Трехгрошовый роман

Полли тоже не могла сказать ему ничего определенного. Она все время ходила туда, и все время ей заговаривали зубы. О'Хара утверждал, что он занят инвентаризацией. Он никак не мог закончить ее.

Когда Полли, которая сама уже начала беспокоиться, еще раз пошла туда, она натолкнулась на подводы, груженные ящиками и товарами; в темных и тесных воротах лошади чуть было не задавили ее. О'Хара в конторе не оказалось, а Груч почему-то страшно смутился. Он не мог сказать, куда отправляются ящики.

Полли ушла домой взволнованная. Она давно уже окончательно рассорилась с О'Хара, так как не могла допустить, чтобы он нарушил интересы Мэка. На следующее утро она ругательски ругала его своему мужу, кричала, что он нечист на руку, ворует товары и тайком сплавляет их, что он даже пробовал вытянуть у нее ключи от шкафа, где хранятся орудия взлома; он, как видно, обработал кое-кого из ребят и собирается вместе с ними действовать самостоятельно.

Мэкхит успокоил ее. Он попросил ее сходить к Миллеру.

Ей чрезвычайно польстило, что он посвящает ее в свои дела. Она вошла в банк с таким видом, словно на минуту завернула сюда с прогулки, и покуда Миллер докладывал ей, расхаживала по комнате, заложив руки с ридикюлем за спину и разглядывая гравюры на стенах.

Она узнала, что закрытие кредита сначала очень испугало Крестона, но что теперь он надеется обойтись вообще без кредита. Он недавно приобрел большую партию товара по неслыханно низким ценам и рассчитывает заработать на рекламной неделе солидный куш.

Мэкхиту это известие не понравилось.

По его поручению Полли, посетив банк вторично, потребовала, чтобы Миллер лично осмотрел эти удивительно дешевые товары, прежде чем пролонгировать вексель.

Во время осмотра Миллера сопровождала Фанни Крайслер, которую Мэк опять решил привлечь к более близкому участию в делах. Она установила, что новая партия, приобретенная столь дешево и обеспечившая Крестону успех его рекламной недели, состоит из товаров, хранившихся дотоле на Нижнем Блэксмит-сквере.

Явившись к Мэку в его камеру, она не сразу решилась сообщить ему об этом. Она так долго говорила о посторонних вещах, что он в конце концов прикрикнул на нее. Он понял все, прежде чем она успела закончить первую фразу.

О'Хара изобрел доходнейший способ очистить склады от товаров. Он кормил ими конкурентов.

Мэкхит пришел в дикую ярость.

– Измена накануне боя! – орал он. – И это в то время, как я сижу здесь, скованный по рукам и ногам! А почему я здесь сижу? Почему я терплю все эти грязные подозрения? Одно мое слово, и я мог бы преспокойно выйти на волю! Почему я не произношу этого слова? Потому что моя обязанность – довести дело до конца и не отдать знамени противнику! Потому что я думаю о всех человеческих жизнях, которые погибнут, если я заговорю! Потому что мой девиз: верность за верность! А со мной так поступают! Что я скажу маленькому человеку – владельцу д-лавки, если он спросит меня, куда я его веду? Он сидит в полупустой дыре, без товаров, у него не внесена арендная плата, в витрине все еще висит объявление о дешевой распродаже, а за спиной – голодающая семья, у которой нет сырья для работы. И все же он не падает духом, он не устает бороться, он полон надежд, верит в меня, вдохновлен великой общей идеей! А эта тварь всаживает мне нож в спину! Я сделаю из него котлету!

Он пробежал в тот день по своей камере немало километров. Но тем не менее на следующее утро он не принял никаких мер против О'Хара.

– Всему виной его нерешительность, – говорила Фанни Гручу. – Как это скверно, что Мак – человек настроения. Когда он разочаровывается в людях, он на несколько недель теряет способность вести какую-нибудь твердую линию. Он всецело отдается мировой скорби. И только через некоторое время постепенно возвращается к своему плану.

– А есть у него вообще какой-нибудь план? – допытывался Груч. – Я хочу сказать – настоящий план, а не только случайные идеи. Иногда я начинаю бояться: а что, если ему больше не придет в голову ничего из ряда вон выходящего? Тогда он конченый человек!

