Страница 3 из 16
Глава 3
Второй месяц Варяга не покидало дурное предчувствие. Вечерами тягостной казалась окружавшая тишина, а высокие, с красивой листвой деревья, что обступили дом, напоминали караульные вышки приполярной зоны. Ему мерещилось, что еще мгновение – и непрочную тишину сада рассечет рев бензопилы, а затем, подгребая под себя яркие цветы и жимолость, с шумом упадет одно из этих красивых деревьев.
Вот и сейчас Владиславу почудилось, будто за тесными рядами кустов в предвечерних сумерках он видит темные фигуры зэков, которые, о чем-то переговариваясь, неторопливо бредут в сторону дома.
Ворота почему-то оказались распахнутыми. Шли трое. В телогрейках. Входят и сразу начинают валить самое высокое дерево.
Он кричит, чего им надо?
Не слышат, видно, из-за шума пилы. А может, у него голос сел.
Опять кричит. Один подходит и ухмыляется. Виснет на нем крюком. Не то чтоб тяжело или больно, а как-то слишком плотно. Шею обхватил, кулак под подбородком, а сам щетинистой щекой о его лоб трется. Перегаром и гнилыми зубами изо рта несет. Страха еще нет, а вопрос есть: чего их сюда принесло?
– Нормально, – хрипит висящий на нем. – Ни хера тебе не сделается. Сейчас и они подойдут. Все получишь сполна, падла!
Ну вот, стены появились. Дырявые, из досок. А все-таки стены. И огоньки вдалеке замелькали. И опять все как-то сузилось. Барак? Да, похоже, барак. Неимоверной длины… Пошли нары. Люди копошатся. Где-то радио сипит – музыка.
Вдруг открылся высокий зал с колоннами, а там женщина. Голая. И ей лет сорок, фигура аппетитная. Лицо красивое. Но нейтральное. Рядом вывеска – «Властилина»! Он улыбается женщине через силу, обнимает ее, а она как будто не замечает. Может, разглядит наконец, кто он такой? Вот бы! И не собирается… А ведь это он с ней… Ну да ладно.
А зэк всей тяжестью повис и сильно сдавливает рукой шею.
– Погоди, – говорит он зэку, – у меня дела в «Хопре», ехать надо.
И вот они уже на каком-то тряпье. Печка горит железная. За деревянным, из кривых досок столом сидят урки, водку хавают из алюминиевых кружек. Картошка на газете.
– Посиди, посиди… – бормочет старый зэк. – Это тебе не Америка. Это тебе не Сан-Франциско.
И продолжает давить.
Вдруг стало страшно. Почему Америка? Узнали, что ли? Им ведь было сказано – Лондон. Такая конспирация была. Только Ангелу академик Нестеренко разрешил сказать. Неужто Ангел? Не может быть.
От печки жар сильный, приятно. Он глядит, на нем только майка – ни пиджака, ни рубашки.
– Люди! Пиджак украли!!!
– Да ладно… – вяло замахали руками зэки и поднялись расходиться. – Пиджа-ак! Где покупал-то? В Париже?
– Братишка, я же замерзну. У меня дела.
Народ разбредается.
– Дела у следователя, – бормочут.
Чего его понесло в этот барак? Надо что-то сделать. Идти надо. Рванулся – и соскочил с него человек, отвалился куда-то, пропал.
Но голому как идти? Схватил что-то с перекладины свисающее – пиджак! Не свой, конечно, а такой рабочий… пиджак-роба, что ли? Грязный, просаленный… Но куда деваться? Сунул руку в рукав, а из внутреннего кармана пачка денег торчит и пропуск, а на пропуске крупными буквами «МММ». Да, славно поработали. Ну, теперь на самолет и улететь. Сначала в Лондон, потом в Монреаль, а оттуда в Сан-Франциско. А то абсурд какой-то. Прямо сон. Быть не может.
Сам не помнит, как на улице оказался. Пригород, что ли? Не улица, а тропа под горою. Дома все на горе. Светятся тускло. К большому красивому дому дорожка. Рыжая глина. Пошел, попробовал. Скользко. Что ни шаг, все круче. Как на льду. Сейчас начнет руками хвататься. И начал. Все ладони в холодной рыжей глине и мелких острых осколках. Оглядывается, а внизу уже море и белый корабль в отдалении.
Дополз, до окна дотянулся и грязными ногтями в окно стукнул. И раз, и два, и три.
Мутно выглянул в окно мужик, а потом на крыльцо вышел.
– Вам кого, Владислав Геннадьевич? Путч закончился.
Какой ужас, не может вспомнить, кого ему надо!
Янай набычился.
– Мне нужен… мне нужен Нестеренко.
