Леди и лорд

— Но она не такая, как все твои остальные женщины, Джонни. — Ледяной тон лэйрда нисколько не охладил Монро — на протяжении многих лет, прожитых вместе с братом, Монро и раньше не раз вступал в горячие перепалки со своим кузеном. Поэтому молодой человек упрямо повторил: — Извинись перед леди Грэм!

— А если не извинюсь? — Пока Джонни старался быть таким осмотрительным в своих желаниях, когда он, подобно целомудренному рыцарю, отказывал себе в том, что хотел больше всего, Элизабет Грэм и его кузен наслаждались тут самым бессовестным флиртом!

— Довольно! — резко и с гневом в голосе воскликнула Элизабет, поднимаясь со своего стула. — Вы ошиблись в своих предположениях, лэйрд Грейден, и это, впрочем, неудивительно, если принять во внимание вашу репутацию. Прошу покорно, увольте меня от этой отвратительной дискуссии! Хотчейн швырнул бы вас обоих в холодную реку, чтобы вы поостыли.

— Замучился бы швырять, — мрачно пробурчал Джонни, все еще не остыв от незнакомой доселе ревности.

— Хотчейн прожил семьдесят восемь лет именно потому, что он обеспечивал выполнение своей воли с помощью головорезов из Ридсдейла, милорд.

— Но Хотчейн уже умер, миледи, — парировал Джонни, — а Ридсдейл находится по ту сторону границы.

— Вы угрожаете мне?

— Конечно, нет. — Голос Джонни Кэрра уже обрел привычную невозмутимость.

— Прошу вас не забывать о том, что я — заложница, а в отношении заложников существуют определенные правила.

— А я прошу вас не забывать, что правила тут устанавливаю я.

Запыхавшаяся Элизабет чуть помолчала, чтобы перевести дыхание, а затем с иронией сказала:

— Да уж я вижу. — И, чуть помедлив, добавила: — В таком случае я, конечно же, вынуждена просить вашего позволения на то, чтобы уйти.

— Уйти?

Судя по тону, которым Джонни переспросил последнее слово, он не до конца понял, что имела в виду Элизабет.

— Уйти из этой комнаты.

Он молчал так долго, что это стало граничить с невоспитанностью, — наглядная демонстрация того, что власть в Приграничье принадлежит ему, и никому другому. А затем кивнул, молча позволяя ей выйти.

Не желая ничего говорить, чтобы не признать власть, которую имел над нею в данный момент этот человек, Элизабет развернулась и, шурша шелковыми юбками, покинула комнату.

— Да-а-а, ну и дела! — пробормотал Монро. Он был ошарашен неприятной стычкой, произошедшей между его кузеном и Элизабет Грэм, но зато теперь нашел объяснение его беспричинной, как ему сначала показалось, ревности. — Значит, все это время тебе удавалось сдерживать себя?

— С огромным трудом, — со вздохом признался Джонни. — Прости, если я тебя обидел.

— Тебе следует извиняться перед ней, а не передо мной.

— Все равно скоро ее здесь не будет, — передернул плечами лэйрд.

— Переговоры проходят удачно?

— Мы уже перешли к мелким деталям.

— Ага, понятно. То есть к тому, что труднее всего.

Джонни встретился с кузеном глазами, и в их голубой смеющейся синеве заплясали искорки удовольствия.

— Да, можно сказать и так.

— Неужели воздержание тебе в новинку?

Тяжелым вздохом Джонни подтвердил правильность предположения, сделанного Монро.

— Абсолютно.

— Но неужели ты не чувствуешь внутри себя вдохновения, вызванного этой благородной и новой для тебя умеренностью? Неужели она не наполняет твою душу добродетелью? — продолжал подтрунивать над двоюродным братом Монро.

— Честно говоря, я уже близок к тому, чтобы ударить первого же человека, который со мной заговорит, — хотя бы только для того, чтобы выйти из этого состояния.

— Может быть, тебя все-таки стоит кинуть в холодную реку, как это предлагала леди, чтобы охладить твой пыл?

— Для того чтобы охладить мой пыл, лучше было бы кинуть се в мою постель.

— М-м-м… — многозначительно протянул Монро.

