Страница 8 из 9
На осунувшемся лице Сумико промелькнула холодная усмешка. Не обращая на это внимания, Икуко Кумэ рассказала о том, как восприняли в школе случившееся.
– В школе ни тебя, ни Асао никто не осуждает! Наоборот, мы хотим тебе помочь. Прежде чем решиться на такое, ты, должно быть, достаточно выстрадала!
Сумико Уэмура, по-прежнему полуотвернувшись, молча слушала.
– Асао был сегодня в школе… Пришел как ни в чем не бывало! – вставил словечко Уно в надежде хоть как-то смягчить ее настроение.
– Вот как? – Она наконец-то взглянула в сторону Уно.
– Похоже, ему порядком досталось от дяди!
– Мерзкий тип этот его дядя!
Уно невольно вспомнилось, как отзывался о Сумико Исида.
– Твоя мать тоже очень переживала! – прибавила Икуко Кумэ, сообразив, что пример дядюшки Исиды вряд ли поможет уговорить Сумико вернуться в школу. Однако при упоминании матери выражение лица девушки сделалось еще более упрямым. Уно понял, что они допустили оплошность, коснувшись этой темы.
– Меня с ней ничто не связывает!
– Не знаю, что тебе сказать… Понимаешь, мать всю жизнь беспокоится о своем ребенке!
– Я не ребенок!
– Уэмура-сан!..
– Не понимаю! Зачем вы сюда пришли? Что вам от меня нужно?
– Мы хотим, чтобы ты вернулась в школу! И поэтому…
– Я не вернусь в школу!
– Ну, с такими решениями лучше не торопиться, – заметил Уно. – Бросить школу или учиться дальше – об этом мы еще поговорим, а сейчас я хочу спросить о том, что касается не только тебя, но и Асао. Почему вы решили покончить с собой?
– А что сказал вам Юдзи?
– Сказал, что просто так – вдруг захотелось умереть…
Сумико внезапно расхохоталась:
– На него это похоже! Да, действительно, было такое настроение.
– А я-то, откровенно говоря, предполагал, что у тебя были на то более серьезные причины. Кажется, этот городок – родина твоего покойного отца?
Сумико Уэмура удивленно, широко раскрытыми глазами посмотрела на Уно:
– Ну и что?
Уно, не отвечая на вопрос, продолжал:
– Я педагог. И не могу остаться равнодушным к тому, что с тобой произошло. Прошу тебя ответить на мой вопрос – независимо от того, вернешься или не вернешься ты в школу.
– Отец действительно родился там. Как-то раз, очень давно, он возил меня туда… Но к тому, что случилось, это не имеет никакого отношения!
– Сумико! – сочувственно сказала Икуко Кумэ. – Я понимаю твое возмущение поведением матери! И твой протест! Быть может, я рассуждаю непедагогично но, окажись я на твоем месте, возможно, поступила бы точно так же, и все же…
– Постойте-постойте… Возмущение чем?…
– Поведением матери… Она и сама говорила об этом!
– Что за чушь! Мать свободна и имеет право жить так, как ей заблагорассудится! Я тоже свободна и живу, как считаю нужным! Одно с другим никак не связано.
– Но послушай, ты ведь даже не задумываешься над тем, как ты живешь! – взволнованно воскликнула Икуко Кумэ.
– Над чем задумываться? – насмешливо глядя на нее, спросила Сумико. – Вы с самого начала считали, что я вывалялась в грязи! Вот и сейчас сказали, что я живу так в отместку матери. Но только я так не думаю.
– Тебе не кажется, что подобный образ жизни – безнравствен?
– А почему безнравственно жить с мужчиной, который тебе нравится?
– «Любить» и «нравиться» – это разные вещи… – побледнев, сказала Икуко Кумэ.
– Да?… А что значит «любить»?
Воцарилась гнетущая пауза.
– Разве не достаточно быть с человеком, пока он тебе нравится, и расстаться, когда чувство проходит? Быть взаимно свободными и наслаждаться жизнью?
– Нет, ошибаешься. Любовь возникает между людьми постепенно, шаг за шагом… И это чувство стоит беречь друг в друге.
– Все это ложь! И пример тому – брак! Когда мужчина и женщина, давно утратив свежесть чувств, продолжают жить вместе и зевая предаются сексу – разве это не безнравственно?
– Уэмура-сан!
– Все… Умолкаю! Да и что толку разговаривать с чистюлей, которая окончила заведение для благородных девиц и мечтает о блестящей партии!
