Страница 48 из 60
Кристина почувствовала, как расплавленный жар хлынул в живот и ниже, в самое лоно, при виде этого напряженного копья, набухавшего на глазах. Осторожно протянув руку, она коснулась бархатистой плоти, провела по пульсирующим венам, чуть сжала распухшую красную головку.
— Тебе не больно? — прошептала она, наклоняясь, чтобы поцеловать предмет своего восторга.
Макс с тихим горловым стоном зарылся руками в ее волосы, на секунду придержал голову и вынудил ее обхватить губами свой чудовищный орган.
— Не больше, чем тебе, — тихо ответил он.
Кристина, открыв рот шире, приняла его, так что самый кончик уперся в ее горло. Ей было нечем дышать, он заполнил ее до отказа, но она зазывно шевельнула бедрами, сотрясаемая приливом желания. И тихо застонала, алчная, ненасытная, истекая любовным зельем, мокрая от настойчивой потребности, и каждое движение только усиливало лихорадку вожделения. Она хотела секса, секса и еще секса.
Высоко поднятая попка, медленно вращающиеся бедра, розовые груди, свисавшие аппетитными спелыми плодами, жадность, с которой она высасывала его, — все эти доказательства ее желания не ускользнули от Макса. Сам он, многоопытный, сохранял самообладание и поэтому неторопливо ласкал сочные пухлые холмики, легонько тянул за соски; пальцы попеременно становились нежными и грубыми.
— Какая горячая киска, — пробормотал он. — Тебе в самом деле нравится сосать мой петушок? — Макс взвесил на ладони тяжелые полушария грудей. — И все это мое…
Он сомкнул пальцы, и ударные волны наслаждения докатились до ее раскаленной сердцевины. Кристина что-то забормотала как в бреду.
— Хочешь этого? — прошептал, он, скользя пальцами по ее спине, ягодицам, проникая в скользкое тепло ее расщелины. — Может, стоит отпустить мой петушок на свободу и дать ему улечься в гнездышко?
После бесчисленных оргазмов и рискованных любовных игр она была равнодушна ко всему, кроме похоти, тугой пружиной свернувшейся в ее животе, и, отдавшись на волю безумных ощущений, никак не хотела отпускать его, пустив в ход зубы и губы. Максу с трудом удалось сунуть ей пальцы в рот и оттянуть голову.
— Я лучше знаю, дорогая, — твердо заявил он, сжимая ее лицо ладонями. — Ты еще не испробовала новую игрушку. А мой петушок невероятно затвердел и никак не хочет уняться. Посмотри, дорогая, это все потому, что ты так азартно его сосала.
Кристина взглянула, вздрогнула и, сжав кулаки, молча опустилась на колени перед ним. Боже, она сейчас умрет, если он снова ее не наполнит!
— Ты же не хочешь, чтобы все это пропало даром, когда твоя дырочка непрерывно сочится влагой?
— Но мне так нравилось сосать тебя…
Едва слышный лихорадочный шепот.
— Потом, дорогая, сможешь сосать меня хоть всю ночь.
Кристину затрясло.
— Как ты можешь быть так спокоен?!
— Больше опыта, — пояснил он, хотя его голод был не меньше, а может, и больше.
— Мне следовало бы отказаться.
— А ты не можешь.
— А ты можешь?
— Если бы хотел. Но я не хочу. Ну же, иди ко мне. Он и сам не знал, почему на некоем необъяснимом, чисто мужском уровне подсознания так стремился укротить это искушающее, бесстыдное самозабвение.
— А я должна подчиниться.
— Именно должна.
Он сел, прислонившись спиной к подушкам.
Она скорее перестанет дышать, чем сумеет противиться этому властному призыву. И поэтому качнулась к нему. Как он и ожидал.
Кристина взяла руку, предложенную Максом, и уселась на него верхом, закрыв от удовольствия глаза.
Ему не стоило говорить это: дважды он сдержался. Но на третий раз не вышло.
— Скажи, что не можешь жить без него.
Сидя верхом на возлюбленном, с полузакрытыми, мерцающими, как у нализавшейся сливок кошки, глазами, Кристина чуть улыбнулась, внезапно поняв, как велика ее сила.
— Не могу жить. Не могу жить без него, нигде и никогда, — промурлыкала она. — Когда бы ты меня ни захотел…
— Тогда здесь и сейчас, — прорычал он, сжимая ее бедра и поднимая над собой.