– Слышь! – крикнул Янай в глубину дома. – Нестеренко спрашивают, Егора Сергеевича.
Изнутри захохотали в два голоса – мужской и женский.
– Путч закончился. В Москве Нестеренко, – отозвался мужской голос.
Если в Москве, тогда в каком году? Он сам оттуда давно уехал…
А дом весь такой белый-белый. Но окна черные, опаленные…
– Ну как там, за границей, живут? Ничего? – спрашивает бородатый урка с мощной мускулатурой.
Стоит на пороге, скалится.
– Живут. А откуда вы знаете, что я…
– Ну-у… тиливизирь-то глядим изредка. Там за бугром небось черных вторников вам устроить не удается? А, братан? Там такие дела у вас не проходят. Не-а!
И опять будто он в бараке. И там, в полутьме, задвоилось лицо зэка, который шею сжимал.
– А, вот он! – хрипит зэк, пробираясь поближе.
Острое жало страха вонзилось изнутри в солнечное сплетение. Но лучше это жало, чем тот ножик, который зэк вертит кончиками пальцев.
– Приоделся, парчушка! Смотри какой артист, бля… Клифт у меня попер. Ты чего по горе ходил, падла? Нестеренко искал? Щ-ща-ас будет тебе Нестеренко. И Ерланы, и Тибеты, и Чары, и Тверьуниверсалбанки. Щас все тебе припомним. Сука буду!
Зэк шел медленно, пританцовывая вправо и влево, почти не продвигаясь вперед… В руках он держал… Неужели взрывчатка?.. А-а! Взрыв. Осколки, автомобиль… Все смешалось.
Тут на балконе появилась Света. Тянет за рукав. Будто их ждет самолет.
– Владик, проснись!
И он просыпается в шезлонге у бассейна, на своей вилле, неподалеку от океанского побережья Сан-Франциско.
– Владик, проснись, – говорит Светлана. – Про-о-сни-ись, ми-и-лый! Тебя к телефону! – Светлана тормошила его за плечо. – На, ответь. – Она протянула радиотелефон.
– Слушаю, – сказал Варяг и покосился на жену.
Светлана тут же повернулась и ушла.
– Владислав Геннадьевич, сколько лет, сколько зим. Это некий Юрьев тебя беспокоит. Помнишь меня?
– …Ну, здравствуй, Сержант!..
– Значит, не забыл?
– Да как тебе сказать. Оно бы с глаз долой – из сердца вон. Не нами сказано, но не всегда получается.
– Вот и я так подумал. Сегодня я тебе уже напоминал о себе. Да, видать, промахнулся. Но зато имею удовольствие поговорить с тобой еще раз.
– А-а-а! Вон оно что! Понял, теперь понял, – протянул Варяг. – Так вот кто, оказывается, сегодня проверял на прочность мой автомобиль. Однако, Сержант, у тебя дурные шутки. Грубые.
– Зато у тебя чутье отменное, Варяг. Я бы даже сказал – волчье чутье. Это надо ж – за пять секунд до взрыва потянуло в кусты. Поздравляю. Сегодня тебя спас мочевой пузырь.
– Спасибо за поздравления. Жаль, что тебя, Сержант, чутье стало последнее время подводить.
– Ты так думаешь?
– Тут и думать нечего. Не я ведь, а ты два года тому уложил наповал собственного брата. Я тебе его из тюрьмы достал, у себя в доме схоронил. Думал, выполнишь мое задание, ухлопаешь Валаччини, возвратишься из Италии в Москву, а тут тебе сюрпризец припасен. Чего ж ты родную кровинушку не почуял? А? Думал, это я за занавесочкой стою и дым колечками в форточку пускаю?
В ответ – слегка сбившееся дыхание.
– Стареешь, видать, Сержант!.. Молчишь?.. Ну молчи! Одно тебе скажу – без чутья ведь долго не протянешь. Поверь мне.
– Верить тебе? Ну уж нет! Ты, сука, специально тогда брата подставил? Я этого тебе не прощу вовек! Сегодня ты ушел от меня. Но запомни: завтра я тебя все равно достану. Ты покойник, Варяг! Молись. У тебя осталось немного времени.
– Не прикидывайся народным мстителем, Сержант. Скажи лучше, сколько тебе заплатил Валаччини за мою голову?
– Ты все на деньги меряешь, Варяг. А жаль… Жди меня. Я тебя скоро найду.
– Ну-ну! Жду, Сержант. Только не обижайся, если наша встреча будет для тебя последней. Мне будет жаль, поверь. Таких, как ты, немного. И еще одно, Сержант. Надеюсь, ты настоящий мужик и не станешь распространять свою ненависть на мою жену и сына.