Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 10



– Неужели? Ты еще веришь в эти сказки? – Вера, расхохотавшись, дала подруге прикурить, потом вдруг резко замолчала и впилась своими янтарными глазами в Катины ореховые. – Вот ответь мне, Катька, как на духу! Если бы моя Машка была алкоголичкой, ты позволила бы своему Андрюшечке с ней встречаться?

Катя, не отвечая, делала уже четвертую затяжку подряд. Руки ее дрожали еще больше. Вера вытащила из пальцев подруги сигарету, отправила ее в то же фиалковое блюдечко и таким тоном гаркнула: «Ну!!!», что Катя не выдержала и разрыдалась.

Вера встала с дивана, зябко кутаясь в плащ, хотя в квартире было тепло, подошла к окну и, не поворачиваясь к Кате, сказала, как отрезала:

– В общем, как хочешь это воспринимай, но Машке я не позволю встречаться с твоим сыном. Костьми лягу. Так и знай…

Она вытащила из пачки еще одну сигарету, прикурила от зажигалки, пачку бросила на колени подруге и вышла из комнаты. Когда хлопнула входная дверь, Катя пошла на кухню за спичками. Полы халата опять разошлись в стороны. Под халатом на женщине была короткая полупрозрачная сорочка, сквозь которую просвечивало здоровое, крепкое и красивое тело.

Катя чиркнула спичкой и закурила. Пальцы, держащие сигарету, были тонкими и длинными. Лицо – несчастным и злым одновременно. В своем распахнутом халате цвета какао и кремовой сорочке она очень эффектно смотрелась на фоне мрачного серого питерского неба за окном собственной квартиры.

Если бы кто-нибудь наблюдал за подругами, ни за что не смог бы сказать, которая из них лучше.

– Нет! К вам я не пойду, – повторил Андрей, нервно покусывая пухлые, красиво очерченные губы. – Последнее время тетя Вера все время злится. Я ее раздражаю.

– Не выдумывай! – Маша обняла молодого человека за шею и ласково заглянула в его ореховые, как у матери, глаза. – Мы же вместе выросли! Нас специально родили друг для друга! Это записано в Книге Судеб! Да-да! Не смейся! Именно с большой буквы: Книга Судеб! Мы вместе с рождения и до… самого конца…

– Маш! Неужели ты не видишь, что пара страниц из этой твоей книги судеб, где про нас, может, чего и написано, уже выдрана… И я думаю, не без помощи как раз тети Веры.

– Ты говоришь глупости, Андрюшка! Мама к тебе всегда хорошо относилась!

Молодой человек невесело усмехнулся и, чтобы не продолжать неприятную для него тему, привлек девушку к себе. Они целовались до тех пор, пока кто-то не потянул Андрея сзади за куртку.

– Слышь, Андрюха! – раздался тоненький детский голосок. – Тебя в беседке ждет Лысый. Сказал, чтобы ты поторопился: одна нога здесь, другая – там, а то ему ждать некогда.

– Что еще за лысый? – спросила Маша, выглянула из-за плеча Андрея и увидела за скамейкой, где они сидели, худенького парнишку с бледным голубоватым личиком.

– Он знает, – буркнул мальчишка, показав глазами на Андрея.

Тот наконец тоже обернулся к нему и сказал:

– Ладно. Доложи Лысому, что сейчас приду. Девушку только до дома провожу и приду.

Мальчишка шмыгнул носом, сунул ручонки в карманы грязных джинсов и бочком побежал к беседке в глубине двора.

– Андрей, кто такой этот лысый? Что ему от тебя надо? И вообще, какие у тебя дела с лысыми? – уже с беспокойством спросила Маша и запустила руку в густые и длинные, до плеч, волосы молодого человека.

Андрей тряхнул головой, встал со скамейки, за две руки поднял с нее девушку и, весело глядя ей в глаза, сказал:

– Лысый – это Вовка Лысаков, мой старый знакомый. Я ему пару чириков задолжал. Видишь? – и Андрей вытащил из кармана ветровки помятые десятки. – Слыхала же – долг платежом красен! Пойдем, я тебя провожу, а потом загашу должок!

Он обнял девушку за плечи и повел к подъезду ее дома. В тамбуре между дверями они еще немного поцеловались, потом Андрей шепнул Маше в ухо: «Люблю тебя, как псих!» – и вышел из подъезда во двор.

В беседке Андрея ждал не только Лысый, но и еще один толстый парень по кличке Кашалот.

– Ну что, принес? – спросил Андрея Лысый, который в пику своей кличке имел необыкновенно буйную рыжеватую растительность на голове.

