Страница 11 из 16
Среди прочих и такие мысли окатывали Пепла на рельсовых дорогах. Путешествие складывалось скучное, что не могло не радовать. Потому что все, что способно нарушить эту скуку, легло б не в масть: бандиты Лопеса, бандиты, нанятые Лопесом, менты и погранцы, купленные или обманутые Лопесом. Собственно на то Пепел и рассчитывал — охотники сбились со следа и сейчас, скорее всего, готовят встречу на подступах к контрольной отметке.
В вагоне-рефрижераторе можно было с комфортом объехать земной шар по кругу. Ну, конечно, у кого какие требования к комфорту. Пеплу же по жизни требовалось немного: чай с бутербродами, пачка «Беломора», свежие носки. А тут в придачу обзор из окошка на просторы родной стороны, шипучий, как шампанское, приемник да два зачитанных до дыр детектива про подвиги разведчика.
Приемник то пел голосом Киркорова или Пугачовой, то бессовестно грузил рекламу: «Исторический неприятель, курортный конкурент Болгарии — Турция все так же шумна, говорлива и гостеприимна. Россиян ждут золотые пляжи Анталии и Кемера: отель „Дельпинар-Клуб“ в 19-ти километрах от последнего за 545 у.е. распахнет Вам на две недели двери двухместного номера в режиме all-included (буквально — „все включено“). Любопытный пансион: трехразовое питание „от пуза“ плюс бесплатные турецкие напитки (по слухам — с алкоголем и без). Вам хочется турецкой кожи и дубленку жене?.. Пожалуйста: из Анталии идет автобус в Стамбул (18 часов) — терпите, но едьте: там всё дешевле в два раза…».
Хранитель холодильников хлопот не доставлял: от станции до станции дрых себе взахлеб, а просыпаясь, с разговорами не лез, водки не пил (сразу же по знакомству рассказал, болезненно морщась, про беду свою — язву). Пепел скоро понял, что мужику просто лень раскрывать рот для чего-нибудь еще крове жратвы. Видимо, по причине врожденной лени он и профессию себе избрал именно такую: спи под монотонный перестук, следи за показаниями надежных холодильных приборов, просыпайся, если вагон начнут взламывать и грабить. В виду последнего холодильщика крайне устраивал попутчик, особо такой авторитетный, каким ему представили Пепла. Можно спать уж совсем спокойно. А спал сторож холодильных вагонов, как правильный кот, часов по четырнадцать в сутки.
На некоторых станциях приходили люди, шептались с холодильщиком, заходили с ним в рефрижератор, потом Пепел видел в окошко, как они отваливают с завернутой в целлофан бараниной.
За окнами давно отмелькали унылые полустанки российской глубинки, провинциальные вокзалы, похожие друг на друга, как пивные бутылки. Теперь видеотреком езды по железке тянулись белорусские поля, леса, станции и полустанки, отличимые от российских разве названиями населенных пунктов. Скоро уж их товарняк докатится до Ровно-Сортировочная, где предстоит пересадка на другой попутный поезд. Может, придется обходиться вообще без комфорта. Ну, уж как придется.
А приемник все старался соблазнить экзотикой: «На северном побережье Африки Вас ждет незабываемый Тунис! Запомните побыстрее, что стоимость двухнедельного постоя там составит 350–450 у.е., и постарайтесь поскорее забыть! Потому что там — сафари по Сахаре, арабские базары и древние мечети, изумительный дайвинг (подводное плаванье с маской), поездки в Карфаген (Карфаген!) и талассотерапия (лечат чем-то из моря…), римские акведуки и мозаичные панно… Джипы перебегают дорогу верблюдам… В городе Сус остановитесь в отеле „Ройял Салем“ на 11 дней и 10 ночей — и Вы не пожалеете отдат ьза это примерно 550 у.е. В Тунис хочется возвращаться, хотя там попроще, чем в Испании, и победнее, чем в Турции…».
А пока Пепел все больше лежал на полке, читал «Броня крепка» и «Линию Маннергейма», наслаждался отдыхом, да думал про то, как дальше быть, как дальше жить…
Глава третья. 18 апреля 2002 года. Как карта ляжет
Черные силы мятутся,
Ветер нам дует в лицо,
За счастье народное бьются
Отряды рабочих-бойцов.
Далека ты, путь-дорога…
Выйди, милая, встречай!
Мы простимся с тобой у порога,
Ты мне счастья пожелай.
