Страница 19 из 49
В июле 36 г. до н. э. флот Октавиана направился к Сицилии. Снова буря разбила значительную часть кораблей; снова в Риме происходили подавлявшиеся солдатами волнения и бунты плебса, недовольного дороговизной и сокращением раздач.168 Но корабли были отстроены заново, а рабам, находившимся на них, предоставлено римское гражданство.169 Во второй половине 36 г. до н. э. война вступила в завершающую фазу. В битве при Милах Агриппа заставил Секста Помпея отступить Однако попытка Октавиана высадить десант в Тавромении оказалась неудачной. Поражение было очень серьезным; сам Октавиан едва не попал в плен;171 растерянный и паникующий, он просил своего друга Прокулея его убить,172 но в конце концов ему удалось скрыться в Италию.173 3 сентября 36 г. до н. э. в битве при Навлохе Секст Помпей был разгромлен и покинул Сицилию.174 Вскоре он погиб на Востоке.
Биограф рассказывает любопытные подробности, касающиеся Октавиана. Перед битвой при Милах его одолел сон, и друзьям пришлось его будить, Антоний издевательски писал, что Октавиан даже глаз не смел поднять на готовые к бою суда; он валялся, как бревно, глядя в небо, и вышел к войскам только тогда, когда Марк Агриппа уже одержал победу.175
В войне с Секстом Помпеем участвовал и Лепид; после победы он вознамерился захватить Сицилию, а в перспективе лишить Октавиана власти. Однако последний сумел переиграть своего соперника: ему удалось уговорить солдат и Лепида, и Секста Помпея перейти на свою сторону.176 Октавиан сохранил Лепиду жизнь как великому понтифику; до 12 г. до н. э. Лепид жил в Риме в качестве частного лица.177 Иной была судьба воинов Секста Помпея. Октавиан вероломно преступил свои обещания. Поначалу они были размещены в различных областях; затем по приказу, который военачальники вскрыли в один и тот же день, все беглые рабы были отправлены в Италию и Рим и там возвращены своим прежним хозяевам. Всего их было 30 тыс. человек.178
Солдаты Октавиана волновались; они требовали наград (чрезмерных -говорит Дион Кассий), угрожали и в конце концов стали добиваться отставки. Они рассчитывали, что на это Октавиан не пойдет. Однако Октавиан согласился: отставку получили участники сражений при Мутине, а затем и те, кто прослужил в армии десять лет. При этом Октавиан заявил, что никого из них он больше на службу не возьмет. Помимо ветеранов Мутинской войны «достойнейшим» были обещаны не только деньги, но и земли; всем солдатам было выдано по 500 драхм. Участникам морской победы Октавиан приказал раздать венки; военный трибун Офиллий, требовавший земли и денег, видимо один из организаторов бунта, бесследно исчез.179
Особенно щедро был награжден за свои победы Агриппа – золотым венком из весел и огромными земельными владениями в Сицилии.180
Римляне-аристократы, остававшиеся до конца с Помпеем, были в большинстве своем убиты; такая же судьба постигла и многих друзей Лепида.
Возвратившись в Рим, Октавиан созвал за городской чертой сходку граждан, на которой заявил, что им прекращена гражданская война; с аналогичной речью Октавиан выступил и перед сенатом.181 Следствием этого заявления была серия важнейших политических мер: сложение недоимок по налогам и откупам, 182 сожжение непрочитанными документов, относящихся ко времени Гражданских войн,183 что означало прекращение проскрипций. В Риме обратили внимание и на чрезвычайную умеренность Октавиана: он отказался от ряда почестей, которые были для него предназначены, и – что было особенно существенно – отверг при жизни Лепида должность великого понтифика. Подобно своему приемному отцу, Октавиан получил пожизненную трибунскую власть; 184 он обещал, когда Антоний возвратится с Востока, восстановить прежний государственный строй.185 Энергичные меры Октавиан принимал и для искоренения разбоя и наведения порядка в Италии. По-видимому, в этих поступках, мерах и обещаниях можно видеть первые ростки той системы, которую позднейшие историки назовут принципатом.
Очевидно, объявленная Октавианом политика находила благоприятный отклик в Италии, истомленной войнами, насилиями, грабежами и конфискациями. Не случайно Вергилий в «Георгиках» прославляет Октавиана как защитника и покровителя италиков и призывает ему на помощь италийских богов. Конечно, Вергилий выступает в роли официозного поэта; он и начал писать «Георгики» в 37 г. до н. э. по наущению Мецената – друга Октавиана, покровителя литературы и литераторов. И все же поэма Вергилия звучит слишком искренне, чтобы счесть ее только продуктом такого рода творчества. Да и обращался он к аудитории, у которой его речи должны были вызвать благоприятный отклик.
