Ночные забавы

— Если ты на меня рассердился, так и скажи! — вскричала Серена, словно не слышала его ответа.

— Зачем нам ссориться по пустякам? Все равно в конце лета ты уедешь отсюда. Ты не любишь Илай, а мне этот городок нравится. Так о чем же тогда нам с тобой разговаривать? — резонно промолвил Фрэнки.

— Я не знаю! — прошептала Серена и расплакалась.

Фрэнки повернулся к ней лицом, вздохнул, сел рядом с ней на кровати и, нежно обняв, уложил на спину.

— Не плачь, глупышка! — прошептал он. — Пойми, я бы хотел, чтобы ты здесь осталась. Но я знаю, что этому не суждено случиться, поэтому не хочу даже обсуждать эту проблему.

Серена шмыгнула носом и, перестав плакать, пролепетала:

— Мне жаль, что все так некрасиво получилось с Люком. Он, конечно, славный, но ты все равно лучше.

— Однако у меня нет пяти миллионов долларов, а у него есть, — с улыбкой заметил Фрэнки. — Только не надо лукавить! Разумеется, тебе далеко не безразличны его бешеные деньги. Но я не сержусь на тебя, моя маленькая лгунья. Я все равно тебя обожаю! — пробасил Фрэнки, крепко сжимая ее в объятиях.

— Все считают меня корыстной, называют за глаза охотницей за богатыми кавалерами, но я совсем не такая! — воскликнула Серена. — А ты что обо мне думаешь?

— По-моему, ты само совершенство, — заверил ее Фрэнки.

— Мне кажется, я смогла бы остаться жить в Илае. Во всяком случае, иногда я в этом бываю почти уверена.

— Давай не будем сейчас говорить об этом, — сказал Фрэнки. — Всему свое время. Лично я предпочитаю жить одним днем и не слишком заботиться о будущем. Так лучше для нервов.

— Это правда? — обрадованно воскликнула Серена. — И я такая же!

— Вот и чудесно, — сказал Фрэнки. — Значит, у нас с тобой много общего.

— Я люблю тебя, Фрэнки! — прошептала Серена. — Ну, что же ты снова замолчал? Ты понял, что я сказала?

— Да, слышал, — наконец произнес он и тяжело вздохнул.

— А ты меня любишь?

Он ничего не ответил.

Не привыкшая к тому, чтобы ее не любили, Серена нахмурилась и надула губки. Фрэнки дотронулся до них указательным пальцем и с ухмылкой сказал:

— Я люблю твой славный ротик.

— Фу, как это пошло! И совсем не романтично! — поморщившись, воскликнула Серена. — Я еще никому не признавалась в любви.

— Но ведь я говорил, что обожаю тебя, — попытался оправдаться Фрэнки.

— Это в смысле секса, а я имею в виду настоящую, чистую любовь! — воскликнула Серена. — Ну скажи хоть что-нибудь!

Фрэнки совершенно не хотелось быть циником, но профессия вынуждала его смотреть правде в глаза. Он отдавал себе отчет в том, что любовь Серены не может быть долговечной. Однако говорить ей об этом теперь было глупо. Он напряг свою память и произнес несколько строк лирических стихов, уместных в данной ситуации:

Моя любовь к тебе подобна океанской бездне,

Она чиста, как снег заоблачных вершин,

К ним полетим с тобой мы скоро вместе,

И гимном радости нас встретит херувим.

Лицо Серены засветилось от счастья, и Фрэнки показалось, что в комнате стало светлее.

— Как это мило! — прошептала она. — Я верю, что именно так все и будет, потому что это настоящее глубокое чувство! Только ты на него способен, Фрэнки. Кстати, я бы не стала возражать, если бы ты прямо сейчас вознес меня под облака…

Он запечатлел на ее устах поцелуй и немедленно выполнил ее пожелание, вкладывая в процесс воспарения к заоблачным вершинам счастья всю свою мощь. Этот ночной задушевный разговор словно бы открыл его, и он творил истинные чудеса, сжимая возлюбленную в своих объятиях. Теперь, когда они оба уверовали, что непременно найдут свою страну обетованную, с ее медовыми берегами и молочными реками, их охватило ощущение благополучия и чистой радости.

