Страница 8 из 70
Злой человек — вот истинный глупец. Жадный, тщеславный, мнительный, горделивый — вот он, лик глупца. Настоящему человеку это все неизвестно.
Шламан Каций много рассуждал о том, что именно совершил народ Терсы, спровоцировав на себя гнев богов. Не только народ Танта-Арстага, но всей планеты. Приходы, следующие один за другим, немилосердно уничтожающие цивилизацию, стали божьей карой. Но в чем же первопричина приходов?
Ведь раньше, тысячи лет назад никаких катаклизмов не было. Терса спокойно вращалась вокруг Ариола — центрального светила. Да, люди тогда мало верили в богов, много зато воевали. Но все же со временем они прояснились, прозрели и отдали свои заблудшие души в теплые, заботливые руки жрецов Триады. И жрецы своими совместными усилиями создали величайшее — мир во всем мире.
Но настало время первого Прихода. Когда он произошел? Сто тысяч лет назад? Двести? Никто уж и не вспомнит… Первый Приход погрузил цивилизацию во мрак и хаос. Отбросил развитие на многие века назад. Стоило огромных трудов воссоздать то, что оказалось утрачено.
А потом были другие Приходы.
Народ Терсы все же прогневал богов. И они, не став стирать с лика Терсы все подчистую, дали людям шанс на продление рода. Но каждый раз они насылали чудовищные катаклизмы вновь. Вновь и вновь.
Последний Приход унес в пропасть забвения не только Танта-Арстаг, но и многие другие города и государства, лежавшие на востоке от нулевого меридиана. Унес миллионы человеческих жизней, разрушил все то, что с таким трудом восстанавливалось на протяжении всей эпохи.
Шламан не мог без ужаса вспоминать тот день, когда начались катаклизмы. Терса повернулась восточным полушарием к бездне космического пространства, к ночному небу, в котором обычно светились только звезды. Но в ту кошмарную ночь там грозно сияла Меркаба — виновница всех несчастий планеты Терса, та самая Меркаба, что приходила все чаще и чаще, уничтожая народы, стирая страны, превращая океаны в пустыни, горы — в камни, озера — в мертвые кратеры.
Меркаба…
На языке древних народов это слово означало единение с богами, уход к вечной жизни божественной сути. А затем смысл стал меняться, мутировать, пока не стал синонимом слова кошмар.
Меркаба…
Шламан Каций, стоя на вершине пирамиды Осириса, смотрел на огромную убийцу. Лицо верховного жреца было зловеще озарено пепельным отсветом Меркабы. Позади горел жертвенный огонь, его длинное и широкое пламя высоко поднималось над пирамидой, и в обычные ночи шесть исполинских факелов освещали Танта-Арстаг ярким теплым светом божественной заботы и участия. Но в последнюю ночь города даже боги не могли соперничать в силе с грозной разрушительницей жизни. Меркаба сначала выползла из-за гор на западе, быстро поднялась в зенит и словно застыла там в предвкушении броска, словно оттягивала сладкий для себя миг, когда придет упоение кровью и кошмарами смертных. Шламан Каций, конечно же, знал точную дату и время Прихода, знал он и то, что Меркаба пройдет над Танта-Арстагом. Но, как всегда и везде, он надеялся на лучшее. Вся Терса замерла, едва пепельная убийца подошла на расстояние броска. По всей земле обетованной люди задрали головы и с замершим, упавшим от страха сердцем смотрели на самое опасное, что может быть во всей вселенной. Везде и всюду жизнь замерла, и лишь безмолвное моление осталось. Все знали, что катастрофы не избежать, но каждый молил богов наслать вихри смерти куда-нибудь подальше. На соседние города. На соседние государства.
Только бы не на меня…
Каждый до последнего надеялся, что этот Приход уничтожит жизнь где-нибудь еще, но только не здесь…
Шламан, как верховный жрец Триады, не мог позволить себе таких мыслей. Да будь он простым рабочим или крестьянином, он все равно не желал бы горя иным народам. Приготовившись принять свою участь, шламан просто смотрел на исполинское чудовище и ждал начала.
