Страница 29 из 31
3. Е. Гердту – 75
(Октябрь-91)
Чтобы вести разговор о Гердте, надо найти адекватный масштаб.
Иоганн Гете сказал: «Самое ужасное – это наличие воображения при отсутствии вкуса».
Видимо, Гете давал перспективную формулу развитого социализма. И Гердт тут ни при чем. С Гердтом главное – подобрать масштаб.
Антон Павлович Чехов сказал: «Лев Николаевич, такое чувство, что вы сами когда-то были лошадью». Он имел в виду рассказ про Холстомера, который написал Толстой, о чем в этой демократической аудитории не все могут знать.
Я в этом смысле чувствовал себя практически Чеховым, когда в юные годы смотрел фильм про нелегкую жизнь тюленей или пингвинов, где в конце шли титры: «Текст читает Зиновий Гердт».
Это была величайшая ложь. Ибо Гердт, как и Толстой, не писал и не читал текст. Гердт лично сам был мудрым, много пережившим тюленем и видавшим виды пингвином. И остальные пингвины и тюлени полностью ему доверяли и считали своим.
Гердта считают своим вообще все, у кого есть вкус. Поэтому даже странно, что здесь сегодня так много народа.
Однажды в моей любимой Одессе мне довелось идти рядом с Зиновием Ефимовичем Гердтом по улице. Двое одесситов увидели его.
Первый сказал:
– Ты смотри! Гердт приехал! Второй удивился:
– А он что, уезжал?
Они там тоже считают его своим, но это уже вопрос не их вкуса, а воображения.
Вообще, присутствие Гердта – знак качества любой тусовки.
» – Ты вчера был? – Был. – Ну как? – Нормально. Зяма был...»
Действительно, если он был – нормально. Это для нас нормально, мы привыкли, мы считаем нормой, что между нами живет, трудится, тусуется и составляет часть этого пейзажа Зиновий Ефимович Гердт. Это же нормально, что вот он! Вот же он стоит, скрестив руки на груди, вот он идет, элегантный, как флейта, прихрамывая, как Байрон, хотя лучше знает поэзию.
Гердт обладает всеми признаками истинного глубокого художника. Он пьющ, курящ и любящ женщин. И что особенно важно для истинного художника, они его тоже пьющ и курящ...
Но главное – и серьезно – не в этом. Главное качество Гердта: он гений интонации.
И не надо путать это с тембром. Тембр – свойство голоса. Интонация суть личности. Именно интонация сообщает Гердту изящество выше кошачьего и убедительность, равную формуле «Товар – деньги – товар».
Это гений интонации. Поэтому если Зиновий Ефимович Гердт предлагает вам идти к вашей матери, то у вас нет никаких колебаний. Вы чувствуете: надо идти.
Абсолютная интонация означает абсолютный слух. Поэтому при нем всегда неудобно рассказывать. Во-первых, он это знает. Во-вторых, рассказал бы лучше, но у него хватает мудрости не говорить ерунды.
Поэтому я не стану говорить о его ролях, о кино, театре, об этом великом концерте... Все это соратники по искусству еще могут пережить. Чего не могут простить соратники, это когда кто-то рядом становится при жизни эпосом.
«Однажды Светлов...», «Однажды Олеша...», «Как-то раз Раневская...» Так вот, существует уже новый эпос – Гердтиана. «Однажды Зяма...» Ну, конечно, конечно, Зиновий Ефимович. Но в эпосе вы, Зиновий Ефимович, «Зяма».
Одна баллада из этого эпоса. Ее, возможно, все знают, но не могу отказать себе в удовольствии.
Так вот, однажды Зяма выпил в гостях. То есть выпил не однажды, но однажды он выпил и возвращался домой на машине. С женой. Так гласит легенда, что с женой он возвращался на машине якобы домой. Причем машина была японская с правым рулем. Это сейчас их полно, а тогда это была чуть не первая в Москве с правым рулем, их толком еще и гаишники не видали.
И вот как раз их почему-то останавливает гаишник. Видимо, ему понравилась траектория движения машины. Останавливает и столбенеет, потому что за рулем сидит Зяма, но руля нет!
И Зяма, видя это дикое изумление, со своей вкуснейшей коньячной интонацией говорит:
– Да это херня. Когда я выпью, я всегда отдаю руль жене...
Если бы это сказал кто-нибудь другой, он бы вошел не в эпос, а в другое место.
