Неодолимая страсть

Амелия засмеялась и обняла его за шею.

– Боже… как вы восхитительны в роли собственника.

Он приблизил губы к ее уху:

– Подождите, пока не почувствуете меня внутри себя. Увидите, как восхитительно быть моей собственностью.

– Дразните меня, – с ноткой беспокойства сказала она, учащенно дыша. – Вы так медлительны, что солнце взойдет раньше, чем я разденусь.

– Для близости не обязательно раздеваться, – шепнул он, намеренно распаляя ее. – Я могу задрать ваши юбки, расстегнуть штаны и прижать вас к двери.

– Если вы хотите напугать меня, то вам следует знать, что меня трудно испугать. – Беспокойство исчезло из ее голоса под давлением внутренней силы духа. – Я жила в самой настоящей деревне. Я видела, что делают друг с другом разные животные.

Он скрыл улыбку, прижавшись к шее Амелии.

– Не смейтесь надо мной, – сказала она. – Ваши угрозы беспочвенны. Вы не отнимете у меня девственность таким грубым способом. Вы слишком обожаете меня.

– Вы правы, ваше высочество. – Колин упал на колени и поцеловал ее ноги.

Она засмеялась, а он запустил руки под ее пышные юбки и снизу доверху покрыл поцелуями ее ноги. Ее смех сменился вздохом, а затем тихим стоном.

Запах ее тела сводил его с ума, он пальцем дотронулся до запретного места и заскрипел зубами, ощутив его горячую влажность. Потрясенная его смелыми ласками, Амелия споткнулась и ударилась о дверь.

– Только не стоя! – возмутилась Амелия.

В последний раз поцеловав ее колено, Колин поднялся и встал перед ней. Он осторожно повернул ее, начал развязывать тесемки корсета, на мгновения останавливаясь, чтобы не потерять самообладания. Колин прислушивался к ее дыханию, не давая воли животному вожделению, овладевавшему им.

Наконец она осталась в одной сорочке, настолько тонкой, что сквозь нее было ясно видно ее тело. Этого было достаточно, чтобы свести его с ума.

– Я хочу, чтобы вы сняли и это, – отступая на шаг, сказал он.

– Почему?

– Потому что мне это будет приятно.

– Это не так просто, как вы думаете, Я никогда не раздевалась перед мужчиной.

– Сделайте это, Амелия, – приказал он, сгорая от нетерпения увидеть все ее тело.

Без дальнейших колебаний она наклонилась и сняла туфли. Когда она начала развязывать подвязки на чулках, подол ее сорочки приподнялся. Каждое ее движение стирало в его памяти подобные картины прошлого. Ни одна другая женщина не могла сравниться с Амелией, с ее невинной, непринужденной манерой раздеваться. Ее движения не были заученными или предназначенными для соблазна, но они, тем не менее, страшно, невыносимо возбуждали его. Терзаемый желанием овладеть ею, он расстегнул панталоны, едва сдерживая стон нетерпения.

Услышав издаваемые Колином звуки, Амелия замерла, не понимая, чем расстроила его.

– Что это? Что случилось?

– Ничего не случилось. – Хриплый голос выдавал его. – Все идет как надо.

Амелия прислушалась, сдерживая дыхание, чтобы уловить малейшие звуки.

– Что вы делаете? Я слышу ваши движения.

– Я играю своим пенисом.

Ее воображение создавало какие-то неясные образы, ибо Амелия была неопытна, но они возбуждали ее. Она чувствовала, как пульсирует между ног ее плоть, и сжимала бедра в напрасной попытке приглушить боль.

– Зачем?

– Он причиняет мне боль, любовь моя. Он возбужден и готов для тебя на все. Никогда еще он не был таким большим и твердым.

– Можно мне потрогать его?

Колин как будто усмехнулся, и звуки, издаваемые им, стали слышнее.

– Сначала разденься.

Амелия торопливо разделась, отбрасывая мысли о своем несовершенстве. В отличие от Марии у нее не было пышных форм, созданных для мужского удовольствия. Амелия была выше, худощавее и с небольшой грудью. Она вела более деятельный образ жизни, езда верхом и фехтование нравились ей больше, чем игра в карты и чаепитие.

– Бог мой! – Он ахнул, когда ее сорочка упала на пол.

Амелия невольно прикрылась руками, но Колин быстрым движением схватил ее за запястья.