Уно и Икуко Кумэ молча пили кофе, устроившись в мягких креслах уютного кафе неподалеку от станции метро. Откуда-то доносились тихие звуки фортепьяно. Икуко Кумэ сидела с удрученным видом, устало опустив плечи. Не так давно, возвращаясь домой электричкой после встречи с матерью Сумико Уэмуры, она думала, что может понять Сумико, хотя в этой девушке и раньше ощущался цинизм, – и вот сегодня столкнулась с этим цинизмом. Она чувствовала себя разбитой и подавленной. Особенно глубоко ранили ее слова, брошенные Сумико на прощание.
Она вновь задумалась над тем, что породило враждебность Сумико. Скорее всего, ее бунтарство – следствие озлобленности против матери, изменившей мужу и отвергшей дочь. Икуко Кумэ подумала, как было бы замечательно направить эту мятежную натуру на истинный путь, убедить ее честно зарабатывать на жизнь.
Уно во многом соглашался с Икуко Кумэ, но кое в чем у него были сомнения. Ему казались чересчур романтическими предположения Икуко Кумэ насчет Сумико. Для такого поступка Сумико была слишком трезвой натурой. Да и сама Уэмура не признавала этого.
– Сэнсэй, не найдется ли у вас закурить?
– Боже мой! Вы курите?
– Да так… Балуюсь… – Икуко Кумэ неумело поднесла к губам сигарету. – У меня больше нет уверенности в себе!
– Да что вы…
– Нет, правда! Просто не знаю, как быть… Может быть, мне лучше перейти в дневную школу?
Подобные настроения были не редкостью для молодых преподавателей. Хотя рабочий день в вечерней школе короче, преподавать здесь труднее, и молодежь стремилась в дневные школы. Однако в словах Икуко звучали, скорее, нотки отчаяния.
– Это связано с Уэмурой?
– Да, – она кивнула головой. – Я не вправе преподавать в вечерней школе! Я не умею сблизиться с учениками, как Хамамура, и не умею воспитывать их, как вы, сэнсэй!
– Не надо отчаиваться. И мне порой приходят в голову такие мысли.
– Нет, не такие же… Сэнсэй, – Икуко Кумэ взглянула на него полными слез глазами, – мне кажется, что я никак не могу переубедить Уэмуру, потому что в глубине души я испытываю то же самое! И мне нечего ей возразить…
– Что за вздор!
– Нет, правда. Нас разделяет невидимая, но толстая стена. Если бы я могла преодолеть этот барьер, подобно Хамамуре, то, возможно, все сложилось бы иначе… – Она закашлялась, поперхнувшись дымом сигареты.
Поистине Хамамура был незаурядным педагогом. Как никто другой он был близок к ученикам. После занятий Хамамура обычно садился на мотоцикл и спешил к своей подруге, хозяйке небольшого бара. Частыми гостями были там и его ученики, они по-приятельски болтали и пили сакэ. Однако и в таких взаимоотношениях с учениками был элемент педагогики: Хамамура строго запрещал приходить туда тем, кто начинал безо всякой причины пропускать занятия. Он был преподавателем «нового типа». На это, конечно, не каждый способен, и все-таки Уно считал, что Хамамуре следует стремиться к большему.
– Но мне и этого никогда не добиться! – вздохнула Икуко.
Уно взглянул на встревоженное лицо Икуко Кумэ.
– Я не хочу, чтобы вы думали, что я не желаю понять Сумико Уэмуру! – взволнованно сказал он. – Но поймите, ей нельзя уступить!
Не верю, что слова ее действительно отражают мысли. Это все надуманное!
– Не знаю…
Уно вспомнил о своих учениках: о санитарке из госпиталя, об автомеханике, о домохозяйке. Все они, каждый по-своему, стремились пробиться в жизни.
– Видимо, потому что вы, сэнсэй, хороший наставник…
– Нет, не в этом дело. В глубине души каждый из них чист, в них есть здоровое начало!.. И это непременно должно быть и в Уэмуре, и в Асао! Просто мы не сумели развить в них эти черты!
– Сэнсэй, – Икуко Кумэ опустила голову, – я очень устала!..
Ее побледневшее лицо по-прежнему выражало глубокое отчаяние и разочарование.
…Путь домой был неблизким. Смешавшись с толпой, они кое-как втиснулись в переполненный вагон электрички. И сегодня приходилось возвращаться после двенадцати ночи.