Страница 49 из 51
Она повернулась и пошла вниз. Двигалась она неестественной походкой лахвийской заводной куклы, чуть не опрокидываясь на каждой ступеньке. Потом остановилась и подняла голову.
— Все вы будете убиты, когда на небо вернется Генодрас. — Слова эти вряд ли что-то для неё значили. — Рембери, ков Драк.
— Рембери, принцесса Сушинг.
Она ушла, волоча по ступеням подол ненавистного красного платья, освещенная факелами, отражающимися в блестящих изразцах с изображением летающих птиц и рогатых зверей.
Мы спустились по противоположному пролету и вышли в блистательный день Крегена, когда в небе сиял только Зим, красное солнце.
Услышав новости, которые мы принесли, и в паре с тем, о чем все сами знали, и при вое над кучей трупов командиров групп вся «нахаловка» пришла в волнение.
— Магнаты прискачут и уничтожат нас всех! — кричал Болан, вызывая лысиной оранжевый отблеск.
По пути нам удалось уклониться от встречи со стражниками-полулюдьми. Но я знал, что они с удовольствием выполнят свой контракт с магнатами и нападут на «нахаловку», с целью покарать нас. Мы стояли перед решением, с которым, как я думаю, должен столкнуться любой человек, любая группа людей, если он или они желают в конечном итоге получить от жизни свой законный кусок пирога.
Из-за того, что орбита Крегена круто наклонена к плоскости эклиптики, зеленое солнце во время этого затмения, казалось, опускалось под острым углом к красному. Под тем же углом оно должно было появиться снова. Я огляделся вокруг. Не возвращались ли к оранжевым краскам Крегена зеленые оттенки?
Вскоре по переулкам и лабиринтам дворов с воплями забегали мужчины и женщины.
— Генодрас возвращается! Горе нам! Горе!
Если учесть откуда именно из красного солнца должно появиться зеленое, я знал, что бы сказали на этот счет заряне. Как подкосило Сушинг то известие, что я крозар! Генала и Пугнарсеса это мало волновало. Для них я был и оставался Писцом. И я по-прежнему был их военным командиром. Я приказал найти Пророка.
Он явился, его борода, как обычно, трепалась по ветру, придавая ему вызывающий вид. Холли, Пугнарсес, Генал и Болан собрали на площади рабочих и невольников со всей «нахаловки». Я залез на крышу нашей хибары и закатил пламенную речь. Суть её сводилась к длинному набору штампов, связанных со свободой, волей, осуществлении наших замыслов и мести за погибших. Я хорошо завел их. Под конец я указал, что забаррикадировавшись в «нахаловке» мы имеем-таки шанс разгромить воинов в кольчугах.
Под шум и гам из поднятой пыли в передние ряды выдвинулась одетая мехом фигурка. Шимифь, девушка-фрисла, вскочила на крышу, оказалась рядом со мной и громко завопила, требуя внимания. Когда установилось некоторое подобие тишины, она крикнула:
— Мы должны сражаться или умереть. Если мы умрем без боя, то чем это лучше, чем умереть, борясь за победу? Этот человек, Писец — великий джикай, следуйте за ним! Сражайтесь!
— Сотоварищи мои! — подхватил я. — Мы будем сражаться! И мы можем победить, применив то оружие, которое сами сделали и которым обучились владеть. Мы будем драться — и победим!
После этого началась суетливая и лихорадочная подготовка к осаде. Мы перегораживали входы в переулки неуклюжими баррикадами, устанавливали западни из веревок и кольев, выносили спрятанные пики, щиты, арбалеты и связки стрел. И наконец, словно поле разом распустившихся под желтым солнцем моей родной Земли нарциссов, все мы надели наши вусковые шлемы, выкрашенные в желтый цвет. А затем, экипированные, готовые сражаться и умереть, мы заняли свои посты.
Места погибших командиров групп заняли другие вожаки. Мы четверо Болан, Пугнарсес, Генал и я — встали по азимутам, на северном, западном, восточном и южном направлениях, чтобы удерживать их. Мы поклялись стоять насмерть и, крепко пожав друг другу руки, разошлись по своим постам.
Я посмотрел на небо и увидел кружащегося там белого голубя. В горле у меня встал ком и я сглотнул. Значит, Саванты не забыли меня. Давно уж эта птица не появлялась.
Воины в кольчугах, магнаты Магдага, выехали, чтобы подавить бунт рабов. С ними шли наемники полулюди-полузвери — фрислы, оши, рапы и чулики. Вся эта орда намеревалась уничтожить нас.