Обхватив руками его шею, Серена лепетала, млея от блаженства:

— Скажи мне еще раз, что ты меня любишь, милый! Повтори это сто раз подряд, мой дорогой! Мне так приятно это от тебя слышать! Ах Боже мой! Еще, еще…

— Я готов повторять это двести, нет, тысячу раз, мой котеночек! — пробасил Фрэнки, пораженный внезапно открывшимся в его теле глубинным резервом мужской силы. Охваченный невиданным воодушевлением, он действовал столь напористо и стремительно, что даже забыл об удручающе скоротечной любви Серены. Она же была совершенно потрясена его нечеловеческой страстностью и могла лишь вскрикивать:

— Ах, Фрэнки! О Боже, как мне с тобой хорошо! Да, вот так, мой сладкий. Ой! Еще! Ох, Фрэнки…

Он окончательно утратил самоконтроль и несся к райскому наслаждению во весь опор, восклицая в запале слова, которых он и сам устыдился бы в иной ситуации. Но как это ни удивительно, Серену это не смущало, а только еще сильнее распаляло. И вскоре комната наполнилась совершенно непередаваемыми звуками и выражениями, от которых наверняка покраснел бы даже сам Гименей.

Глава 27

Проснувшись на следующее утро, Сэси обнаружила, что блудливый кобель по кличке Забер все еще находится в ее доме. Он спал в рубашке, к которой была приколота записка следующего содержания: «Согласен искупить свою вину любой ценой. Отныне только ты мой босс». Как ни зла она была на него, Сэси не сдержала улыбку. Настроение у нее еще более улучшилось, когда ее взгляд переместился на середину тела Забера: его оригинальный «барометр» показывал «ясную погоду», в чем Сэси окончательно убедилась, взглянув наконец в окно. Небо было голубым и безоблачным, а солнышко ярким. Сэси вдруг почувствовала, что ей стало жарко. Она снова посмотрела на Забера и поняла, что он испепеляет ее своим сладострастным взглядом.

Сэси опять пробежала текст записки, вскинула брови и спросила:

— Ты это серьезно? Ты готов исполнить любое мое желание?

— Вполне, — уверенно сказал Забер.

— А если пожеланий у меня будет много?

— Буду исполнять их одно за другим. Назови первое!

— Для начала сними рубашку.

— Но ведь тебе противно видеть мою спину! Впрочем, как тебе будет угодно, если ты настаиваешь, я сниму.

Забер начал расстегивать пуговицы сорочки.

— Послушай, любопытно, чем вызвана такая просьба? — не выдержав, спросил он. — Неужели от нее так сильно пахнет потом? Странно, ведь я ношу ее только неделю.

— К твоему запаху я уже привыкла, а вот царапины хочу попытаться оттереть, — сказала Сэси и садистски ухмыльнулась.

— Хорошо, я потерплю, — ответил Забер. — Так, значит, будем принимать ванну?

Сэси кивнула и, лениво потянувшись, сказала:

— Ступай наполни ванну горячей водой. Только проследи, чтобы она была горячая в меру, а не как кипяток. Твои шарики мне еще пригодятся.

— Будет исполнено, босс! — сказал Забер, вскакивая с кровати. — Какие еще будут указания?

— Не вздумай наливать в воду пенистый шампунь.

— Я понял. Мне самому не по душе вкус мыла, — сказал Забер.

— Как и аромат, насколько я успела заметить, — съязвила Сэси. — Кстати, я намерена быть твоим боссом в течение всей этой недели.

— Как вам будет угодно, госпожа! — Забер отвесил ей театральный поклон.

— И не только в спальне, но и на людях! — добавила она.

— Не смею возражать, — с улыбкой сказал он.

— Иного ответа я и не ожидала, — с самодовольной ухмылкой сказала она. — Подай мне бокал апельсинового сока!

— В мгновение ока, моя госпожа! — воскликнул он и побежал на кухню.

— Ты и впредь намерен быть столь же послушным и безропотным рабом? — крикнула она ему вслед.

— Да, моя госпожа. Иначе мне вряд ли удастся быстро растопить лед в вашем сердце! — отозвался Забер.

Он был прав: покорностью и лестью ему удалось смягчить сердце оскорбленной Сэси всего за десять минут. Впрочем, она бы отдалась ему прямо на кухонном столе, не в силах более сносить одолевавшую ее похоть. Но он стал возиться с кранами, тщетно пытаясь усилить поток горячей воды, а потом еще долго расшнуровывал свои охотничьи ботинки и снимал приклеивающиеся намертво к ногам носки. Созерцание его потуг переполнило чашу терпения Сэси, она топнула ногой и воскликнула: