Трехгрошовый роман

Вошли Мэкхит и Груч.

Они остановились на пороге и поклонились. Все присутствующие ответили им поклоном.

Маленький человек с будничным выражением лица отделился от одной из групп и подошел к вошедшим.

– Позвольте спросить вас, господа, – сказал он, – кто из вас господин Мэкхит?

Мэкхит поклонился еще раз.

Перед Пичемом стоял коренастый сорокалетний крепыш с головой, похожей на редьку.

Они сказали почти одновременно:

– Здравствуйте! Очень рад познакомиться.

После этого Пичем вернулся к группе, стоявшей у окна. Его зять Мэкхит и Груч остановились неподалеку от двери. Мэкхит предпочел не вступать в разговор с Аароном и господами Опперами, кидавшими на него ледяные взгляды.

Так он стоял с несчастным видом рядом со своим доверенным Гручем. Оба были в черном, как и почти все прочие господа, и на обоих сквозь матовое стекло газовых светильников падал яркий свет.

«Они ждут только одного – когда уже можно будет заключать договоры, – с отвращением подумал Мэкхит. – Меня, бывшего уличного грабителя, прямо-таки тошнит от этого торгашества. Я принужден сидеть и торговаться за проценты! Почему бы мне просто не взять нож и не всадить им в брюхо, если они не уступят мне того, что я от них требую? Что за недостойное занятие – сосать сигары и сочинять договоры! Изволь придумывать каверзные пункты и протаскивать разные оговорки! Не лучше ли напрямик: давай деньги, не то буду стрелять! Стоит ли подписывать договоры, когда тех же результатов можно достигнуть втыканием иголок под ногти? Как это недостойно вечно прятаться за судьями и судебными исполнителями! Это роняет человека в его собственных глазах. Правда, на простом, честном, натуральном уличном грабеже в наши дни далеко не уедешь. По сравнению с торговой практикой он примерно то же самое, что парусник по сравнению с пароходом. Да, но добрые старые времена были гуманней. Старое, честное крупное землевладение! Во что оно выродилось! Прежде крупный землевладелец просто бил арендатора по морде и сажал ею в долговую яму, теперь он идет в суд и со сводом законов в руках заставляет сына арендатора, заседающего там в качестве судьи, нацарапать ему бумажку, на основании которой он выкинет арендаторов на улицу. Прежде предприниматель попросту выбрасывал рабочих и служащих, когда им казалось недостаточным жалованье или ему – прибыль. Он, разумеется, и теперь выбрасывает их; он и теперь получает прибыль, и, пожалуй, даже больше, чем в былые дни, но какое он при этом терпит унижение! Он принужден совать руководителям профессиональных союзов сигары в их немытые руки и вколачивать им в мозги, что они должны говорить господам рабочим, чтобы те всемилостивейше разрешили ему получать прибыль. Собачья жизнь! Порядочному человеку в подобных условиях не приходится радоваться прибыли, как бы велика она ни была. Она приобретается слишком дорогой ценой – ценой унижения человеческого достоинства. То же самое относится и к правительству. Конечно, массы и теперь воспитываются в духе трудолюбия и самопожертвования, но при каких обстоятельствах! Правительство не стесняется просить их, чтобы они с избирательными списками в руках самолично выбирали себе ту самую полицию, которая потом будет зажимать им рот. Всеобщая размагниченность и тут дает себя знать. Пусть эти люди услышат от меня, бывшего простого уличного грабителя, что раньше, когда я еще имел право называться уличным грабителем, я никогда не пошел бы на такое унижение».

Ждали Блумзбери из ЦЗТ.

Он явился на полчаса позже, чем Мэкхит, и пожал ему обе руки.

– Вы оправданы, – сказал он сердечно. – За уход без разрешения на вас наложен штраф.

Вместе с ним пришла Фанни Крайслер. Она и Полли сидели в директорском кабинете. Из-за тестя Мэкхит не хотел, чтобы она присутствовала в конференц-зале.

Собравшиеся разместились вокруг большого круглого стола, на котором стояли шесть стаканов, графин с водой и ящик с сигарами. Хоторн в качестве нотариуса и хозяина дома открыл заседание.