Впрочем, началось все давно. Еще тогда, когда Меркаба не занимала полнеба, а светилась лишь маленькой звездочкой, чуть более крупной, нежели остальные. Приход всегда начинается постепенно, постепенно же он и заканчивается, но самые страшные катаклизмы длятся, как правило, всего сутки или двое. Приближение Меркабы ознаменовалось сначала легкими подвижками почв в тех или иных участках Терсы. Затем кое-где стали происходить слабые, но растущие с каждым днем землетрясения. Особенно сильно трясло горные районы, расположенные на разрывах литосферы в вулканически активных районах, в океанских разломах и в местах активного горообразования. Вместе с растущей силой землетрясений росли и волны, приходящие с океана. Волны огромные, воистину гигантские, достигающие иногда сотен метров в высоту. А когда Меркаба приближалась на расстояние последнего смертельного броска, наступало временное затишье. Моряки называют его затишьем перед бурей.
Вот и тогда, стоя на вершине пирамиды Осириса, шламан Каций чувствовал, как природа замерла. Все успокоилось и приготовилось к финальному аккорду. Даже тело стало гораздо легче, чем обычно, утратило часть своего веса, будто наполнилось гелием.
Меркаба сдвинулась. Шламан вдруг осознал, что чувствует ногами исходящий из-под земли гул. Гул постепенно нарастал, становился все отчетливее и сильнее, но по-прежнему ощущался лишь благодаря вибрации. Уху этот низкочастотный звук был не слышен.
Внезапно навалилась сильная тошнота. Шламан вынужденно присел на колени и застонал. Голова пошла кругом, все завертелось в стремительной карусели. Верховный жрец знал причину такого резкого ухудшения самочувствия. Она крылась в низкочастотном инфразвуке, который рождался глубоко под поверхностью Терсы и распространялся во всех направлениях. Частота этого звука лежала на отметке, близкой к семи герцам. А такая частота вызывает остановку сердца. Невидимый убийца, работающий в связке с Меркабой, принялся за дело. Он засучил рукава и стал косить людей как колосящиеся злаки в созревшем поле. Люди падали замертво, будто некто отключал их от источника жизни.
Люди стали кричать.
Шламан, сумевший перебороть слабость и подняться, услышал нарастающий шум миллионов голосов, что шел снизу, из Танта-Арстага. Люди, казалось, все сошли с ума. Они визжали, кричали, орали, бесновались, будто одержимые. Они впали в неуправляемую панику, подстрекаемую нечеловеческим ужасом. Они метались по улицам, выбрасывались из окон высоких домов, натыкались друг на друга…
Люди четко осознали, что сейчас умрут.
— Да будет воля ваша, великие боги, — прошептал шламан, покрывшийся липким холодным потом при звуке той беснующейся многомиллионной толпы.
А потом с запада пришел новый звук, на этот раз громоподобный, похожий на нескончаемую череду взрывов, какие раздавались раньше в карьерах за Танта-Арстагом. То был звук апокалипсиса…
Арак, перебежав алтарь, подскочил к шламану.
— Ин-шламан! Ин-шламан! Нам надо уходить! Боги в этот раз направили свой гнев на нас! Нам надо срочно уходить!
Каций не обернулся. Он уже не смотрел на чудовище, мчащееся по небосводу. Он смотрел на запад, где горы рушились от страшного землетрясения, вот-вот пришедшего сюда. Землетрясения, у которого нет эпицентра. Линия разрушений стремительно перемещалась по земле, перепрыгнула через горы и сейчас неумолимо гнала по направлению к Танта-Арстагу.
— Ин-шламан! — не унимался арак, крупно трясясь от ужаса.
— Хорошо, — кивнул Каций.
Вдвоем они стали быстро спускаться с пирамиды к террасе, ведущей в Храм Всех Богов. Грохот взрывающихся гор и гул рвущейся подобно ткани земле приближался. Дрожь земли становилась все крупнее, и скоро уже невозможно было устоять на ногах. Арак полетел кубарем со ступеней пирамиды и скатился до самого их конца. Когда шламан, спустя минуту, добрался до конца ступеней, то увидел неестественно выгнутую шею служки. Арак свернул ее, пока катился вниз.
Не представляя, куда и зачем бежать, Каций устремился по террасе в Храм. Оттуда слышались многочисленные голоса араков, жрецов и прочих людей, в момент трагедии оказавшихся в акрополе. Все куда-то бежали, что-то кричали, кого-то звали. В хаосе нельзя было ничего различить.