Теплый нефрит уперся в пульсирующие складки лона, когда Макс с силой насадил ее на свою плоть. Резной узор кольца чуть царапнул клитор.
Кристина вскрикнула.
Он снова сделал бедрами выпад снизу вверх, она вскрикнула во второй раз: высоким, пронзительным, сдавленным воплем, вызвавшим улыбку на губах Макса.
— Как тебе нравится это? — запоздало пробормотал он, держа ее так, что кольцо щекотало возбужденную плоть, посылая сквозь нее волну за волной горячечного желания. Утонченная пытка продолжалась и продолжалась, прерываясь лишь цепью исступленных, безумных, головокружительных оргазмов.
— Скажи, как сильно хочешь этого, — свирепо прошептал он, стремясь восстановить равновесие сил, вонзаясь в нее снова и снова.
Она не могла говорить… дышать… бессильная против этого беззастенчивого обладания, сотрясаемая все новыми конвульсиями, пока наконец не простонала:
— Не могу больше.
— Еще чуть-чуть, — настаивал он, исторгая в нее фонтан раскаленного семени.
Но Кристина не слышала. Она потеряла сознание.
И пришла в себя уже в его объятиях. Он успел снять кольцо и сейчас наблюдал, как слегка трепещут ее ресницы. Когда же ее глаза открылись, он покаянно прошептал:
— Прости…
Странно, ведь до Кристины ему в голову не приходило извиняться перед кем бы то ни было. Наверное, потому, что он никогда не заботился ни о чьих чувствах, кроме своих.
— Придумай для меня самую жестокую месть. Делай со мной что хочешь…
— Это в десять раз лучше, — прошептала она со слабой улыбкой. — Но ты все равно заплатишь мне.
— Все, что угодно, — повторил он, вне себя от тревоги за нее.
Но глаза Кристины весело заискрились.
— И сказал, что я могу сосать его всю ночь… потом…
Макс поднял брови:
— Вряд ли это можно считать наказанием…
— Зато я добьюсь своего.
— Вернее, мы оба добьемся.
Кристина погладила его по щеке:
— Скоро, дорогой. Ложись.
Он послушался, хотя не без легкого колебания, явно говорившего о его нежелании подчиняться приказу. Кристина это заметила.
— Ты не слишком покорен по натуре, не так ли? — жизнерадостно заметила она.
Макс закинул руки за голову, чуть повел плечом и, забыв о том, что еще минуту назад был готов на все, долго обдумывал ответ.
— Я, разумеется, попытаюсь, —дипломатично объявил он наконец.
— Не так уж это будет невыносимо, — заверила она, очевидно, наслаждаясь моментом.
— Уверен, что так и есть, — пробормотал он.
— Но? Я отчетливо чувствую «но».
— Ты чертовски назойлива, — ухмыльнулся он, — в самом приятном смысле, разумеется.
— А ты чертовски своеволен и упрям, хотя твои невероятные сексуальные таланты возмещают постоянное стремление командовать. И твое великолепное достоинство, постоянно находящееся в неудержимой, нескрываемой готовности, более чем возмещает твой деспотический темперамент. — Она осторожно взвесила на руке его тяжелую мошонку. — Интересно, у тебя еще что-то здесь осталось?
— Скоро узнаешь.
— Мне это… проглотить?
И без того внушительный отросток прямо на глазах стал удлиняться.
— Похоже… тебе это нравится, — пробормотала она, гладя морщинистый мешочек и слегка сжимая перекатывавшиеся внутри тугие шарики.
Макс с тихим стоном выгнул спину.
— Ты обещал быть хорошим, — прошептала она, продолжая перебирать бархатистые складки кожи. — Чтобы я могла играть с тобой сколько захочу.
На этот раз горловой стон был слышен яснее: его пенис послушно дернулся.
— Может, не так уж долго, — возразил он, глядя на него полузакрытыми жаркими глазами.
— Ты обещал, — кокетливо повторила она.
— Должно быть, я лгал, — выдавил он.
— Наверное, мне стоит поспешить.
Но он позволил ей делать все, напряженный, со стиснутыми кулаками, умиравший от желания вонзиться в нее с бессмысленным отчаянием, никогда ранее не испытываемым.
И Макс решил, наблюдая, как поднимается и опускается ее голова, борясь с нарастающей похотью, что все эти странные чувства вызваны их долгой разлукой и неопределенностью будущего. И он пытался, в самом деле пытался предоставить ей свободу действий.