Он приветствовал собравшихся и тотчас же предоставил слово Мэкхиту в следующих выражениях:

– Господин Мэкхит, всем вам известный основатель д-лавок, желает, если я правильно понял его письмо, сделать вам несколько предложений.

Аарон поднял мясистую руку:

– Позвольте мне сначала выяснить одно обстоятельство. Это дело, как нам кажется, не терпит отлагательства. Иначе мы не сможем спокойно слушать объяснения господина Мэкхита. Я имею в виду слухи о правонарушениях, имевших место в Центральном закупочном товариществе.

Мэкхит встал.

– Я могу дать вам объяснения по этому поводу, – сказал он медленно. – Слухи эти были вызваны арестом некоего господина О'Хара, снабжавшего мои лавки товарами. Арестован он был на основании заявления, сделанного мною. Я усомнился в происхождении некоторых товаров. Произведенное мною расследование подтвердило, что они действительно были добыты путем грабежа. О'Хара полностью сознался полиции в совершенных преступлениях. В настоящее время он привлекается к ответственности за скупку краденого.

Аарон, как видно, не был особенно поражен. Он утвердительно и не без уважения кивнул.

Мэкхит перешел к своим предложениям. Он старался говорить как можно короче.

Розничная торговля переживает жестокий кризис. Конкуренты в пылу борьбы так увлеклись снижением цен, что в последнее время и думать не приходилось о какой бы то ни было прибыли. Основным принципом магазинов с едиными ценами является наилучшее обслуживание потребителя. Но, для того чтобы иметь возможность обслуживать его не день и не два, магазины должны быть здоровыми н приносить доход. Существовавшая до последнего времени система более или менее беспощадной конкуренции сильно отразилась на деятельности банковских учреждений. Он предлагает создать синдикат АКД-лавок, охватывающий весь комплекс лавок Аарона, Крестона и д-лавок, изучить нужды потребителя, организовать порайонную сеть лавок, выработать твердый план сбыта и этим путем добиться нормальных цен.

Великий Аарон смущенно посмотрел на представителя Коммерческого банка и сказал, что прекращение конкуренции кажется и ему желательным.

В зале стало тихо, и председатель Коммерческого банка откашлялся.

– Я позволю себе спросить, – сказал он сухо, – имели ли уже место переговоры в указанном господином Мэкхитом направлении? Насколько мне известно, концерн д-лавок господина Мэкхита входил до настоящего момента в нашу группу. Тем самым он связан некоторыми совместно принятыми решениями.

Отвечая ему, Мэкхит тщательно взвешивал каждое слово.

В силу родственных связей, – он сделал жест рукой в сторону господина Пичема, сидевшего напротив; тот и глазом не моргнул, – он, мол, был поставлен в необходимость заняться делами Национального депозитного банка, сотрудничающего с лавками Крестона. Заботы о грядущих судьбах этого концерна возникли, так сказать, в лоне семьи. В связи с этим имели место некоторые личные предварительные собеседования информационного характера с господином Крестоном.

– И каков был результат этих предварительных собеседований? – спросил Аарон, не глядя на своих банкиров.

– Полное единомыслие, – ответил за Мэкхита Крестон. Аарон рассмеялся.

– Был ли во время этих предварительных собеседований, – сухо продолжал председатель Коммерческого банка, – этих предварительных собеседований информационного характера в лоне семьи затронут вопрос о роли Центрального закупочного товарищества?

При этом он поглядел на Блумзбери, который ничего не понимал и беспокойно ерзал в кресле.

Мэкхит с величайшим спокойствием ответил за него.

– Можете задать этот вопрос мне, – сказал он.

– Я задаю его ЦЗТ, – возразил Жак Оппер.

– Значит, мне, – спокойно подтвердил Мэкхит. – ЦЗТ, теперь уже можно говорить об этом открыто, с некоторых пор связано со мной тесными узами.

– Родственными узами? – с ледяной иронией спросил младший Оппер.

– Нет, дружескими, – любезно ответил Мэкхит. – Блумзбери – мой друг.