Закарпатье, город Борислав. 11.04 по хохляцкому времени.
По торговым рядам колхозного рынка Борислава легкой карпатской походкой топал человек в расшитой коричневым узором гуцульской жилетке с меховым подбоем, и в широком кожаном поясе с надраенными медными бляхами. Человека в жилетке по спине мягко шлепал большой, но явно не тяжелый, холщовый мешок. От колоритного парубка не отставал потрепанный мужичок бродяжного вида с алкоголической припухлостью лица и с такой же, как у гуцула, торбой за спиной.
Гуцул остановился напротив прилавка, за которым, уперев руки в бока, поджидала покупателей пышнотелая молодуха в платке с журавлями. Сонная молодуха торговала несвежей огородной-полевой продукцией: кореньями, сухофруктами, сушеными травами, соленьями, вареньями и маринадами.
— Гы, — сказал человек в жилетке и вытянул палец.
А рынок вокруг шумел, бурлил не хуже Сорочинской ярмарки: «Положь ботинок, говорю, шановный громодяныну! Знаемо цэ „на що мне один?!“ Один у меня, другой на сусиднем рынке сопрешь», «А ну кому кавуны женехив завэртаты?! Вид десяти штук богатые скидки», «Самэ гарнэ сало на свити, налетай!», «Эй, дэвушк, иды суда, чего скажу», «Ты покуштуй! Дрожжи першый класс!»
— Гы! — опять мугыкнул гуцул, громче и напористей чем прежде, и дотронулся пальцем до пучка сушеной «червоной руты».
Прочие висящие над головой торговки вдоль веревки пучки тревожно зашептались — душистый чебрец, любисток, зверобой…
— Що треба-то, вуйку? — наконец проснулась молодуха.
— Траву твою хочэ хлопець купить, — разъяснил экскорт-бродяга.
Человек же в жилетке поставил свой мешок на пыльный рыночный асфальт и размычался, словно недоенная корова, размахался руками, что гарна мельница.
— Пан — немой, — с фальшивой жалостливостью проговорил бродяга, тоже сгружая со спины холщовый сидор.
Человек в жилетке вставил пальцы в уши.
— И глухой, — добавил бродяга.
— Ой, ты бедненький! — молодуха прижала ладони к красным щекам. — Ох, ты горемыка! Як же ж жинке-то твоей важко. Чы вона тэж убогонькая?
— Гы! — уже грозно икнул человек в жилетке, снял с веревки пучок шуршащей, как вощеная бумага, руты и принялся внюхиваться в него, будто девица на свидании в поднесенные розы.
— А ну, добродии, хомуты берем! — приставал к людям мордатый бендеровец с пришпиленным к груди обрывком тетрадного листа, на котором от руки было выведено «Хомути. Тел. 62–85».[5]
— Гы, гы, гы! — требовательно затряс веничком руты человек в гуцульской жилетке, и даже бляшки на ремне угрожающе забренькали.
— Сердится, — растолковал бродяжка сопровождения. — Чуешь, зозуля, напиши ему на аркуши, скилькы хочешь за пучок. А то зовсим сказыться.
— Дэ ж я йому бумажку визьму? — дивчина нагнулась под прилавок, чем-то там загромыхала. Причитая, скрылась под прилавком с головой.
Наверху покупатель-немтырь, выудив из кармана гуцульской жилетки огрызок карандаша, нетерпеливо постукивал им по накрытому полиэтиленом ржавому железу торгового стола.
А где-то, по привокзальной площади, в растерзанных чувствах носился гуцул, проспавший жилетку, пояс и половину гривен из кошелька в поезде дальнего следования «Львiв — Борислав — Хруст — Ужгород», в который он подсел на станции Когуты. Гуцул ехал в закарпатский Ужгород на Всегуцульскую Раду, куда теперь придется явиться, считай, раздетым. Гуцул грешил на цыган, потому что цыгане всегда засматривались на его жилетку и широкий пояс с бляшечками, как колорадские жуки на картошку. А еще не случалось такого поезда с самого изобретения паровоза, в котором не ехали бы цыгане…
— Тилькы цифирку намалюй, сколько за пучок грошей бажаешь. Усяких умных слов малюваты нэ трэба, — учил бродяжка из эскорта глухонемого. — Неграмотный вин. Повезло тоби, дивчина. Трошкы скинешь ему с пучка, он у тебя всю траву визьмэ.
5
В украинском языке буква «ы» пишется — «и»