Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 21

Объявление, напечатанное в газете, привело к поразительным результатам. Через два дня мне пришлось временно прекратить покупку плит, поскольку их уже некуда было девать. В моем доме они лежали даже под кроватью. Моим сбережениям был нанесен серьезный ущерб.

Когда я решил не покупать уже больше ни одной плиты, ко мне пришла какая-то сеньора в черном, ведя за руку мальчика по имени Артуро. За ними, на тележке, приехала плита размером с пианино — один из «Прометеев для всей семьи», гордость фирмы Брауна, — оснащенная восемью горелками, духовкой для разогрева, нагревателем воды и еще кучей дополнительных приспособлений. Совсем потерянный, я упер руки в боки, и тут, в весьма нелепой позе меня и застал решительный поворот в моей жизни.

Нам с этой женщиной нужно было всего лишь обменяться необходимыми фразами по поводу плиты. В конце концов, в нашем распоряжении была тысяча общих тем для поддержания ничего не значащего разговора. Но мы таинственным образом уклонились от этого пути. Проторенная колея обычных дежурных фраз привела нас в узкое ущелье. Выбравшись из него, мы оказались в одной из тех комедий, что в жизни разыгрываются на каждом шагу; это был шедевр, сотворенный случаем, почти совсем без текста.

Наша ситуация была столь естественной, что сделалась невыносимой: три персонажа пересеклись в одной точке, и мы оказались во власти судьбы, вознамерившейся привести нас к неизбежному финалу. Я чувствовал себя ведомым, несвободным, нанизывал и скреплял одну с другой безобидные фразы, соединявшие нас, словно звенья в цепи.

На самом деле то, что я говорил, я издавна знал наизусть. Я играл самого себя, раньше я этого не делал, поскольку никто не подавал мне верных реплик, тех, что привели бы в действие механизм моей души.

По счастью, мы очень быстро поняли, что две наши роли составляют идеальный диалог и не нужно доигрывать его до конца. У нас на это еще будет время. То, что чуть раньше казалось странным, сложным, невозможным, превратилось в самое простое и естественное из единственно возможного.

На мне — забота о жизни других людей. Призрак сеньора Брауна больше меня не преследует. На месте прежних туч теперь появились светлые лица.

Под этим грузом я шагаю налегке, несмотря на свои сорок лет.

1946

ИСТРЕБИТЕЛЬ ВОРОНОВ

Вороны выкапывают из земли только что посеянные зерна маиса. Еще им нравятся нежные молодые ростки — когда из-под земли едва-едва показываются первые листочки.

Но воронов очень легко напугать. Их никогда не бывает на поле больше трех-четырех, и видно их издалека. Иларио замечает птиц в бороздах и швыряет в них камнями из пращи. Когда поднимается один ворон, остальные тоже улетают, испуганно крича.

Но кто заметит гоферов?[5] Они — цвета земли. Иногда такую крысу и принимают за земляной комок. Но потом этот комок приходит в движение, бросается прочь, и, когда Иларио поднимает свой дробовик, крыса уже сидит в глубине норы. А пожирают крысы все что ни вырастет. Зерна, молодые побеги и побеги постарше. Незрелые початки и зрелые початки. С крысами война идет круглый год. У них два мешочка, по одному за каждой щекой, и туда они складывают все, что наворуют. Иногда крысу можно забить камнями — когда она набивает оба мешка до отказа и не может уже передвигаться.

Крысу нужно ждать у норы и ружье держать наготове. Время от времени она высовывает голову, выставляет напоказ два своих длинных желтых зуба — как будто смеется. Нужно всадить заряд точно в голову, бить наповал, чтобы уже не двигалась. Потому что крыса, забравшаяся в нору, — потерянная крыса. И не потому, что она не умирает — это все равно, — а потому, что Иларио не может отрубить ей хвост.

С крысобоями хозяин рассчитывается по хвостам, которые они приносят ему вечером. В те времена платили по десять сентаво за хвост. Убьешь пять-шесть крыс — и уже можно жить. Но из этой суммы нужно вычесть за порох, за дробь и за капсюли. Да еще промажешь несколько раз, несколько крыс забьется в норы — короче, надо приносить каждый вечер по крайней мере десять-двенадцать хвостов. Когда крысобою вовсе не везет и он не приносит ни одного хвоста, хозяин платит ему двадцать пять сентаво за разгон воронов.

