Маскарад

– Да, я всегда оставлял его там для тебя. Ты часто заходила сюда после работы. – Коул нервно покусывал губы. – Ты даже не представляешь себе, как я мечтал, чтобы ты опять пришла ко мне… вот так…

Она почувствовала: ему очень больно произносить эти слова.

– Что произошло между нами, Коул? – Реми шагнула к нему, но не подошла вплотную. Почему-то ей хотелось, чтобы между ними осталось хоть небольшое пространство. – Ведь… нас с тобой объединяла не только постель, правда?

– Да, – отрывисто бросил Коул, словно боясь сказать лишнее.

– Расскажи мне про наши отношения, Коул, – попросила Реми. – Я должна вспомнить подробности. Мы много времени проводили у тебя в квартире? А куда ходили? Что делали?

Коул отвернулся от Реми и, вынув ключ, закрыл входную дверь.

– Порой мы готовили что-нибудь вкусное дома. – Коул небрежно бросил пиджак на кожаный диван и снял галстук. – А порой наведывались в ресторан.

– В какой? У нас были любимые рестораны?

Реми не удивилась, услышав, что все их вечерние развлечения, как правило, сводились к походу в ресторан. Новый Орлеан славится отменной кухней, и для большинства местных жителей еда – это священнодействие, а не преамбула к какому-нибудь более интересному занятию.

– Мы любили ходить в «Мистер Би», «Сбайзу», «Лиглс»…

– Да-да, особенно тебе нравилось в «Лиглсе», – припомнила Реми темно-коралловые стены первоклассного ресторанчика, стилизованного под старинную европейскую таверну. – Ты уверял, что обожаешь коктейль из лангустов, но, по-моему, приходил туда любоваться на репродукции старинных гравюр.

Глаза Коула потеплели.

– На самом деле мне нравится и то, и другое.

– А куда мы еще ходили?

– Мы часто ужинали в центре: либо в «Гарден-Рум», либо в «Бристенсе». А если нам хотелось чего-нибудь попроще, например, фасоли с рисом, мы отправлялись в «Мамин ресторан» на улице Пойдрас. И, конечно, несколько раз в месяц наведывались в «Галатур».

– Где обедали первый раз, да? – улыбнулась Реми.

Коул кивнул и продолжил:

– Еще мы с тобой ходили на концерты. Между прочим, стоило тебе один раз услышать Кида Шейка, как ты стала фанатичной поклонницей джаза.

Реми вспомнила Персервейшн-Холл, старое, обшарпанное здание, из открытых дверей которого почти каждый вечер доносились дерзкие звуки трубы. И тут же перед ее мысленным взором предстало лицо Коула, захваченного этой музыкой, не замечающего ничего вокруг. Но, когда она попыталась вспомнить что-то еще, образы моментально потускнели.

Расстроенная тем, что в ее памяти оживают только мимолетные, разрозненные впечатления, Реми забросала Коула новыми вопросами:

– А как мы проводили выходные? Неужели сидели дома? Наверное, у нас все-таки были какие-нибудь другие развлечения?

– Ты обычно таскала меня на блошиный рынок – все надеялась обнаружить среди хлама бесценное сокровище. А если узнавала, что где-то на окраине устраивают аукцион, непременно тащила меня туда. Особенно, когда в списке лотов значился фарфор.

– И часто я что-нибудь покупала?

– Нет. Только однажды ты приобрела по дешевке, всего за пятнадцать долларов, мейсенскую вазу. Но потом тебе стало стыдно, и ты пожертвовала ее на благотворительные цели. Обычно я в таких местах был покупателем, а ты ходила просто чтобы развлечься.

– Помню! Ты купил пластмассовую лошадку, – воскликнула Реми. – Такие раньше давали на карнавалах в качестве призов. Ты мне еще рассказал, что, когда был маленьким, отец взял тебя на карнавал и выиграл в тире игрушечную лошадку. Поэтому тебе и захотелось купить ее подобие, да?

Коул молча кивнул.

Почувствовав, что она вот-вот вспомнит что-то еще, Реми не дала ему вставить ни слова.

– Но, по-моему, мы по выходным не только торчали на аукционах.

– Да. В плохую погоду мы брали в видеотеке пленки и смотрели дома кино.

Реми радостно улыбнулась и сделала шаг навстречу Коулу.

В памяти всплыла еще одна сцена…

Стоял ноябрь. В субботу с утра зарядил дождь. Он барабанил по стеклу, предупреждая, что на улицу соваться не следует. Они с Коулом сидели в обнимку у телевизора, положив ноги на журнальный столик, пили пиво и закусывали воздушной кукурузой.

