Потом

Кое-где на полу возились мелкие вялые едулопы. Наглость этих тварей находилась в прямом связи с их количеством, и пока нечисти набралось немного — сколько успело залететь в воротца, она вела себя, если не миролюбиво, то, во всяком случае, безучастно. Нападение на дворецкого можно было считать исключением.

— Фелиса! — крикнула Золотинка, озираясь.

Разумеется, Дракула ничего не мог сообщить о Фелисе, он понятия не имел, куда подевалась стража, и с некоторым замешательством обнаружил на расстоянии вытянутой руки корзину с ключами, которые признал за свои.

— Вы можете вывести меня отсюда? — спросила Золотинка. И снова крикнула: — Фелиса!.. Можете?

— Недостаток скромности — это недостаток ума, — отметил Дракула, с несколько преувеличенным изумлением перебирая собранные на связки ключи. — Однако, имея полный набор ключей, я могу вывести вас отсюда. Не думаю, чтобы такое утверждение было большой нескромностью с моей стороны. Да, царевна-принцесса, могу!

— Фелиса! — тревожно крикнула Золотинка в сторону. — Мне нужно в книгохранилище Рукосила. И как можно скорее.

— Я могу провести вас в хранилище. А найдете ли вы там книги, это уже другой разговор.

— Хорошо. Только скорее. Фелиса!

— Я проведу вас под землей, не поднимаясь на поверхность. — И закричал: — Фелиса!

Вероятно, этого крика не доставало. Не прошли они двадцати шагов, углубляясь в подземелье, как наткнулись на человека. Все тот же молчаливый дядька с укутанной волосами Фелисой на руках.

— Бьется, — с глухим отчаянием произнес парень. Повернувшись навстречу Золотинке, он показал расцарапанную щеку. Фелиса зашевелилась, от неудачного движения плащ раскрылся и выскочил прыткий шестипалый паучок. Шесть сросшихся пальцев без ладони. Сокрушенно покачав головой, девушка отловила убегающего едулопа, пальцы извивались, переплетаясь в Фелисовой горсти.

— Что это у тебя, покажи, — молвила Золотинка противно сладостным голосом.

Имея расчет притворной сладости не доверять, Фелиса отодвинулась, как ребенок, оберегающий запретную игрушку, и прижала паучка к груди.

— Фелиса, нехорошо, зачем тебе? Отдай! — никчемными словами уговаривала ее Золотинка.

Девушка не отвечала, загородившись плечом. Она пускала паучка по звеньям пропущенной на обнаженную грудь цепи и отлавливала его снова в дремучей завесе волос, едулоп остервенело путался. Тогда Фелиса спасала дурашку из тенет, не помышляя о том, чтобы наказать его за проказы.

— Как ты смотрел? — вздохнула Золотинка.

Парень мотнул головой, словно под действием боли, и опустил руки, выражая тем самым полный отказ от защиты. Золотинка ничего не добавила.

— Фелиса, — позвала она, — это я. Помнишь? Я Золотинка, у меня золотые волосы. Червонное золото, странно, правда, да? Я тебя поцелую.

Безумная насторожилась, отстранившись. Неловкий смазанный поцелуй, котором, преодолевая сопротивление, успела наградить ее Золотинка, не привел девушку в чувство. Что-то было утрачено. И теперь уж образумить Фелису наново, догадывалась Золотинка, будет труднее, чем первый раз.

Нельзя было оставлять ее — вот что. Рука об руку, шаг за шагом, вводить ее в жизнь. Может быть, месяцы, если не годы. А что могла позволить себе Золотинка с ее торопливым, на бегу волшебством?

Да, наверное, в сумеречном сознании девушки оставалось понятие о волшебнице. Некий отпечаток понятия. Видоизменение пустоты, в сущности, нарушение однородности ничем не замутненного сознания, которое смущало сумасшедшую, заставляло ее отстранять от себя ненужную смуту как нечто болезненное.

Все стало лишним. Фелиса возвратилась к безмятежности.

Растормошенная Золотинка все же потянулась к Фелисе, чтобы обнять… Девушка встретила ее хлестким ударом ладони и вскочила.

Золотинка отпрянула, щека горела.

Потупившись, парень поднял соскользнувший плащ и укрыл сумасшедшую, которая не замечала заботы. На груди ее забавлялся паучок: запускал пальцы-ножки в звенья цепи; занятый требующим сосредоточенности делом, он угомонился и оставил суетливые побежки.

