспирантура, отличное распределение — вот что ему нужно. А характер у Любы хороший, не скандальный. Страшно подумать, что было бы, если бы он переспал с толстомордой и сварливой Райкой! Она точно не только заставила бы его жениться, она бы превратила его жизнь в ад, нарожала бы кучу сопливых ребятишек и — прощай, аспирантура, здравствуй, тяжелый труд на двух работах без сна и отдыха! Юра был очень доволен собой и всей ситуацией, коря себя только за то, что отличная мысль о женитьбе так долго не шла ему на ум.
Умиротворенные и счастливые, Юра с Любой вернулись к костру, у которого в завистливой тоске сидела Рая, глядя на языки пламени. Она пособирала валежник, тихонько приближаясь к ручью, где, по ее мнению, лежали самые сухие и крупные сучья. На самом деле ей ужасно хотелось подслушать разговор Юры и Любы; втайне она надеялась, что высокомерная Любка начнет предъявлять претензии (уж Рая бы точно начала), пойдут крики, шум, взаимные обвинения и оскорбления. Совсем близко подойти Райка побоялась, рассчитывая, что вопли и обзывательства и так будут хорошо слышны в воздухе, но ничего похожего не произошло. Издали подруга увидела, как Люба обнимается с противным стилягой, что-то негромко говоря, даже отдаленно не похожее на то, что мечтала услышать Рая. “Ну ладно, — про себя решила завистница, тщетно домогавшаяся внимания вожделенного Егора Дятлова. — Ладно. Будет заседание комитета комсомола, я намекну на то, что случилось в палатке. Как бы невзначай спрошу, как следует относиться к случаям аморального поведения комсомольцев. Как поступать в таких случаях. Да что там намекну! Прямо расскажу. Пусть Любка выпутывается, как знает. Позору будет!” — приятные мысли успокоили сердце некрасивой девушки, придали силу и сознание собственной значимости. Она вернулась к костру и постаралась унять одышку от быстрой ходьбы, подбросив в огонь охапку валежника, собранного по пути. Тут же показались и двое влюбленных. Юра подмигнул Рае и заявил:
— Мы решили пожениться. У тебя, Райка, нет возражений по этому поводу?
Райка так и застыла с открытым ртом. Возражений было много. Главное заключалось в том, что теперь Райкиному доносу в партийные и комсомольские органы грош цена. Женитьба искупала все, покрывала все грехи, а толстая Райка могла остаться в неприятной роли соглядатая, завидующего чужому счастью. Обвинить в аморальности жениха и невесту невозможно, год на дворе, к сожалению, уже пятьдесят девятый, так что откровения бывшей подруги могут вызвать совершенно не ту реакцию, на которую рассчитывала девушка. Райка только хихикнула ядовито и проговорила.
— А зачем вам жениться? Вы вроде уже и без свадьбы все дела сладили.
Люба побледнела, а Юра прижал ее к себе и решительно ответил сидящей у костра завистнице:
— А это, уважаемая, не твое дело. И не советую разговаривать на эту тему с другими, а то я хлопну тебя по толстой харе вот этой вот варежкой, поняла?
Рая остолбенела от ужаса и гнева. Ей никогда раньше не угрожали, никогда не говорили с ней таким тоном. Она совершенно точно поняла, что Юра не шутит, а в случае если она все-таки продолжит свои намеки, то может реально получить по морде. После этого, конечно, можно пожаловаться, Юру накажут, исключат из комсомола, наверное. Может, даже выгонят из института. И все-таки Рая решила ударить побольнее: