Или все, или...

– В этом случае вам придется оставить свою квартиру и перебраться во Францию, – продолжал он все так же спокойно. – Естественно, в течение полугода вы будете находиться на испытательном сроке. Все расходы вам, разумеется, возместят, платить вам будут столько же, сколько Пьеру. – Тут он назвал цифру, которая заставила ее раскрыть рот от изумления. – Фирма уже является частью «Маллен Букс», поэтому вас не оставят на произвол судьбы, в вашем распоряжении будут все прежние контакты и наша поддержка. – Он наклонился вперед, смуглое лицо оставалось холодным. – Но придется приложить много усилий, чтобы исправить положение, особенно в нынешних условиях. Вы еще не утратили интереса? Согласны подумать над моим предложением?

Джоанна глядела на него в немом изумлении, слова просто не шли с языка.

– Если вас это заинтересовало, мы можем начать знакомить вас с фактами и цифрами. Я бы хотел, чтобы новый исполнительный директор приступил к своим обязанностям в ближайшие недели, а поскольку вы свободны как птица, то обойдемся без утомительных проволочек. Если нет… – острые глаза удерживали ее взгляд словно в тисках, – тогда вам выплатят жалованье за двенадцать месяцев в знак признания ваших прежних заслуг перед фирмой Чарльза, и точка. Итак?

Он откинулся на стуле и широко улыбнулся. Синие глаза изучали ее ошеломленное лицо.

– Каким будет ваш ответ, Джоанна?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– И он хочет получить ответ завтра утром, я правильно понял?

Голос Чарльза был сонным, когда он снял трубку, ведь уже перевалило за полночь, но едва Джоанна начала говорить, как отчетливо почувствовала его напряженное внимание.

– Он хочет узнать, заинтересовалась ли я настолько, чтобы перейти к следующему этапу, – ответила Джоанна сдержанно. – Если да, он посвятит меня в подробности.

– Ну и как ты? – спросил Чарльз.

– Полагаю, да, но, если я не добьюсь успеха, меня закидают тухлыми яйцами.

– А если добьешься, весь мир будет у твоих ног, – сказал Чарльз твердо. – Подумай, Джоанна, перед тобой открывается сказочная перспектива. Откровенно говоря, от тебя потребуется только то, что ты уже делала у меня в течение пяти лет. Ты же досконально изучила науку управления издательством.

– Но то, другое, гораздо больше! – Это прозвучало невежливо, и она добавила: – Ну, немного побольше, и потом, оно во Франции.

– Тебе это по силам, и Хок Маллен это знает, иначе не стал бы предлагать тебе подобную работу.

– Извините, что я звоню вам в такое позднее время, но я слишком мало знаю об империи Малленов и Хоке Маллене, чтобы принять решение. Вы не против рассказать мне поподробнее?

– О Хоке Маллене или об империи?

– О них обоих.

Разговор длился еще пятнадцать минут, и к его окончанию Джоанна знала, что корпорация Малленов была основана дедушкой Хока, наполовину французом, наполовину американцем, лет пятьдесят назад. Началась она с одного магазинчика, торгующего текстилем, но количество их быстро множилось, товары становились разнообразнее, и теперь даже Чарльз не мог перечислить их все. У старика один-единственный сын, который погиб в автокатастрофе, и Хок в двадцать лет стал обладателем нескольких миллионов.

Чарльз рассказал и многое другое, но Джоанна неоднократно ловила себя на том, что теряет нить разговора, потому что перед ее взором то и дело всплывали ярко-синие пронзительные глаза. Хок Маллен явно обладал гипнотическими способностями. Он источал энергию, недюжинную жизненную силу, а его объятия на танцевальном круге… Джоанна закрыла глаза, и у нее медленно закружилась голова.

Если она возьмется за эту работу – если! – она постарается никогда больше не попадать в такую мучительную ситуацию.

Уже после того, как она повесила трубку, приняла душ и скользнула в постель, ее мысли еще долго вертелись вокруг их свидания. Другая, более опытная, искушенная женщина, возможно, сумела бы быстро найти общий язык с Хоком и с радостью приняла бы вызов, но Джоанну он напугал до полусмерти. На обратном пути к ее дому он вел себя как образцовый джентльмен, проводил до самых дверей и с вежливой улыбкой простился за руку. С той минуты, как он заговорил о работе, его обращение сделалось вежливым и формальным. И это ее совершенно устраивало! Конечно, его занимает только одно: способна ли она справиться с работой, на которую он ее наметил.

Она слишком хорошо знала, как отношения между мужчиной и женщиной способны стать бомбой замедленного действия, разрушающей людские жизни на милю вокруг. Словно это было вчера, Джоанне отчетливо представилось лицо матери, хорошенькое и нетерпеливое, когда она сдавала дочь с рук на руки начальнице детского дома.

– Это ненадолго, Джоанна. – Мама явно желала оказаться где угодно, только не в этой чистенькой канцелярии. – Пока мамочка не найдет свой собственный уютный домик!

Чтобы найти «уютный домик», потребовалось три года, в течение которых Джоанна переходила из одного детского дома в другой. Ей было семь лет, когда ее мать вышла замуж, – она не была замужем за отцом Джоанны, который бросил свою беременную подругу, едва узнал потрясающую новость. Этот брак продлился девять месяцев, а когда Джоанне исполнилось восемь лет, она снова оказалась в детдоме.

Когда ей исполнилось девять, ее мать вышла замуж за Боба, и по его настоянию Джоанна снова была взята на материнское попечение. Маленькая Джоанна боялась оставаться наедине с Бобом; тогда она не умела объяснить причину, но ее охватывало странное чувство, когда его светлые тусклые глаза скользили по ее хрупкой детской фигурке. Через два месяца после свадьбы в дверь постучалась полиция, и Джоанна поняла, что поступала правильно, отвергая попытки отчима завязать дружбу: его осудили за педофилию.

Неожиданно мать Джоанны обвинила дочку в том, что ее второй брак развалился.

На следующий же день после судебного разбирательства Джоанна снова оказалась в детском доме. Мать иногда навещала ее в последующие несколько лет, каждый раз в сопровождении нового «дяди», и всякий раз Джоанна неизменно чувствовала, что для матери этот визит – тягостная обязанность.

Горькие воспоминания о тысяче мелких свидетельств своей ненужности, которые свелись к окончательному отчуждению, так глубоко уязвили ее душу, что и теперь заставляли Джоанну закрывать глаза и судорожно сжиматься в комок под одеялом.

Взаимные обязательства, брак, мужчины – все это означает разочарование и предательство, она испытала это на себе, наблюдая за отчаянными поисками любви, которые вела ее мать. А дети – результат физиологической потребности, которая заставляет мужчин притворяться не тем, что они есть на самом деле, а глупеньких женщин верить им, – дети были невинными жертвами, самой страдающей стороной.

Много раз она обещала себе на протяжении своего печального отрочества, что никогда не позволит поработить себя так, как это случилось с ее матерью. Та со временем ожесточилась – во время их последнего разговора незадолго до ее смерти она повторяла Джоанне снова и снова, что единобрачие не в природе мужчин, что верность и счастливый брак – самый большой в жизни обман.

Поверила ли ей Джоанна до конца? В глубине души она не была уверена, но зато она твердо знала, что никогда не осмелится пойти на риск и что кратковременные связи, из которых складывалась личная жизнь ее матери, не для нее.

У нее была любимая работа, дом и друзья – все это надежное, прочное, с ними она чувствовала себя в безопасности, и никто не мог причинить ей боль. Конечно, это не идеальный вариант, но она обойдется. Благодаря Чарльзу и Клер ее болезненные воспоминания несколько притупились. Она видела их образ жизни, преданность друг другу и детям, дружелюбие. Впервые ей пришлось признать, что некоторым людям – счастливчикам – удается поймать иллюзорную птицу, называемую истинной любовью, и удерживать ее, несмотря на все испытания и тяготы. Но она определенно не входит в число этих счастливчиков, просто в ней нет того, что для этого нужно.