Страница 5 из 6
На обратном пути парни вдруг озаботились состоянием окружающей среды и с энтузиазмом поколотили проснувшегося ни свет ни заря фермера, чтобы обработать свое поле опасным ядохимикатом. Мужика вытащили из трактора и надавали по репе, отчего он потерял сознание. Пожалев злодея, они сунули ему под комбинезон пару банок холодного пива, чтобы утешился, когда придет в себя.
Трактор же они сообразили отогнать с поля так Далеко в лес, чтобы не слышно было мотора, который они оставили работать, при этом расколотив фары, и ушли.
Со смехом они констатировали, что мужикам на сегодня хватит работы, чтобы натаскать солярки в лес, если, конечно, они вообще отыщут свой «Зетор» там, куда Макар телят не гонял.
На этом турне еще не закончилось. В соседней деревне им пришло в голову пробраться в свинарник, где они долго умилялись малюсенькими поросятками, а на прощание прихватили одного двухмесячного поросенка, которого живьем швырнули в багажник машины.
Охваченный ужасом поросенок орал благим матом в темном багажнике машины, которая на огромной скорости неслась в деревню Хармисто. Яри Фа-герстрём уверенно вел машину. Пера был за штурмана. В летней ночи импровизированное ралли проходило по извилистым проселочным дорогам, и как того следовало ожидать, пьяный водитель потерял управление над транспортным средством. Красная машина на полной скорости влетела в лес, повалила с десяток оказавшихся перед ней молодых березок, перевернулась и осталась лежать крышей вниз. Какое-то время слышался только треск стекла и вопли порося, затем из-под машины вылезли парни, все в синяках. Серьезных травм никто не получил: алкашне снова повезло.
Машину тут же поставили на колеса, но вытолкать ее обратно на дорогу не удалось: канава оказалась слишком глубокой, а местность слишком пересеченной, да и силенок вытащить машину из леса было маловато. Так что Яри принялся за любимое свое занятие — бить машины. Он разбил ее в лепешку. Сдавал назад, бил о столетние сосны, газовал, разгонялся, и так до тех пор, пока машина не стала короче на целый метр. Разумеется, багажник тоже сплющился, причем вместе с поросенком, который не замедлил испустить дух. Парням стоило немалого труда вытащить тушку из разбитой машины. Стилетом поросенку отделили голову, а затем вся троица отправилась наугад по лесу к дому Линнеи.
Пиво, бутерброды и приконченный поросенок серьезно замедляли движение по лесу, и к хутору шайка вышла только под утро.
Линнеа чувствовала, что вернутся парни назад отнюдь не в лучшем настроении, поэтому она сварила крепкий кофе и вытащила на улицу круглый стол, на котором накрыла завтрак на троих, надеясь тем самым умилостивить банду, чтобы они не устроили на хуторе погром.
Оборванные, в синяках и измазанные свиной кровью, они появились из лесу, подобно остаткам возвращающейся с войны армии. Зрелище эта понемногу трезвеющая пьянь представляла собой печальное. С мрачным видом троица уселась за завтрак, велев освежевать свиную тушку. Мужчины сделали свое дело, и в доме снова есть настоящее мясо.
Линнеа затащила тушку в сарай, принесла нож и топор, горячей воды и принялась освежевывать поросенка. Слезы так и лились из ее глаз.
Утомительная ночная баня и последовавшая за ней поездка по всей западной Уусимаа отняли все силы у мужской компании. Проглотив скудный завтра Линнеи, они улеглись на траве где попало, чтобы соснуть.
Пару часов во дворе хутора было спокойно. Но потом летнее солнышко начало припекать, мужики проснулись и потребовали внимания. Линнее пришлось снова нагреть воды в бане, чтобы они могли помыться. Вымывшись, парни вспомнили, что настало время обеда. Разломанные садовые качели разобрали на дрова, и посреди двора разожгли костер, решив устроить шашлык. Что еще делать, когда в доме трое голодных мужчин и свеженькая тушка поросенка. Они понатаскали всякого хлама и соорудили приличный вертел. На него насадили тушку и повесили над огнем. Из клумбы друганы вытащили несколько камней и подперли ими конструкцию. Можно было приниматься за жарку. Линнею они отправили в магазин за горчицей и специями для шашлыка и парой десятков банок пива. Линнея пожаловалась, что у нее совсем нет денег, чем вызвала праведный гнев всей компании. Какой тут крик поднялся. Каке заявил, что бабуля вовсе не так бедна, как она утверждает. На что она, например, потратила остаток тех денег, которые получила с продажи хаты? Не станет же она утверждать, что потратила все на покупку этого сарая в глуши и на ту давнюю ссуду Каке? Наверняка старуха припрятала пару тысяч марок и пусть не думает убедить их, что все потратила в этой дыре, где нет даже приличного ресторана!