— Не покидай Фелису, — сказала Золотинка стражнику. — Ждите Поглума.

Углубляясь в путаницу боковых ответвлений, Золотинка с Дракулой все реже встречали потерявшихся узников, которых направляли каждый раз к выходу, и вступили в область глухой тишины, где не было даже крыс и не капала, просачиваясь в неровных сводах, вода. Они отперли преграждавшую ход решетку, а за ней потом вторую, но сам перелаз из одного подземелья в другое выглядел по-иному: заделанная в стену плита, на которой висел полурассыпавшийся скелет.

— Для отводу глаз, — пояснил Дракула, с противным, чрезмерным скрипом выворачивая из плиты основание кольца. Под железным кольцом, зажимавшем обломленные кости скелета, открылась потайная скважина. — Посветите, царевна… светите лучше… У вас что, руки дрожат? — На эту неожиданную и сложную по происхождению мысль навели Дракулу, очевидно, чрезвычайные затруднения, которые он испытывал, пытаясь попасть ключом в скважину. — У вас есть оружие? — продолжал он расспрос после того, как с честью преодолел препятствия и угнездился в замке.

— А у вас?

— А где же ваш искрень?

— Я его потеряла, — призналась Золотинка.

— Вот как? — молвил он, изумляясь бровями. — В пользу кого, простите?

— Просто потеряла.

Под пристальным взглядом дворецкого Золотинка смешалась, чем и убедила его окончательно в своей неискренности.

— Как он выглядел, потерянный искрень? Может статься, мне тогда повезет?

— Вряд ли, — Золотинка покраснела еще больше.

— Вы не верите в счастливый случай? — Дракула действительно протрезвел. Иногда только как бы по старой памяти коснел языком, да вкладывал слишком много усердия в самые простые движения.

— Рассказать по порядку?

— По порядку не нужно. Это скучно. Порядок, увы, не оставляет надежды. А я, старый дуралей, предпочитаю обманываться.

Упираясь ногой в стену, дворецкий растворил неподатливую дверь и церемонно пропустил вперед девушку — во мрак и неизвестность.

Прорубленный в скале ход мало чем отличался от всех уже виденных Золотинкой ходов. Останавливаясь и прислушиваясь на распутьях, они достигли другой потайной двери, которая открывалась на темный бок необъятных размеров бочки. Это был хозяйственный подвал где-то под черной кухней; бочку поставили здесь с тем же умыслом, с каким повесили на предыдущей двери скелет. Между гладкими клепками бочки и стеной остался тесный, протиснуться боком, лаз.

Подвал заполняли крикливые голоса, под заросшим плесенью потолком стлался блеклый свет. Золотинка ступила в воду и, выбравшись на простор, поняла, что промочила ноги в вине. Темная жидкость хлестала из выбитых затычек, какие-то безликие тени, шаткие и шумливые, хлебали пенистую влагу, подставляя рот. Неурочное появление дворецкого с девушкой не произвело здесь никакого впечатления, никто не озадачился сообразить, откуда они появились. Дракула в свою очередь воздерживался от вопросов. В конце подвала, миновав короткую лестницу, Золотинка отобрала у глупо хихикающей женщины платок и закуталась по самые брови, чтобы не сверкать зря золотом.

Особой надобности таиться, впрочем, и не было. В кухне, представлявшей собой очень высокое и очень длинное помещение с бойницами окон по одну сторону, царило жесточайшее возбуждение. Повара, поварята, судомойки поспешно закладывали окна скамьями, поленьями дров — чем попало. Гурьба кухонной прислуги, вооружившись вертелами и тяжелыми черпаками, визгливо суетилась вокруг извивавшегося на полу едулопа. Опасность представляли не только окна, уже в значительной степени загражденные, но и все четыре очага — высокие сооружения, в которых помещался при необходимости целый бык, — едулопы, россыпью и в сборе, валились в дымоходы; их давили прямо в золе, сокрушали столом, как тараном, и насмерть забивали грязной посудой.

Никем не остановленные среди криков и стонов, топота, хрипа и беготни, дворецкий с девушкой покинули кухню через один из не заделанных еще выходов и очутились в темном, пропахшем кислыми запахами коридоре. Возле кучи овощных очистков Дракула нашел топор, а Золотинка вооружилась табуретом и долго тащила его с собой, не решаясь бросить.