Я поставил Холли командовать лучшими секстетами арбалетчиков, вооруженных самострелами со стальными дугами. Подростки подняли щиты, чтобы уберечь нас от стрел врага. Фаланги пикинеров ждали, готовые выступить по моей команде. Я намеревался передать основное руководство на моем азимуте Пророку, так как пост этот находился на противоположной городу стороне, а я желал быть там, где противник будет атаковать наиболее активно. Пугнарсес настоял на том, чтобы занять пост со стороны Магдага. Он нервно проводил языком по губам. Хотя на поясе у него висел длинный меч, он все же взял в руки алебарду.
Нам всем удалось урвать немного времени для сна, но жизнь моряка приучила меня работать подолгу, не ложась спать ни на минуту. Последние подростки, как мальчики так и девочки, разбрасывавшие проволочные «ежи» перед въездами в «нахаловку», вернулись на баррикады. В отверстиях закреплялись рогатки и прочие подобные штуки. Лошади не пошли бы на такую преграду, и сектриксы, думаю, тоже не потянут. Я бы и в страшном сне не рискнул штурмовать такие препятствия на зорке и дважды подумал о способности вава преодолеть их. Укрывшись за этими грубыми, но, как я надеялся, вполне надежными баррикадами, с оружием в руках, мы ждали атаки одетых в кольчуги магнатов Магдага. Глаза у нас горели, а дышали мы тяжело и часто.
Слабый ветер поднял пыль. В утреннем воздухе заливались птицы. Какими неуместными казались их веселые трели! Какая-то одинокая сука — как сейчас помню, каштановая с белыми пятнами сука, очень похожая на далматинского дога — вприпрыжку пробежала, потявкивая, среди проволочных «ежей».
Магнаты, уверенные в своей силе и мощи, привыкшие к своей власти когда угодно наезжать на рабочих и невольников, атаковали твердо, сильно и прямо. Они знали, что мы изготовили себе оружие; так как Генал, не без жгучих мук раскаяния, рассказал мне, что показывал магнатам образцы наших алебард и глеф. По очевидным причинам доставить во дворец из «нахаловки» пику или арбалет было невозможно. Я чувствовал: если уж не Пугнарсес, то Генал раскаивался в том, что поддался слабости и выдал на самой ранней стадии наши планы из любви к Холли. А Пугнарсес оставался мрачен, исполнен ненависти и, похоже, твердо решил проявить себя тем, кем он был на самом деле — рабочим, а никак не магнатом. Мне кажется, перед глазами у него все ещё стояло видение умирающего на лестнице Рофрена.
Первая яростная атака, при которой магнаты попытались прорваться в «нахаловку» своим обычным манером, потерпела крах, разбившись о колючки «ежей» и железные рогатки.
Закованная в кольчуги кавалерия отступила, удивленная, но не устрашенная. Теперь вперед выбежали наемники-полулюди, чтобы удалить препятствия под прикрытием плотной заградительной стрельбы. Глядя с высоты баррикады я видел, как внизу быстро двигаются оши и рапы. Чуликов, конечно, оставят в резерве для более радикальных и благородных видов боевых действий. Пугнарсес стоял рядом со мной, похожий на измотанного тощего волка.
— Постреляем их? — спросил он.
Мимо наших голов просвистела стрела и отскочила от щита, поддерживаемого юным щитником. Я посмотрел на него, и тот перестав вздрагивать инстинктивно выпрямился и упрямо сжал челюсти.
— Нет. Я хочу приберечь арбалеты для магнатов.
— Ха! — ответил Пугнарсес. Выглядел он необыкновенно злобным.
Когда улицу очистили от «ежей», и мощь кольчужной конницы снова обрушилась на нас огромным грохочущим валом, ощетиненным поднятыми клинками, я поднял собственный меч, тот который извлек из под служившей мне ложем соломы, меч подаренный мне Майфуй. И резко взмахнул им.
Арбалетчики тут же выпустили стрелы. Плавными натренированными движениями стрелки передали пустые арбалеты назад, взяли свежезаряженные и снова выстрелили. Позади стрелка его заряжающие и взводящие работали как бешенные, поддерживая требуемый мной темп перезарядки. Стрелы со свистом пронизывали жаркий воздух, и воины в кольчугах падали из седел. Арбалетные стрелы пробивали кольчуги, вонзались в скакунов, втыкались в лица магнатов. Крики слились в один пронзительный вопль. Атакующая кольчужная кавалерия заметалась, словно море, бессильно бьющееся о скалистый берег.