Это и есть – гений интонации. Вообще, если вдуматься, интонация – это именно сочетание воображения и вкуса, и если вы присмотритесь внимательно, вы поймете, в чем уникальность Гердта. Он сочетает несочетаемое. Потому что Гердт – интеллигентный жизнелюб.
Последним, кто сочетал эти два качества в нашей стране, был Хрущев. А поэзию, повторяю, Гердт знает даже лучше.
Любимые стихи Гердта подтверждают всё, мною сказанное. Они начинаются строчкой: «Я на мир взираю из-под столика...» Это выдает подлинный вкус и искреннее чувство.
Зиновий Ефимович! Зямочка Ефимович Гердт! Ваш юбилей – не причина собраться здесь. В лучшем случае – повод. А причина – вы замечательный. Мы вас... Впрочем, не буду мыкать. Я – лично я – вас люблю. Жена – и моя и ваша – вас любит. Будьте поэтому здоровы, чаще зовите в гости. Чтоб можно было сказать людям: «Однажды Зяма звонит мне и говорит...»
И неважно – что. Главное – интонация. Сейчас лучше пойду и вас поцелую!
Играючи-играючи
Открыли, что Вселенная расширяется, и тут же – на банкет.
Чтоб скрыть главное: Вселенная расширяется, но мир сжимается.
Из глобуса вышел воздух. Шарик съежился и опал. Понятие «за горизонтом» стало означать «на том свете». На этом горизонт прекратился. Сольце больше не всходит и не заходит – просто челночит между твоей кухней и спальней соседки.
Космонавты возбуждены.
– Земля, Земля! Земля-то уже совсем маленькая!
– Шутки на орбите! – орет Земля. – Сокол-два! У тебя сбор слюны по программе!..
– Да не шутки, – бормочет Сокол, – а маленькая... Вон Париж, а вон рядом Сызрань. Прямо сливаются. Париж даже побольше...
Верить не хотели... В Сызрани-то мы бывали, и от мысли, что Париж с ней может слиться... Но потом сами во все места съездили и поняли – Сокол прав. Мир сжимается. Сперва исчезли расстояния, теперь пропадают различия.
Пропал смысл пересекать границу. Включил компьютер в Балашихе, вошел в Интернет, вышел в Уругвае – один к одному. Там грипп и тут грипп. Там от тебя жена ушла, и тут – от тебя же... Местные языки и диалекты слиплись в один глобальный – Ю хэв мани, ай вонт ю.
Расизм теряет почву – и белые и черные одинаково отстираны новым отбеливателем «Эйс». Остались мелкие нестыковки по климату. Там уже сезон дождей – тут все еще сезон грязи. Но уже и там и тут – панасоник, фанта и мулинекс – надо жить играючи...
... Он и так был на грани, но добила его эта овца. Они ее клонировали, несчастное животное. Ночью он метался и орал – ему снился Арбат, забитый баранами – с одинаковыми пятнами на лбу...
Проснулся в поту. Накинул трусы и – на вокзал, на электричку... И напрямик – через леса, поля, болота, мимо геологов, егерей, браконьеров... Пограничная собака потеряла след. Подняли вертолеты. Чтоб не засекли, сломал рацию, выкинул компас, по звездам вышел точно к океану – не к тому, неважно! – переплыл, питаясь планктоном, и снова – по тундре, через ущелья, по кишащей автогонщиками пустыне... Вошел в саванну, вырвал из пасти льва попугая, научил кричать «Козлы!», выпустил и – по хребту, по водопаду, в самые дикие, жуткие, где не ступала нога...
И там, в этих джунглях, нашел!
Они вышли из папоротников. Не знающие пороха и табака, с луками и копьями, все голые, хотя уже знавшие стыд – женщины прикрывали листьями уши.
Вот же оно, Господи, хотел он заплакать.
Спасибо, Господи, хотел он заплакать.
Нетронутое, первозданное, заплакал он.
Ты сохранил!..
И тут к нему вышел вождь с кольцом в носу и в знак дружбы вручил священную реликвию племени – прокладку «Олвэйз плюс».
Он забился, завыл, стал тыкать в себя отравленной стрелой, но вождь снял с кольца в носу мобильный и вызвал службу спасения 911. И те примчались, смазали йодом, дали снотворное и вернули в большой мир. Который, пока он спал, съежился до размеров его комнаты, и все, что есть в мире, уместилось в ней – панасоник, фанта и мулинекс – надо жить играючи.