Страница 8 из 49
Во всех этих событиях Антоний вел себя как признанный вождь цезарианцев и естественный преемник Цезаря. Сам он был консулом, его брат Луций – народным трибуном, а еще один брат, Гай, – претором;32 обладание этими позициями обеспечивало Антонию фактическую власть. Лепид, ставший великим понтификом, был оттеснен на второй план. Традиция, дожившая до IV в. н. э.,33 именно Антонию приписывает организацию похорон; родственники убитого диктатора (Писон, Луций Юлий Цезарь) возражали, а Долабел-ла убрал с Форума колонну, воздвигнутую при погребальной церемонии. Еще в ночь с 15 на 16 марта Антоний захватил в доме Цезаря, видимо с согласия его жены Кальпурнии, его записи, документы и деньги;34 основываясь на постановлениях сената и постоянно ссылаясь на волю Цезаря, Антоний мог проводить свою политику, щедро раздавая цезарианцам деньги, должности и сенатские кресла, распределяя и перераспределяя провинции. Он не забыл и себя, назначив себе Македонию; Долабелла должен был получить Сирию. Это были провинции, которые раньше предназначались Бруту и Кассию; им взамен были предоставлены Кире-на и Крит.
Желая укрепить свою власть, Антоний попытался сблизиться с сенатской оппозицией Цезарю. В частности, он предложил вызвать из Испании Секста Помпея, сына Гнея Помпея, наследственного врага Цезаря, с которым все еще вели войну полководцы Цезаря; в возмещение конфискованного отцовского имущества ему предполагалось выдать 50 млн аттических драхм; кроме того, он должен был бы вступить в командование римским флотом. Сенат принял это предложение, рассчитывая с помощью Секста Помпея возродить демократический режим, и одновременно позволил Антонию иметь личную вооруженную охрану, которую Антоний довел до 6 тыс. человек.
Из этой сделки ничего хорошего для сената не получилось. Секст Помпей в Рим не возвратился, так что связанные с ним планы провалились. Между тем Антоний на законном основании получил возможность формировать воинское подразделение своих наемников, на которых в случае необходимости он мог опереться. Но и независимо от этого переломить настроения сенаторов в свою пользу Антоний не сумел. Его хозяйничанье вызывало недовольство. Цицерон, несомненно, выражал общее мнение, когда писал, что хотя «тиран устранен, тирания осталась», и что «мы повинуемся записной книжке того, чьими рабами не в состоянии были быть».36 К тому же Антония обвиняли, видимо не без оснований, в том, что он с помощью Фаберия, писца Цезаря, фальсифицировал записи последнего в свою пользу.37
Явившись в Лупии, Октавий получил там всю необходимую информацию – как произошло убийство Цезаря, как его погребли, что происходит в Риме; получил он и копии завещания и постановлений сената. Мать и отчим настойчиво советовали ему в письмах опасаться врагов Цезаря, чьим сыном и наследником он должен был стать, и отказаться от наследства и усыновления. Но Октавий поступил иначе. Он отправился в Брундисий. Стоявшее там войско приняло его как сына Цезаря, и он тотчас же в соответствии с завещанием переменил свое имя. Отныне он стал называться Гай Юлий Цезарь Октавиан; последнее прозвище по римскому обычаю указывало на его происхождение из рода Октавиев. Впрочем, сам Октавиан его никогда не употреблял; им пользовались его противники (в современной науке оно используется во избежание недоразумений). Эта демонстрация показала, что он принимает завещание и претендует на положение главы цезарианцев.38
И сам Октавиан, и все вокруг, в Италии и в Риме, хорошо понимали, что на этой почве неизбежен конфликт между ним и Антонием; данная тема всплывает в переписке Цицерона с Аттиком, которая вводит нас в самую гущу событий. Октавиану были нужны связи в римском обществе, и поэтому его первым шагом в затеянной им сложной политической игре стала поездка в Неаполь (18 апреля), где он на следующий день встретился с Бальбом; оттуда, ни дня не медля, он отправился на куманскую виллу Цицерона и там беседовал с этим влиятельнейшим сенатором и врагом цезарианцев, прежде всего Антония, о своем вступлении в наследство.39 Из следующих писем мы узнаем новые подробности. Оказывается, Октавиан остановился на вилле своего отчима; во время встречи с Цицероном он держался так, что этот постоянно довольный собой самовлюбленный по.зер решил, будто Октавиан ему «целиком предан».40 Действительность была иной. Во время визита к Цицерону Октавиана сопровождали его отчим Луций Марций Филипп и зять (муж его сестры) Гай Клавдий Марцелл; они договорились, что Цицерон использует все свое влияние в сенате и в народном собрании для поддержки Октавиана, а последний обеспечит ему защиту.41 Очевидно, имела место элементарная политическая сделка: обе стороны объединялись против общего врага – Антония.
