Потом

Но никакие меры не могли вернуть дворецкого из блаженных угодий, куда он своевременно удалился. Затрещины, колотушки и уговоры оказали заметное воздействие лишь на шляпу — она свалилась на пол, то есть в лужу. Обступившие бесчувственное тело служилые хранили все же известное уважение к чину и возрасту: потерянную шляпу возвратили по принадлежности — водрузили на лоб и для верности прихлопнули. Однако шляпа не задержалась на безвольно мотающейся голове, а снова соскочила в лужу. Ее нахлобучили еще раз, и еще, с поразительной последовательностью извлекая из воды, отряхивая и хлестко шлепая «на кумпол» блаженно отсутствующего Дракулы; лицо и борода его покрылись грязными брызгами. Наконец, дружным усилием всей ватаги непослушное тело дворецкого было вздернуто стоймя, хотя и нельзя сказать, что на ноги; некоторое время его удерживали в обманчивом равновесии, а шляпой, превратившейся уже в половую тряпку, не прибегая к промежуточному нахлобучиванию, прямо отхлестали по роже.

Встряхнувшись, Дракула икнул, слипшиеся грязной водой веки его дрогнули и мутный взор застиг Золотинку.

— Царевна-принце-есса! — пробормотал он, искривляя губы гораздо выразительнее, чем это требовалось для внятного произношения. — Позвольте ручку…

Она заторопилась:

— Дракула, очнитесь! Я в отчаянном положении! Помогите! Без вас не обойтись!

Вместо ответа он захрипел и вывернулся из ослабевших объятий служилых, которые проявили не оправданную прошлым опытом доверчивость. Дракула рухнул на пол и стукнулся головой.

Золотинка только зубами скрипнула:

— Сколько нужно времени, чтобы привести дворецкого в чувство?

Служилые не высказывались, полагаясь, как поняла Золотинка по некоторым взглядам, на суждение одного тощего ветерана, который и заговорил:

— Чтобы поставить на ноги, это, значит, один образец. А ежели, чтобы в понятие вошел… так тоже есть средство. А все ж таки как натура позволит. Как натура уширится.

— Ну, мне у натуры спрашивать не с руки, — резко сказала Золотинка. — Трясите!

Они предпочитали поливать победную голову дворецкого ледяной водой, собирая ее с полу при помощи размокшей шляпы. Досадливо переминаясь, Золотинка отступила к порогу смежной комнаты, где ее ожидал Елизар Пятой.

— Так видел я давеча ваш изумруд, барышня. Что вы беспокоились, — заметил вдруг сотник после короткого разговора.

— Где? — ахнула Золотинка и сама перебила ответ, возвратившись к частностям: плоская цепь, большой изумруд в листьях…

Елизар частности не оспаривал.

— Только не наше это дело, барышня, краденое покупать. Не приучены, — важно сказал он. — Парнишка-то больно шустрый: куда там! Двенадцать червонцев. А цепь-то краденая, в руках горит. Я сразу почуял, что он и за шесть отдаст. — Елизар Пятой внимательно присматривался к барышне, пытаясь, видно, утвердится в своих первоначальных предположениях. — А что прямая цена цепочечке-то той будет? — спросил он осторожно. — Парнишка хотел двенадцать. Так я не дал.

— И ты его упустил? — ахнула Золотинка.

Понятливый сотник сразу уразумел необходимость перейти на шепот. Они зашли в темноту смежной комнаты.

— Ежели бы я, к примеру, взял вашу цепь за дюжину полновесных червонцев, да потом бы, к примеру, вам ее и принес честь по чести, положили бы вы, не спрося, где взял, дюжину червонцев сверху?

— Положила, — кивнула Золотинка, не зная даже как ей себя и держать.

— А что прямая цена будет?

— Двести червонцев, — тихо сказала Золотинка. Но, конечно же, покривила душой и поправилась: — Не меньше двухсот. Никак не меньше. Ни в коем случае.

— Двести червонцев?! — ахнул в свою очередь и Елизар.

— И ты его упустил? Где это было? Когда?

— Да кто ему среди ночи больше даст! — ворчливо возразил Елизар. — Ко мне и вернется.

— Где ты его видел?

— Ну, это уж наше дело, — замкнулся тут Елизар. — Вас это, барышня, простите, пусть не беспокоит. Цепочку я вам принесу. Цепочка вам будет. Остальное что ж… дело житейское. Сколько, значит, дадите?