— Честное слово, дон Панчо, я их дюжину убил. Но, поди ж ты, они ведь такие живучие — ей башку сшибешь, а она все равно от тебя спрячется.

— Сколько хвостов, Лайо?

— Послушайте, дон Панчо, я штук двенадцать точно убил. Уж прямо собирался землю рыть, чтобы достать их…

— Так сколько ты хвостов принес?

— Да четыре всего, дон Панчо.

— Ну что ж, Иларио, это сорок монет. Подождешь до субботы или сразу с тобой расплатиться?

— Лучше сразу давайте.

— Десять, двадцать, тридцать, сорок. Может, завтра тебе повезет больше. Ты их бей прямо в голову. Счастливо вечер провести, Лайо.

Сорок сентаво — это было неплохо во времена, когда сто граммов тепаче[6] стоили десять. Если ты провел весь день под палящим солнцем, убил дюжину крыс, а заплатили тебе за четырех, появляется желание опрокинуть стаканчик, хотя бы для того, чтобы не слышать, что скажет твоя старуха. Ведь если ты явишься с сорока монетами, попреков все равно не миновать, а так: семь бед — один ответ.

— Здорово, Тонино, налей мне рюмку на пять монет, только лей доверху: выпить-то хочется.

— Эй, Лайо, а меня здесь как будто и нету?

— Две рюмки, Тонино. Здорово, Патрисио, как жизнь?

— Да так, потихоньку. Сколько штук ты сегодня убил, Лайо?

— Я… Да я их дюжину убил, но почти все попрятались.

— Да ты наверно не так целился.

— Не так целился!.. Прямо в башку, да что тебе объяснять, Патрисио, эти крысы живучей кошек. Эй, Тонино, тащи нам еще по одной, только полней наливай, а то мы и вкуса не почувствовали.

— Эх, Лайо, Лайо, дело в том, что ты — полный дурак. Я тоже, ты ведь знаешь, был крысобоем у дона Панчо и денег у меня никогда не водилось. Но потом я понял, как старика надуть…

— Это как же?

— Ну слушай: я ходил на ранчо Эспиносы, это там, по дороге к реке. Там этих крыс — кишмя кишит, я бил штук двадцать, а потом относил их дону Панчо, как будто они с его поля.

— Ладно врать-то!

— Слушай, старик-то как был доволен, ему это дело нравилось! Он выкладывал хвосты в ряд на столе и говорил: «Скоро мы покончим с этим сучьим племенем. Покруче с ними, Патрисио, тащи мне еще хвостов, хоть бы ты меня по миру пустил!» По миру, старый сквалыга… Да притащи я ему хоть всех крыс не только с ранчо Эспиносы, а и всех, что есть в долине, с него — как с гуся вода, хотя бы и платил он по песо за штуку. Это как у кота по волоску выдергивать.

— Слушай, Тонино, совсем в голову не ударяет. Неси нам еще по одной, да пусть у тебя рука не дрожит. Наливай как полагается, а то мы вообще уйдем.

— Вот твой тепаче, Лайо, и с тебя тридцать монет за шесть рюмок.

— Что-то Тонино у нас сегодня недоверчивый. Да с чего ты взял, что я не расплачусь?

— Вот и заплати, хватит языком чесать.

— Держи сразу сорок, принесешь еще по рюмке, да смотри не забудь.

— Вот это правильно, Лайо. Дай-ка закурить.

— Ну так что, почему же ты завязал с крысами?

— В общем, старик прознал, где я добываю хвосты, и выставил меня за дверь.

— А как он узнал?

— Ну как, крысобой Эспиносы, с которым мы ладили, однажды взбеленился и сказал, что я, мол, прикончил всех его крыс и что на его долю почти ничего не осталось. Он явно настучал на меня, потому что на другой день такое началось лучше и не рассказывать. Старик рассвирепел и хотел даже упрятать меня в каталажку. — А дальше что?

— А дальше, слушай, тот парень, который сеял на поле Эспиносы, заплатил дону Панчо за все хвосты, что я ему продал. И я уж не сомневаюсь, дон Панчо взял с него больше, этому старику палец в рот не клади.

5

Грызун, полевой вредитель, распространенный в Мексике.

6

Крепкий алкогольный напиток.