Между тем в Брундисий к Октавиану стекались цезарианцы – друзья Цезаря, его вольноотпущенники, рабы и воины; одни везли снаряжение и деньги в Македонию, другие доставляли деньги и подати, поступавшие из других провинций, в Брундисий.42 Настроения октавиановского окружения очень беспокоили Цицерона. 22 апреля Цицерон пишет Аттику: «С нами здесь почтительнейший и дружественнейший Октавий, хотя его люди приветствуют его Цезарем, но Филипп этого не делает, и я тоже: я отрицаю, что он может быть добрым гражданином; его окружают многие, заявляя, что это невозможно вынести; как ты думаешь, что будет, когда мальчишка явится в Рим, где наши освободители не могут быть в безопасности?».43
Наконец, Октавиан двинулся в Рим. Сопровождавшая его толпа цезарианцев росла с каждым днем; ветераны Цезаря и колонисты приходили его приветствовать; они оплакивали Цезаря, поносили Антония за то, что он не отомстил за столь гнусное преступление, и выражали готовность сражаться, если их кто-нибудь поведет в бой.44 Октавиан с удовольствием все это выслушивал: демонстративная поддержка цезарианцев, ветеранов и колонистов, была ему настоятельно необходима; однако вести их на Рим он не хотел, надеясь, быть может, договориться с Антонием.
В Рим Октавиан прибыл в конце апреля как частное лицо, скромно и с небольшой свитой, желая показать, что он озабочен только принятием наследства.45 Впрочем, по Риму поползли слухи, возможно инспирированные самим Октавианом, что при его вступлении в город вокруг солнца появилось радужное кольцо, а в гробницу Юлии, дочери Цезаря, ударила молния.46 Каждый мог догадываться о значении этих предзнаменований. Октавиан всячески старался показать, что он никому не угрожает, не затаил недовольство и не предполагает мстить.47
На следующий день по приезде Октавиан сообщил претору Гаю Антонию, брату упоминавшегося выше Марка Антония, о том, что он принимает усыновление Цезаря, и его заявление было официально запротоколировано.48 Около 9 мая народный трибун Луций Антоний, другой брат Марка Антония, представил Октавиана народному собранию; там Октавиан произнес речь. Он говорил о своем решении принять наследство главным образом для того, чтобы выполнить завещание Цезаря и раздать римлянам по 300 сестерциев.49 Однако взаимные улыбки продолжались недолго. Уже первая встреча Октавиана с Антонием показала, насколько их противоречия глубоки. По сути дела Октавиан потребовал у Антония власти и захваченных им денег, которые должны были получить наследники первой очереди, т. е. прежде всего Октавиан. Излагая речь Октавиана, обращенную к Антонию, Аппиан вкладывает в уста говорящего упреки в том, что Антоний не отомстил убийцам, требование помогать или хотя бы не мешать, когда он, Октавиан будет совершать месть, и возвратить деньги Цезаря («чеканное золото», – пишет Аппиан), которых должно хватить для раздач тремстам тысячам человек. Слухи, ходившие по Риму, будто Октавиан не требует у Антония своих денег, можно рассматривать, очевидно, как очередной пропагандистский трюк. Содержался в речи и легкий намек на самое щекотливое обстоятельство, именно, что Цезарь избрал своим приемным сыном (и, как подразумевалось, преемником) его, Октавиана: «Сказано тебе (это) как ближайшему другу Цезаря и удостоенному им наибольшей почести и власти, который, наверно, и сам бы стал его приемным сыном, если бы он знал, что ты предпочитаешь быть потомком Энея, а не Геркулеса».50 Со своей стороны Антоний решил с первых же шагов продемонстрировать разницу между собою – консулом, обладающим фактически верховной властью, и явившимся бог весть откуда, приняв всерьез завещание Цезаря, наглым мальчишкой-претендентом. Антоний заставил Октавиана долго ждать приема у ворот в Помпеевы сады, где он тогда находился; весь Рим должен был видеть и глубочайшее унижение Октавиана, и то, что он приходит к Антонию просителем.51 Отвечая Октавиану, если следовать изложению Аппиа-на, Антоний сразу же заявил, что Цезарь вместе со своим именем и наследством вовсе не завещал и не мог завещать Октавиану власть, так что все претензии такого рода со стороны Октавиана беспочвенны; уступки сенату были сделаны для того, чтобы обеспечить Цезарю почетное погребение; от денег, принадлежавших Цезарю, ничего не осталось, а на другое имущество Цезаря много претендентов, которые будут требовать их по суду. Не обошел Антоний и скрывавшихся в речи Октавиана ядовитых стрел. Он шел напролом: «Ты намекаешь, будто я стремлюсь к высшей власти, хотя я не стремлюсь, но и не считаю для себя недостойным быть верховным правителем; ты огорчаешься, что меня нет в завещании, а сам признаешь, что мне достаточно и происхождения от Геркулеса».52