Вдова полковника пыталась избежать ссоры любой ценой. Она пообещала купить пиво и специи в кредит. Может, хозяин лавки ей разрешит, ведь он давно ее знает.
Покупки Линнее удалось сделать. Хозяин лавки расспросил, как она пережила визит родственника и его друзей. Он сказал, что они заезжали в лавку, купили пива, заправились, а потом ночью он слышал крики и рев мотора. У Линнеи не было сил обсуждать все это, она сказала только, что сыта по горло племянником своего покойного мужа и его друзьями-бандюганами. Она всегда с пониманием относилась к молодежи, но в последнее время они ее только расстраивают.
Хозяин лавки придерживался того мнения, что на селе еще можно изредка встретить приличных молодых людей. Линнеа позволила себе выразить в этом сомнение.
Лавочник от природы был человеком добрым и отзывчивым и предложил подвезти Линнею со всеми ее сумками до дома на машине. Но во двор он въезжать не отважился и высадил ее в паре сотен метров от хутора, объяснив, что не хочет вмешиваться в дела семейные.
Остаток пути Линнее пришлось тащить покупки на себе, и она несколько раз останавливалась передохнуть. Надо было признать, что годы берут свое. Пенсионерка не спала всю ночь, утром ей пришлось вытаскивать стол из дома, готовить завтрак, разделывать целого поросенка, убираться в бане да еще и ходить в магазин за двадцатью банками пива. Линнея знала, что надо прилечь, иначе ей совсем станет плохо.
Но визит еще не закончился. По возвращении Каке сообщил Линнее, что старушка должна написать завещание; разве она не согласна, что самое время это сделать? Они ведь об этом уже говорили, не так ли? Проблема была в том, что Каке не мог быть наследником своей тетушки без завещания: слишком дальним было родство… Пока Линнея ходила за покупками, парни уже успели найти бумагу и ручку и составили необходимый документ, которому недоставало только подписи Линнеи. Пера Лахтела и Яри Фагерстрём изъявили желание выступить в роли свидетелей, а Кауко Нююссёнен пообещал по приезду в Хельсинки отнести документ для регистрации к нотариусу или куда там еще его нужно было отнести. Каке пообещал самым тщательным образом прояснить этот вопрос.
«Теперь еще и это», — с горечью подумала Линнеа. Она попросила время на обдумывание, поскольку она, находясь в здравом уме и твердой памяти, сама хотела бы решить, как распорядиться своим имуществом.
Упрямство Линнеи только спровоцировало Перу и Яри на издевательства над приятелем. Они принялись громко подтрунивать, что и они того же мнения, мол, старуха в полном душевном здравии, вне всякого сомнения, женщины с годами только умнеют, это каждый знает.
Они перевернули поросенка, натерли его специями, солью и горчицей. Когда все доски от качелей закончились, Яри стал отдирать крышку колодца. Линнеа попыталась было ему помешать, но он толкнул ее так, что бедная женщина шлепнулась на землю. Яри влетел в дом, схватил стул, демонстративно разломал его и сунул обломки в огонь.
Дрожа от гнева, Линнеа поднялась на ноги и захромала в дом. Она сложила в сумку свою лучшую одежду, косметичку, документы и пошла к сараю. Парни спросили, чего это она задумала, и Линнеа ответила, что идет стирать. Каке тут же решил, что она заодно может постирать и их тряпки, потому что они все в грязи и поросячьей крови и в таком виде в город ехать неприлично. Пусть заодно и зашьет их. Линнеа ничего не ответила. Но прежде чем отпустить старушку к реке, ее заставили подписать собственное завещание. Подписывая, Линнеа уронила на бумагу слезу, но, к счастью, Каке этого не заметил, не то старушка легко могла схлопотать.