— Вот именно, — пробормотал в ответ Джонни. — Чертовски затруднительное положение для такого безбожного мерзавца, как я.

7

Поздно вечером, на шестой день заключения Элизабет в Голдихаусе, прибыл последний гонец от лорда Годфри с письмом, в котором тот дал согласие произвести обмен пленниками в определенное время и в определенном месте.

Убедившись в том, что его люди готовы к утреннему рандеву, Джонни решил повидаться с Элизабет и сообщить ей о близком освобождении. Желая проявить галантность, он сначала послал в се комнату слугу, чтобы тот предупредил о визите хозяина. Ему не хотелось врываться туда поздним вечером без предупреждения, тем более что леди было необходимо одеться и приготовиться к встрече. Затем, подождав с полчаса, Джонни стал взбираться по бесчисленным ступенькам к комнате в башне.

В ответ на стук лэйрда дверь открыла горничная Хелен и с озорной улыбкой сделала хозяину книксен.

Джонни Кэрр заметил, что в комнате были зажжены все свечи. Они ярко освещали комнату с низким потолком, разбрасывая по углам черные бархатные тени. Пламя отбрасывало блики на шелковые ковры цвета фламинго и индиго, а лепка на потолке словно ожила. Акантовые венки и гирлянды с фруктами свисали с потолка, чуть ли не касаясь его головы.

Элизабет Грэм встречала хозяина замка стоя, ее светлые волосы легким облаком покрывали плечи, а сама она была одета так, будто только что поднялась с постели или, наоборот, собиралась ложиться. Джонни обратил внимание на наспех застланную кровать с измятыми подушками — явное свидетельство того, что на ней только что лежали. В любом другом случае подобный беспорядок не произвел бы на него никакого впечатления, но сейчас он ощутил, будто его что-то толкнуло. Это была мысль о том, что на этой постели только что лежала она.

Не в состоянии отделаться от возникшего внутри его беспокойства, Джонни Кэрр торопливо вошел в комнату, собираясь кратко сообщить ей новость и удалиться. В то же самое время ему, как ни странно, хотелось, чтобы эта картина надолго запечатлелась в его памяти. Этого требовало томившее его чувство.

На плечи Элизабет была наброшена мерцавшая в пламени свечей зеленая парчовая накидка, а из-под нее выглядывали кружева ночной сорочки. Накидка была отделана мехом, поскольку ночи в марте были все еще холодными и комнату не мог прогреть до конца даже пылавший камин.

А может, ей только казалось, что здесь было холодно? Что касается Джонни, то он чувствовал себя словно в огне.

«Чего он хочет?» — подумала Элизабет, не сводя зачарованного взора с могучей фигуры эрла, едва не достававшей до потолка. Казалось, что с его приходом помещение уменьшилось в размерах, превратившись в кукольный домик. Непомерная ширина его обтянутых клетчатой курткой плеч, мускулистое сложение — все говорило о том, какая жизненная сила таится в этом человеке. Бархатный воротник небесного цвета ярко контрастировал с темными насупленными бровями.

В голову Элизабет пришла мысль: каково это было бы — провести кончиками пальцев по линии его бровей? Как отреагировал бы он на прикосновение ее рук? В каком-то потайном уголке своей души Элизабет хотелось бы, чтобы он откликнулся на такие прикосновения. Какое-то необъяснимое, загадочное женское чувство заставляло и саму ее желать этих прикосновений.

Джонни был щедр, открыто предлагая женщинам все, что имел, и для него это было вполне естественным. Таким же естественным, подумалось Элизабет, как принимать то, что они давали ему взамен. Вот и ей он предложил неограниченную свободу… если не вспоминать о своеобразной форме «приглашения».

Однако она подавляла в себе это тайное желание и еще не оформившееся чувство, поскольку не хотела быть такой же, как Джанет Линдсей, которая была так удобна и доступна в любую из ночей. Элизабет не сомневалась в том, что Джонни Кэрр слишком легко забывает женщин, поэтому гордость держала ее в поводу.

Он был слишком прекрасен, обаятелен и опасно чувствен, чтобы она могла сделать первый шаг.

Он был здесь, и ей оставалась только намекнуть…

Но она этого не сделает.