Потом Коул встал поменять видеокассету и шутливо шлепнул ее по попке. Она не осталась в долгу и, приняв боксерскую стойку, мгновенно вошла в роль уличной шпаны.

– Ты чего лезешь? Я тебя трогала, да? – Реми сделала пару выпадов, но Коул ловко заслонился от них рукой.

– Никудышный из тебя боксер, – усмехнулся он.

– Никудышный? Да я… я могла бы стать чемпионом! – воскликнула Реми и деловито поинтересовалась: – Слушай, а почему боксеры на ринге всегда утирают нос? У них что, хронический насморк?

– А ты как думаешь? Это же у них чуть ли не самое уязвимое место, – откликнулся Коул и щелкнул Реми по кончику носа.

А когда она возмущенно замахнулась, сгреб ее в охапку.

– Иди сюда, глупышка.

Реми притворно сопротивлялась.

– Это нечестно! Входить в клинч не разрешается!

– Отчего же? Это наилучший способ почувствовать противника, – возразил Коул и неожиданно защекотал ее под мышками.

– Ой-ой-ой! Не надо! – Задыхаясь от хохота, Реми упала на ковер.

Коул рухнул рядом с ней, и они покатились по полу. Реми извивалась, брыкалась, визжала, но быстро запросила пощады:

– Все! Все! Я сдаюсь!

Коул сжалился и отпустил ее. Она, еле переводя дух, растянулась на полу. А когда немного пришла в себя, прошептала:

– Я так счастлива! А ты, Коул?

Его глаза вмиг посерьезнели.

– Да… Стоит тебе зайти в комнату, Реми, у меня на сердце становится светло. – Он запнулся, подбирая нужные слова. – Ты… ты для меня отрада.

– А ты для меня. – Она была благодарна ему за то, как удивительно точно он выразил ее чувства. – Скажи, Коул… Кто была та женщина, которая тебя так обидела? Ты ведь боишься, что я окажусь на нее похожа?

Коул вздрогнул и отшатнулся. Почувствовав, что он пытается отгородиться от нее, Реми обняла Коула за шею и почти насильно притянула к себе.

– Ты любил ее?

– Мне было девятнадцать, – пожал плечами Коул. – Много ли я тогда понимал в любви!

За напускной небрежностью скрывалась смертельная обида.

– Расскажи мне о ней, – тихо попросила Реми.

– Да нечего рассказывать. – Коул все-таки отодвинулся и сел, повернувшись к ней спиной.

Реми тоже села, но предпочла не надоедать ему сейчас своими объятиями.

– Как вы встретились?

Коул долго молчал. Она даже решила, что ничего из него не выудит, но потом Коул хрипло произнес:

– Она любила бокс… Мордобой, вид крови и потных парней приводили ее в восторг. Ее вообще возбуждало все первобытное, примитивное. Она увидела меня на ринге и… после матча уже стояла у служебного входа. Это была женщина из высших слоев… я с такими раньше не сталкивался. Меня ослепило ее великолепие.

– И вы начали встречаться, – негромко подсказала Реми.

– Изредка. Я учился в колледже, и мне приходилось работать, чтобы платить за обучение. Да еще бокс отнимал немало времени. Обычно она приходила ко мне на тренировки, а потом мы пили пиво. Вернее, я пил пиво, а она предпочитала вино. Ее не отвращало то, что у меня нет денег на дорогие рестораны типа «У Антуана». Главное, чтобы мы были вместе. По крайней мере, мне тогда так казалось.

– Ну а потом?

– Потом я совершил ошибку – неожиданно заявился к ней домой. Соскучился, дурак, решил навестить. Видела бы ты ее лицо! Она была так шокирована и возмущена! «Как ты смеешь? Ты поставил меня в неловкое положение!» Я покраснел, ушел и больше не возвращался. – Коул запрокинул голову и уставился в потолок. – Удивительно, но больше всего меня мучило, зачем я рассказал ей об отце. Дело в том, что я ни с кем никогда об этом не говорил. Я…

Он умолк и опустил голову.

– Твой отец… – осторожно произнесла Реми – Он умер, когда тебе было восемь лет, да?

– Да. – Коул опять надолго умолк, а затем посмотрел на нее с каким-то новым, ожесточенным выражением. – Наша машина столкнулась в лоб с машиной бывшего сенатора, вашего соседа по кварталу. Он был пьян.