Год зайца

— Боюсь, теперь будет непросто заполучить его назад, — шепнул генерал.

Супруга шведского атташе протянула зайцу листья салата, и тот в испуге начал их есть. Над столом пронесся общий возглас восхищения. Заяц вместе с другими охотниками участвовал в трапезе, сидел с ними за одним столом! Все заметно оживились.

Заяц же испугался шума. От страха он начал сыпать горохом на скатерть, несколько горошин плюхнулись в тарелку с супом, стоявшую перед шведкой.

Заяц вырвался из женских рук и поскакал по столу, опрокинув свечу и роняя тут и там свои какашки.

В замешательстве гости стали вскакивать из-за стола, только Ватанен и генерал остались сидеть. Когда генерал понял, что заяц скачет к нему, он приподнял свою тарелку с супом над столом. Ватанен ухватил зайца за уши и опустил его на пол, откуда животное шмыгнуло в угол. Гости молча сели.

Супруга шведского военного атташе выглядела взволнованной. Она теребила левой рукой листок салата, словно салфетку, и рассеянно ела суп, пока не заметила, что на его поверхности плавают заячьи горошины. Она занервничала еще больше и стала ложкой выталкивать какашки на край тарелки. Добившись того, что горошины оказались на краю тарелки, она нервно хмыкнула, хлебнула супа еще пару раз, потом уронила ложку на скатерть, вытерла рот листиком салата и сказала смущенно:

— Ой, какая я глупая… Можно мне новый суп?

Ее тарелку заменили, заячий горох тщательно собрали со стола, постелили новые скатерти. Во время сервировки гостям предложили по бокалу вермута.

Трапеза продолжалась. Об охоте больше не говорили. Супруга шведского атташе не прикоснулась к новому супу. Она уставилась в тарелку и иногда говорила своим соседям что-нибудь односложное. Так добрались до горячего. Подали жаркое из зайца.

Приготовлено оно было великолепно, но многие ели явно без аппетита, атмосфера за столом казалась натянутой. Очень скоро принесли десерт (морошку со взбитыми сливками), а затем все встали из-за стола. Снова поменяли скатерти, появились кофе, ликер и коньяк. Понемногу напряжение начало спадать.

Через окно было видно, как солдаты скользили на лыжах то в одну, то в другую сторону, в сумерках ревели вездеходы. Гости равнодушно поглядывали в окно, словно на экран большого телевизора, который забыли выключить на время скучной передачи. Быстро стемнело, и телевизор сломался: картинка стала медленно тускнеть, пока не превратилась в сплошную черноту. Только звук остался: крики солдат, глухой треск холостых выстрелов и шум техники долетали до слуха собравшихся в сторожке; высокие гости вели непринужденную светскую беседу.

17. Пожар

Ночью, когда Ватанен устроился на ночлег на полу жилой половины дома вместе с зайцем и рюкзаком, к нему подошел чиновник МИДа и сказал:

— Насколько я понимаю, вы не имеете никакого отношения к присутствующим здесь… Господин Ватанен, так, кажется, вас зовут… Исходя из этого я настаиваю, чтобы вы немедленно удалились со своим идиотским зайцем. Это будет наилучший выход для всех. Я беседовал с господином военным атташе Швеции, он того же мнения. Он подтвердил, что его супруга больше не проявляет желания держать вашего зайца у себя.

Ватанен начал собирать свои пожитки.

— У меня в голове не укладывается, как у вас хватило ума усесться вместе со всеми за стол на официальном приеме. Вы что, нарочно это сделали? И еще эта скотина. Заберите его с собой, чтоб духу его здесь не было. От него одни неприятности.

— Но ведь эта женщина сама заявила, что жить не может без моего зайца, — буркнул Ватанен.

— Мерзкая тварь! Давайте, валите отсюда. Я дам вам сто марок, даже двести, сил больше нет на это смотреть.

Ватанен взял две купюры по сто марок и спросил:

— Расписаться надо?

— Да идите уже, боже мой!

Ватанен сложил все вещи и сунул зайца в рюкзак, так, что только голова торчала. Перед тем как выйти на улицу, он, однако, протянул руку чиновнику МИДа, который в ответ злобно прошипел что-то невнятное. На улице Ватанен, дождавшись, чтобы его глаза привыкли к темноте, отыскал тропинку и прошел пару сотен метров до солдатских шатров. Он решил устроиться на ночлег в одном из них. Уставшие бойцы готовили чай. Предложили и Ватанену; никто ни о чем не спросил. Печка была чуть теплая, дневальный пытался разжечь ее снова, запихивая сырые березовые поленья. Кто-то вскрикивал во сне.