Популярность Октавиана еще больше возросла благодаря его иллирийским походам. Первоначально он планировал поход в Британию, но затем ограничился более близкой и, главное, более понятной народу целью: иллирийцы были старыми врагами, опустошавшими италийские берега, промышлявшими пиратством. Еще в 48 и 44 гг. до н. э. иллирийцы нанесли Риму серьезные поражения.186 В 35-33 гг. до н. э. вместе с Агриппой Октавиан одержал несколько побед над иллирийцами, сражаясь в ряду легионеров, и получил рану – камнем в колено.187
В 33 г. до н. э. Агриппа (а за ним, несомненно, стоял Октавиан) занял должность эдила.188 Это также был акт большого общественного звучания. Эдиль-ство в системе римских магистратур было одной из должностей, которыми начиналась карьера государственного деятеля. Ее же получали относительно молодые люди; теперь же ее занял человек, находившийся у вершины пирамиды; за его плечами были и блестящие победы, и должность претора (следом за нею шла должность консула), и – самое главное – дружба с Октавианом. Но и Агриппа, и Октавиан знали, что делали. Агриппа восстанавливал на свои средства общественные здания, ремонтировал улицы, очищал клоаки, устроил блестящие и дорогостоящие игры. В его эдильство бесплатно раздавали соль и масло, были открыты общественные бани, которые можно было посещать бесплатно, в театрах разбрасывались тессе-ры – своеобразные жетоны, по которым можно было получить деньги, одежду, продукты и т. п. Демонстрируя свою староримскую добропорядочность, Агриппа изгнал из Рима магов и астрологов. Наконец, было запрещено привлекать к суду по обвинению в пиратстве, т. е. в сочувствии и помощи Сексту Помпею; это был жест в сторону сената.
Могли ли такие действия вычеркнуть из памяти ужасы проскрипций и конфискаций? Едва ли. Но они свидетельствовали об умиротворении, о возрождении былой мощи, былого величия, былого благоденствия Рима…
Вопреки всем ожиданиям современников, в том числе и прежде всего ветеранов-цезарианцев, примирение Октавиана с Антонием не было прочным, да и не могло быть: слишком застарелым было соперничество, слишком глубокой была вражда, чтобы она могла быть выкорчевана даже и многократными урегулированиями. Да и ставка была чересчур высока: господство над всей Римской державой. Но в этом последнем раунде Гражданской войны Октавиан переиграл Антония. И прежде всего, несомненно, в глазах общественного мнения.
В самом деле, в то время как Октавиан и сам лично, и через друзей проявлял заботу об умиротворении и реставрации государства, в то время как он пекся о благе народа и о величии Римской державы, – в это самое время Антоний…
Еще в конце 41 или в начале 40 г. до н. э. парфяне овладели почти всей Сирией; только в 49-38 гг. до н. э. Публий Вентидий Басе, полководец Антония незнатного происхождения, нанес им ряд поражений и даже получил титул императора с правом отпраздновать триумф. Триумф был действительно отпразднован в 38 г. до н. э., и после этого Вентидий исчез с политической арены. Антоний провел зиму 39/38 г. до н. э. вместе с Октавией в Афинах, участвуя в праздниках, риторических состязаниях и т. п. Афиняне провозгласили его новым Дионисом и даже выдали за него замуж Афину, дав ей приличествующее случаю приданое.189 Но ведь и Октавиана исподволь представляли богом! После совещания в Таренте Антоний снова направился на Восток. В Керкире он расстался с Октавией, и она вернулась на родину, а осенью 37 г. до н. з. Антоний снова встретился с Клеопатрой. Не прерывая брака с Октавией, он, вопреки всем римским нормам и обычаям, женился также и на Клеопатре.190 В 35 г. до н. э. Октавия отправилась к Антонию; он, однако, велел ей из Афин вернуться обратно. Конечно, Антонием двигала его безумная, безоглядная любовь к знаменитой египетской царице (все попытки образумить его оканчивались неудачей), но подобный поступок был откровенным вызовом и Октавии, и Октавиану, и всей римской традиции. Мало того, он отдал под власть Клеопатры громадные территории в Передней Азии – Иерихон с бальзамными рощами, причем иудейский царь Ирод считался на этой территории как бы управителем Клеопатры,191 северную Финикию от Берита до Лаодикеи, Халкидику и, кроме того, Кипр и владения в Малой Азии. Весной 36 г. до н. э. начался поход Антония против парфян, закончившийся неудачно, и этого факта не могли изменить победные реляции, которые Антоний слал в Рим.192 Захватив армянского царя Артавазда, которого он обвинил в своих неудачах, Антоний отпраздновал по поводу «победы» над Армении триумф в Александрии (не в Риме, как требовал обычай!), причем Клеопатра была провозглашена царицей царей, ее сын от Цезаря Цезарион – царем царей, ее сыну от Антония Александру Гелиосу были обещаны Армения, Мидия и Парфия, еще одному сыну Клеопатры от Антония, Птолемею Филадельфу, – Финикия, Сирия и Киликия, а их дочери Клеопатре Селене – Ливия с Киренаикой. Римские солдаты образовывали личную охрану Клеопатры и носили на щитах ее имя.193 Все это могло восприниматься только как еще один вызов Риму потерявшего голову влюбленного безумца, который не Римскую державу укрепляет и расширяет, а строит вселенское государство для Клеопатры и для себя – при Клеопатре.