— Кажется, договорились, — возразила однако Золотинка. И добавила почти тотчас, опасаясь искушать судьбу: — Денег у меня сейчас больше нет, а потом я тебя за это хорошенько отблагодарю. Не пожалеешь.

Елизар подумал еще мгновение-другое и кивнул.

— Прохиндей не хуже всякого. Куда он денется?!

Незнакомый Елизару прохиндей, как уяснила все ж таки Золотинка, предлагал краденую цепь еще до того, как поднялся шум, — сразу, едва только вынес из караульни во двор. Вряд ли переполох от него укрылся. Наверное, прохиндей, не спустив цепь сразу, теперь поостережется.

Золотинка едва удержалась от искушения бросить Дракулу и сейчас же отправится с Елизаром на поиски Сорокона. Однако до полудня оставались считанные часы, а Золотинка — с Сороконом или нет — понятия не имела, как к излечению Юлия и подступиться… И потом, надо думать, Елизар добычи уж не упустит.

— Разыщи меня тотчас, если что, — напутствовала она спустившегося на темную лестницу Елизара. — Сейчас я иду в тюрьму, чтобы выпустить на волю голубого медведя, а потом наверх в Рукосиловы покои. В Старых палатах, там на третьем ярусе библиотека.

Елизар ушел, многословно уверяя барышню, что уладит все к обоюдному удовольствию — пусть барышня и в голову себе не берет. Она же вернулась в освещенную сильно чадившим факелом контору дворецкого, который упорствовал на полу.

— Ну, хватит! — велела Золотинка звенящим голосом. — Вот что: готовьте носилки, — и прикрикнула, чтобы пресечь недоумения: — Да-да, носилки! Протрезвеет на ходу.

Бывалые мужички сняли с петель дверь, и оказалось готовое ложе. Пока они это ладили, Золотинка обнаружила в испоганенной шапке Дракулы заколку с золотым украшением и этой иглой, наконец, застегнула себе спину пониже шеи. Между тем дворецкого взгромоздили на дверь и подняли.

Было ли это естественное пробуждение потерявшего остойчивость человека или сказалась та самая способность натуры к уширению, о которой глухо упомянул ветеран, только Дракула, вознесенный под потолок, очнулся и, пытаясь привстать, вывел из равновесия всех шестерых носильщиков, тоже, понятно, пьяных; с хрустом топоча стекло, они разом шатнулись.

— Царевна-принцесса! — хватился за край двери Дракула, отыскивая глазами девушку. — Когда бы было позволено…

— Поздно, Дракула! — оборвала его Золотинка. — Тебя несут в тюрьму. Где ключи?

Сразу как будто бы протрезвев, он показал вполне осмыслено платяной шкаф, где Золотинка нашла тяжелую корзину с ключами, а потом подумал-подумал и обвалился навзничь — все шесть носильщиков шатнулись в другую сторону.

При выходе на лестницу носилки в узком проеме вывернулись, Дракула заскользил и хлопцы прижали его к косяку, чтобы не выпал. Верный вновь усвоенной им бесчувственности, бедняга даже не пикнул.

Золотинка поручила ключи ветерану, который предупредил ее о возможности натуры «уширяться», а сама последовала за носилками, замыкая шествие. Во дворе попался им Елизар, ничего утешительного он не сообщил, но спустился вместе с Золотинкой на нижний двор, чтобы потолковать с караульными.

У большого костра из разбитых телег, из колес и драбин, сидели под охраной курников разоруженные и лишенные ключей тюремные сторожа, которых Золотинка сейчас же признала.

— Поглум? — замялись они, блудливо переглядываясь. — Не ладно со зверем…

— Идемте, — велела Золотинка своим, не вступая в объяснения.

Загремели засовы, распахнутый зев тюрьмы встретил гулом. Дракула зашевелился и опасливо зыркнул со своего качающегося ложа, когда носильщики ступили на стертую каменную лестницу. Решетки загонов по обеим сторонам прохода пестрели выхваченными огнем лицами, нечто вроде лесного шума покатилось во мглу. За прутьями клеток томились разоруженные ратники Рукосила, многие из них, не прочухавшись еще с перепою, валялись у ног товарищей.

— Пить! Воды! Дайте воды, нутро жжет! Водички бы, а? ради бога! — просительный, раздраженный, озлобленный вой преследовал странное шествие с поднятым на дверь дворецким.