Часа в три ночи объявили тревогу, но никто и не подумал выходить из шатра. Достали карты. Ватанен оживился и сказал, что может обеспечить банк, если кто-то готов играть.

Он выложил на одеяло двести марок, объяснил, откуда они взялись, и вся компания начала играть в покер. Через час деньги разошлись. Боец, выходивший наружу, вернулся и рассказал, что жена одного из дипломатов на ужине нажралась супа с заячьим говном.

Поступил приказ к шести утра собрать шатры.

Никто даже не пошевелился, чтобы приступить к его выполнению. В ночной темноте началось какое-то наступление, солдаты «участвовали» в нем, изо всех сил крича «ура», но не выходя из палатки. Война продолжалась, отовсюду был слышен гул техники, откуда-то доносился усталый голос, отдающий приказы.

Около девяти Ватанен выбрался из шатра. Было еще довольно темно, но боевые действия так активизировались, что он решил: пора уходить.

Страшное зрелище открылось его взору: сторожка в Виттумайсенойя полыхала вовсю. Наверное, пожар длился уже часа два. Оконные рамы под напором огня стали выпадать на снег. Люди в нижнем белье выскакивали из пылающего бревенчатого строения, стоял невероятный крик. Несколько сигнальных ракет взлетели в небо, учения больше никого не интересовали.

Ватанен повесил рюкзак с зайцем на сучок дерева и побежал к дому. Во дворе толпились люди, завернутые в одеяла, и на разных языках сокрушались. Очевидно, пожар начался на кухонной половине, там уже и крыша обрушилась. Генерал-майор стоял в одних носках посреди этого бедлама, громко отдавал приказания и топтался на месте — снег таял под его ногами. На нем были штаны с лампасами, но мундира не было. Тем не менее, все знали, что это генерал.

Из окна комнаты оленеводческого начальства выпрыгнули еще несколько человек, среди них — женщины. Люди кричали от страха. Ватанен многих узнал. Супругу шведского военного атташе сквозь дым вели под руки по заснеженному двору. Она была абсолютно голая, рыдала взахлеб, и на фоне яркого огня четко вырисовывался ее силуэт. Великолепное зрелище — очень красивая женщина на снегу, поддерживаемая двумя солдатами. Потом кто-то накинул на нее одеяло. Здание разгоралось все сильнее, солдаты лопатами швыряли внутрь снег, кто-то матерился, потому что невозможно было подойти ближе — каски на головах раскалились.

Огонь был так силен, что стоявший во дворе вертолет мог вспыхнуть. Генерал потребовал, чтобы пилот отогнал его подальше. К вертолету подбежал голый мужчина, обжигаясь об обшивку, заскочил внутрь, открыл окно и прокричал:

— Надо прогреть мотор, иначе не подняться!

Голый мужской торс свешивался из окна, искры от горящих бревен отскакивали от раскаленного металла, словно шишки во время лесной бури. Окно закрылось после генеральского крика:

— Взлетай немедленно!

Чиновник МИДа метался по двору. Он тоже был полуодет и спрашивал у солдат, не найдется ли у них одежды и обуви; скоро у него в руках оказалась охапка обмундирования, которое он разложил на тающем снегу и принялся раздавать завернутым в одеяла женщинам. Кому-то достались кирзачи, кому-то — только носки, на женские плечи накинули гимнастерки и бушлаты, дамы стали похожи на пчелиных маток; капюшоны маскхалатов прикрыли их нежные шеи.

Шестая рота разведбатальона, завершая атаку, ворвалась во двор. Измученные солдаты остановились на границе тающего снега. Какой-то офицер выкрикивал команды, но бойцы, не слушая его, выстроились у горящего дома редким полукругом. Грязные маскхалаты в пламени пожара отсвечивали переливающимся красным цветом; почерневшие от мороза лица солдат производили чудовищное впечатление. Казалось, дом окружила вереница молчаливых мумий. Кто-то спросил, нет ли огонька, и зажигалка переходила из рук в руки по цепочке облокотившихся на лыжные палки солдат.