Страница 12 из 60
Гермиона приняла весьма воинственный вид, готовая защитить сестру, и на Самми нахлынула волна благодарности. Заставив себя улыбнуться, она сказала:
— Нет. Гораздо хуже. Они оба пожелали танцевать со мной.
Негодующее выражение исчезло с лица Гермионы.
— И поэтому ты спряталась за пальмами?
— Вот именно.
— Что вы здесь делаете? — Громкий шепот у нее над ухом заставил Самми вздрогнуть. Обернувшись, она увидела, что к Гермионе подошла вторая ее сестра, Эмили.
— Вечно ты занята чем-то необыкновенным, Самми, — сказала Эмили, оправляя свое муслиновое платье кремового цвета; в ее зеленых глазах вспыхнул интерес. — За кем шпионим?
Прежде чем Самми успела ответить, Гермиона сообщила громким шепотом:
— Она не шпионит. Она прячется от Бабкока и Уитмора.
Эмили фыркнула весьма неизысканно, что совершенно не шло к ее неземной красоте.
— Дикобраз и Ворона с глазами-бусинками? Мудрое решение, Самми. Они так скучны, что штукатурка сыплется со стен.
— Вот именно, — поддакнула Самми, понизив голос. — Именно поэтому вам обеим нужно вернуться к обществу. Кто-нибудь непременно заметит, если мы втроем будем здесь стоять. На самом же деле…
— Что это вы делаете здесь за пальмами? — раздался пронзительный голос Люсиль.
Самми схватила сестру за руку и без всяких церемоний втащила под прикрытие пальм, отчего листья заколыхались.
— Прошу тебя, Люсиль, потише, — умоляюще проговорила Самми, поняв, что поиски покоя превратились в настоящую катастрофу. Она знала, что сестры не имели в виду ничего дурного, но за растениями в кадках едва хватало места для двоих. О четверых не могло быть и речи.
Вжавшись в угол, Самми с трудом удержалась, чтобы не ахнуть, когда Гермиона наступила каблуком ей на ногу.
— Уходите все отсюда, — прошептала она. — Кыш! — И она махнула сестрам рукой, насколько это было возможно в такой тесноте.
— Не толкай меня локтем, Люсиль, — сказала Эмили жарким шепотом, не обращая внимания на мольбы Самми.
— А ты перестань пихать меня бедрами, — отпарировала Люсиль. — И держи свои страусовые перья ближе к себе, — добавила она, отводя перья, украшающие повязку на голове Эмили.
— Кто уперся мне в спину? — спросила Гермиона, пытаясь оглянуться. — Я первая сюда пришла…
— На самом деле, первой пришла я, — пробормотала Самми, вытаскивая из-под каблука Гермионы свой палец.
Пока ее сестры спорили о том, кто кого толкает, Самми отошла от растений в кадках и посмотрела в зал, надеясь, что никто не заметил возни под пальмами.
Но ее надежды оказались напрасными.
Бабкок и Уитмор, как и остальные, бросали любопытные взгляды в сторону пальм. Но что еще хуже, к пальмам приближалась миссис Бриггем.
— Сюда идет мамочка, — сообщила Самми сестрам. — Найдет меня здесь и снова поведет через весь зал. Тогда я попаду в сумасшедший дом. Прошу вас, помогите мне!
При упоминании о матери сестры сразу притихли и принялись за дело. Гермиона успокаивающим жестом положила руку на плечо Самми и решительно прошептала:
— Люсиль, ты берешь мамочку справа, Эмили — слева. Я буду вас прикрывать.
Этот военный маневр они применяли много лет, когда требовалось отвлечь внимание родительницы. Гермиона, Люсиль и Эмили вышли из-за пальм. Глядя сквозь листву, Самми видела, как они перехватили мамочку и ловко развернули в обратную сторону. Миссис Бриггем оглянулась на пальмы и нахмурилась.
— Девочки, вы не видели Самми? Ее вопрос поплыл на волнах музыки. Самми отпрянула к стене.
— Ну как же, мне кажется, она у чаши с пуншем, — сказала Люсиль, увлекая мать за собой.
Они исчезли в толпе, и Самми с облегчением вздохнула.