– У меня пока лишь три пятьсот, – ответил тот.



– Когда будут остальные?

– Ну… не знаю… Копить надо. Я же не зарабатываю.

– А мог бы! – встрял Кашалот. – На рынке хачикам ящики потаскал бы – и все дела!

– Заткнись! – Андрей оттеснил в сторону Кашалота и обратился к Лысому: – Может, уступишь? В «Вольном стрелке» он стоит всего три тысячи сто, а я тебе три пятьсот предлагаю. А по Интернету, между прочим, можно заказать даже за две триста!

– Ну вот и иди в «Вольного стрелка», а на сдачу своей Машке еще и какую-нибудь помаду купишь, – презрительно процедил Лысый.

– Знаешь ведь, что мне не продадут!

– Пневматический «макаров» – не боевое оружие. Кому хочешь продадут. А можешь и через сеть заказать – я возражать не буду! Там такие кидалы – будьте нате! Денежки заплатишь – и тю-тю… Так что… в общем, сам понимаешь… – и Лысый сделал вид, что уходит из беседки. Кашалот тут же подобострастно повернул за ним.

Андрей встал у Вовы на пути, опять небрежно и на удивление легко отодвинул с пути мощного Кашалота и сказал:

– Хорошо. Через два дня у тебя будут все три восемьсот. По рукам?

Лысый смерил Андрея еще одним презрительным взглядом, пару раз качнулся с носков на пятки, сплюнул себе под ноги и, будто бы нехотя, согласился:

– Ну гляди! Это последний срок! – и решительной походкой делового человека вышел из беседки.

Кашалот, естественно, отправился вслед за ним, постаравшись скроить на своем толстом лице точно такое же выражение, как у Вовы Лысого.

– Андрюха, а зачем тебе пестик? – тоненько спросил тот мальчишка, что оторвал его от Маши и вызвал к Лысому.

– А по воробьям стрелять! – улыбнулся Андрей и небольно щелкнул его по носу.

– Ну… и куда ты меня привез? – спросила женщина, выбираясь из машины и не без опаски оглядываясь.

– В лав-отель, – ответил мужчина, запирая свой автомобиль.

– Неужели в те самые «нумера»? – изумилась она и, дурачась, тихонько пропела: – «…И девочек наших ведут в кабине-е-ет!»

Мужчина не ответил, вглядываясь в сверкающую красными звездами вывеску «Погости. ru». Дорожками бегущих огоньков, тоже красных, были очерчены узкие окна, глубоко утопленные в стены. С внутренней стороны стекла были занавешены темными шторами. Отсвет мигающих красных огоньков придавал им зловеще-кровавый цвет. Здание, одноэтажное и приземистое, амебой расползлось по мощенной узорчатой плиткой площадке и было единственным на всем пространстве, которое мог охватить глаз. Оно стояло почти на самой обочине шоссе и, похоже, раньше являло собой придорожную заезжаловку, где можно было перекусить и посетить места общего пользования. За зданием тонули во тьме какие-то регулярные посадки: то ли сады, то ли просто молодые деревца, недавно высаженные на радость глазам проезжающих по шоссе.

– А не слишком ли там красно? – спросила женщина, показывая на кровавые отсветы окон.

– Красный цвет – цвет любви, – ответил мужчина, притянул ее к себе и чересчур крепко поцеловал.

Женщине показалось, что он хорохорится, стараясь соответствовать краснозвездной вывеске «Погости. ru» и кровавым окнам. Она подумала, что было бы лучше сесть обратно в машину и уехать. Если бы машина была ее, она так и сделала бы.

– Ну! Пошли! – преувеличенно бодро воскликнул мужчина, обнял свою даму за талию и повел ко входу в отель.

Женщина пропустила момент, когда еще можно было сделать шаг назад, и ей пришлось послушно идти бок о бок со своим спутником. Пройдя маленький предбанник, они почти сразу наткнулись на стойку-ресепшн со стеллажом, на котором, как в платном общественном туалете, были выставлены напоказ пачки женских прокладок, презервативов, гигиенических салфеток, упаковки мыла, зубные щетки и паста. На верхних полках, уже в отличие от туалетов, расположились баночное пиво, плитки шоколада, чипсы, сухарики, дешевое вино и пакетики разового кофе. Среди этого «великолепия» торжественно высилась единственная в своем роде бутылка армянского коньяка. Ее содержимое имело анемичный цвет спитого чая, не без остроумия именуемый петербуржцами «Белые ночи».