– В него надо верить, – спокойно сказала Фанни.

Вывоз товаров с Райд-стрит продолжался. Мэкхит не принимал никаких мер, чтобы приостановить его.

Вместо этого он пригласил на совещание обоих адвокатов из наблюдательного совета ЦЗТ вместе с Фанни и настаивал на точном выполнении решений от 20 сентября, согласно которым задолженность д-лавок ЦЗТ должна быть неукоснительно взыскана. По всей видимости, в его голове возник новый план.

Он старался собрать как можно больше наличных денег. Фанни Крайслер помогала ему, сидя в ЦЗТ. Она обладала общественной жилкой, и превращение сети д-лавок в груду развалин было ей не по сердцу. Но она понимала, что теперь речь идет о жизни и смерти. Она выжимала из мелких лавочников все, что из них можно было выжать. И только гораздо позднее поняла, чего этим добилась.

Однажды вечером, устав от конторской работы в ЦЗТ, она на минуту заглянула в свою антикварную лавку. Несмотря на то что деловой день давно уже кончился, в лавке еще горел свет. В ней находилось несколько человек, в том числе адвокат Риггер. Ее приказчик как раз предъявлял им торговые книги.

Риггер сухо сообщил ей, что господин Мэкхит намерен продать лавку. Он, казалось, был удивлен, что ей до сих пор ничего об этом не известно. Она разрыдалась.

Мэкхит в самом деле забыл ей об этом сообщить.

Он был до такой степени уверен в ней, что ему, в сущности, ничего бы не стоило походя сказать ей, что ему в данный момент нужны деньги, вложенные в ее предприятие. Антикварная лавка была одним из его самых доходных подсобных предприятий. К сожалению, он не сказал ей ни слова, хотя она была у него в тот же день утром.

Она ушла домой в полном расстройстве.

Ввиду того, что она несколько дней не являлась к Маку, несмотря на повторные вызовы, он написал ей грубое письмо. Он, разумеется, не мог не догадаться, что произошло, но даже не подумал просить прощения. У него были другие заботы. Он считал полезным при случае дать ей понять, что в конце концов она не больше чем служащая.

Мэкхит начал разворачивать широкую деятельность, хотя в последнее время к нему применялся более строгий режим. В течение нескольких дней свидания с ним добивались всевозможные люди; однако, получив пропуск, они не пользовались им и уходили из приемной. А потом в «Зеркале» появилось сенсационное сообщение о том, какое количество людей получило разрешение повидаться с Мэкхитом. Брауну поэтому пришлось ограничить свидания. Так господин Пичем время от времени подавал признаки жизни.

Но деловые операции Мэкхита не терпели ограничений.

У него разболелись зубы, и Браун позволил ему ездить к зубному врачу. Зубоврачебный кабинет имел два выхода. В то время как полицейские дежурили на площадке лестницы и в приемной, Мэкхит принимал в самом кабинете немалое количество нужных ему людей.

Сидя в зубоврачебном кресле, обмотав шею салфеткой на тот случай, если бы вошел полицейский, он вел переговоры с бесчисленным количеством ухмыляющихся женщин и девиц.

Полли также нуждалась во врачебной помощи. Она сидела за письменным столом зубного врача, который тем временем поглощал свой завтрак. Она записывала в книжечку фамилии посетительниц и суммы, выданные им Мэкхитом. Деньги она доставала из принесенного ею небольшого портфеля. Это была дань, собранная с д-лавок, В ее взыскании принимало участие несколько судебных исполнителей.

Женщины, прежде чем уйти, выдавали ей расписки. Все они смеялись. Полли тоже смеялась. Это было очень веселое дело. Правда, в «Зеркале» опять появился заголовок: «АКУЛЫ СИТИ ЧИНЯТ СЕБЕ ЗУБЫ». Но тем временем все что нужно было сделать, было сделано.

Мэкхит чувствовал себя очень бодро.

Он вызвал Груча с Нижнего Блэксмит-сквера и. покуривая сигару – все в том же зубоврачебном кабинете, – спросил его, какое количество сотрудников ЦЗТ, по его мнению, пресытилось своим ремеслом. Он намерен дать им возможность поработать в другой области.