«Ты всего-навсего трусиха», — сказала она себе, почувствовав укор совести. Уже много лет она не пряталась за кустиками, но сегодня это было необходимо. Нельзя, конечно, провести остаток этого бесконечного вечера, играя в прятки, но ей просто необходимо было хотя бы минутку побыть наедине с собой, прежде чем снова присоединиться к гостям. В висках у нее стучало от стараний сохранять любезный вид, пока все глазели на нее, шептались о ней и засыпали ее вопросами. Видит Бог, она никак не ожидала, что таков будет результат ее неудавшегося похищения.
Хотя она радовалась, что ее семьи ни в коей мере не коснулся скандал из-за того, что она поздно ночью повстречалась с самым разыскиваемым в Англии человеком, никто, даже мать, не мог предположить, что Самми превратится в самую разыскиваемую женщину в их деревне. Она уже больше не была «бедной, странной Самми». Нет, теперь на нее смотрели как на «остроумную, обворожительную Самми, которая беседовала с Похитителем Невест».
Разумеется, эта новообретенная популярность должна была прийтись ей по душе. Джентльмены, которые еще недавно избегали ее, каждый день приносили цветы. Женщины наносили ей визиты каждый вечер или присылали приглашения на чай.
Все, кто еще недавно относился к ней пренебрежительно, добивались дружбы с ней. Все требовали подробностей ее приключения с Похитителем Невест. Несмотря на то, что танцевала она очень плохо, джентльмены наперебой приглашали ее на кадриль или вальс. Деревенские дамы обсуждали с ней фасоны платьев или драгоценности. Даже ее семья, за исключением Хьюберта, осыпала ее похвалами, словно она была ученой зверюшкой, проделавшей какой-то уморительный трюк.
Нет, не могла Саманта радоваться такому взлету популярности, потому что в глубине души, в той, глубоко запрятанной части своего «я», которая всегда втайне жаждала признания, знала, что этот интерес к ней всего лишь поверхностный. Никто из ее новых «друзей» на самом деле ею не интересовался. Интересовались Похитителем Невест. Она прекрасно понимала, что, как только их любопытство будет удовлетворено, интерес к ней иссякнет. И почему-то, хотя она и пыталась этого не допустить, это ранило больнее, чем болтовня, которую она за многие годы научилась пропускать мимо ушей.
Она вытерпела неиссякающий поток визитеров, чтобы не охлаждать восторгов матери и сестер по поводу ее новообретенной популярности. Улыбаясь так, что лицо начинало болеть, Саманта часами сидела в гостиной, выпила чаю столько, что в нем можно было бы утопить фрегат, отвечала на бесконечные вопросы, и все это время мечтала вернуться к Хьюберту, вести их ученые записки, помогать ему в исследованиях, продолжать собственные опыты.
Если удавалось избежать ловушки в гостиной, приходилось стоять перед портнихой, подгонявшей на нее затейливые платья, в которых она чувствовала себя броской и неловкой. И все же она не разрушала планов матери, не хотела портить ей настроения, омрачать ее радость, не желала искушать судьбу, которая чудесным образом избавила ее семью от скандала.
Еще хуже, чем безостановочный поток визитеров, был постоянный круговорот празднеств, приемов, музыкальных вечеров. Хотя Самми любила музыку, обычно она редко посещала такие вечера. Она устала от попыток превратить себя в изящную остроумную собеседницу, устала выносить безразличное или, хуже того, сочувствующее выражение лиц, явственно говорившее: «Ах, как жаль, что эта бедная Саманта совсем не похожа на своих красавиц сестер».
Она давно философски приняла свою физическую и светскую несостоятельность, зная, что родные все равно любят ее. Но все же на светских приемах она чувствовала себя неловкой и неуместной. При этом за последние две недели посетила несколько дюжин всевозможных вечеров, улыбка словно прилипла к ее губам, но ей не хотелось расстраивать мать. И все же чаша ее терпения переполнилась. Как долго может это продолжаться? Когда, наконец, она надоест всем этим людям и они оставят ее в покое? Господи, хоть бы это случилось поскорее! К счастью, сегодняшний вечер был последним в обозримом будущем, насколько она знала. Оставалось только надеяться, что мамочка не хранит про запас целую кучу еще каких-то приглашений.
Самми тяжело вздохнула. Как ни хотелось ей прятаться и дальше, было ясно, что нужно вернуться к гостям. Но она поклялась избегать Бабкока и Уитмора. И уехать отсюда при первой же возможности.