– Никогда не прячься от меня.

– Я волнуюсь, – возразила она.

– Любовь моя… – Он обнял ее, и она почувствовала его возбужденную плоть, гладкую как шелк, но твердую как камень и горячую на ощупь. Невзирая на неожиданность, тело с восторгом ощущало его прикосновение и откликалось на него.

– Ты так прекрасна, Амелия. Все в тебе прекрасно. Я мечтал увидеть тебя такой, обнаженной и полной страсти. Какими жалкими кажутся эти фантазии в сравнении с реальностью.

Она прижалась лбом к его груди и сказала:

– Как ты добр.

Монтойя поднес ее руку к своей плоти и заставил обхватить ее.

Амелия сжимала, ласкала, изучала его. Колин прошипел сквозь стиснутые зубы:

– Ты заставишь меня кончить.

– Если тебе это доставит удовольствие, то кончай, – ответила она, желая сделать ему приятное. Желание удовлетворить его словно делало графа принадлежащим ей.

– Кокетка.

Она замерла, большая теплая рука легла на ее грудь. И тотчас же ее сосок, уже напряженный и твердый от одного прохладного воздуха, окаменел.

– Смотри, как ты хорошо умещаешься на моей ладони, – прошептал он, начиная двигать бедрами. – Ты создана для меня, Амелия.

Она издавала слабые стоны, а он потягивал пальцами ее сосок, и волны наслаждения захлестывали все ее нутро. Что-то внутри ее сжималось, закручивалось, заставляя беспокойно метаться.

– Как быстро ты откликаешься на мои ласки. – Он отклонился назад и спустя мгновение она вскрикнула от того, как влажные губы обхватили нежный кончик ее груди. Она судорожно ухватилась за его сосок, и Колин зарычал, прижимаясь к ее коже, заставляя ее вибрировать. Это сводило Амелию с ума.

Мощными руками он обхватил ее за талию и, приподняв, с упоением стал ласкать языком ее грудь и сосок.

Все мысли вылетели из головы Амелии, превратив ее в сгусток желания и страсти. Утрата разума еще крепче связывала Амелию с ним. Существовал только один человек, которому она могла бы вот так же отдать себя.

– Скажи мне, что тебе это нравится, – попросил он, берясь за ее другую грудь. – Скажи, Амелия. Не молчи.

Он прикусил ее сосок, и она вскрикнула. Он начал со сводившей ее с ума медлительностью ласкать грудь языком. Но этого было недостаточно, чего-то не хватало. Амелия начала извиваться, со стонами выгибать спину, стараясь глубже проникнуть в его рот.

– Что тебе нужно? – спросил он шепотом. – Чего ты хочешь? Скажи, и я дам тебе это.

В отчаянии она умоляла его:

– Дай мне его в руки… пожалуйста… мне надо…

Он исполнил ее просьбу, и она чуть не задохнулась. В ее руках запульсировала его плоть и горячая струйка увлажнила пальцы. Амелия потрогала пенис и обнаружила на головке маленькое отверстие. Она погладила его, и Колин, содрогнувшись, впился губами в ее грудь.

Она не могла видеть, но все ее остальные чувства обострились. Ноздри наполнял запах его горячей кожи. Ни с чем не сравнимый запах, усиливавший желание. Ее осязание стало настолько болезненно острым, что даже легкое дуновение воздуха покалывало кожу.

– Пожалуйста, – просила она, желая чего-то большего.

В последний раз, втянув в рот ее сосок, Монтойя выпрямился и приподнял ее. Затем взял на руки и понес к ожидавшей их постели.

Когда карета Марии, свернув с большой дороги неподалеку от Ридинга, въехала во двор гостиницы, Саймон находился в самом скверном расположении духа. Двое из людей Сент-Джона верхом на лошадях, не обремененные медленно движущимися каретами, ускакали вперед. Если им повезет, они вернутся и укажут верное направление, а возможно, даже и определенное место.

Весь день был сплошным мучительным испытанием. Вскоре после того как Амелия взяла наемную карету, кучер высадил ее и ее спутника, поскольку не захотел выезжать из города. Тогда они наняли другую карету и поехали дальше. Такого развития событий и следовало ожидать. Что больше всего беспокоило Саймона, так это сообщения о большом количестве всадников, говорящих по-французски, двигавшихся в том же направлении впереди них.